Капут - Курцио Малапарте

– Они упрямы. Но я выполню свой долг, несмотря ни на что. Я запрошу по телеграфу указаний из Мадрида, и все будет сделано согласно их распоряжениям.

На следующий день де Фокса уехал в Хельсинки. Уже в поезде он сказал мне:

– Занимайся своими делами, понял? Это из-за тебя я впутался в эту историю. Уразумел?

– Adios.

– Adios.

Через несколько дней один из пленных заболел. Врач сказал, что у него воспаление легких, и очень серьезное.

Генерал Эдквист сказал мне:

– Нужно сообщить де Фокса.

Я послал де Фокса телеграмму: «Пленный очень серьезно заболел приезжай скорее с медикаментами шоколадом сигаретами».

Через два дня де Фокса приехал поездом. Он был в бешенстве.

– Чего ты вмешиваешься? – закричал он, едва увидев меня. – Разве я виноват, что бедняга заболел? Что я могу сделать? Я один в Хельсинки, ты знаешь, у меня нет ни атташе, ни сотрудников – никого, я все должен делать сам. А ты заставляешь меня в собачий холод тащиться через всю Финляндию сюда. Чего ты суешься в это дело?

– Послушай, человек заболел, он умирает, поэтому нужно, чтобы ты был здесь. Все-таки ты представляешь Испанию.

– Хорошо, хорошо, пойдем проведаем его.

Он привез с собой несметное количество лекарств, продуктов, сигарет, теплой одежды. В подобных ситуациях он проявляет королевскую щедрость, мой добрый Августин.

Больной узнал его и даже улыбнулся. Его товарищи тоже были с ним, молчаливые и недружелюбные. Они смотрели на де Фокса полным ненависти и презрения взглядом.

Де Фокса пробыл два дня и уехал в Хельсинки. Перед посадкой в вагон он сказал мне:

– Зачем ты суешься в дела, которые тебя не касаются? Когда ты наконец оставишь меня в покое? Ты все же не испанец. Оставь меня в покое, понял?

– Adios, Августин.

– Adios, Малапарте.

Через три дня больной умер. Генерал мне сказал:

– Я полагаю, его нужно просто похоронить, но я думаю, что будет лучше известить де Фокса. Этот человек – испанец. Что вы думаете на этот счет?

– Да, я думаю, нужно известить де Фокса. Это будет гуманно.

Я отправил де Фокса телеграмму: «Больной умер приезжай скорее на похороны».

Через два дня приехал взбешенный де Фокса.

– Когда ты прекратишь надоедать мне? Чего ты вмешиваешься? Ты хочешь довести меня до помешательства? Конечно, если ты говоришь мне, что этот тип умер, что его нужно похоронить, долг велит мне присутствовать при этом, и я не могу не приехать. Если бы ты не телеграфировал, мне не пришлось бы тащиться сюда, парня все равно не воскресить.

– Да, но ведь ты – это Испания, Августин. Нельзя похоронить его как собаку в лесу, вдали от родной земли, от Испании. По крайней мере, когда ты здесь, все иначе, ты понимаешь? Это как если бы вся Испания была здесь.

– Да, конечно, я понимаю, – сказал де Фокса, – поэтому я и приехал. Но все же, чего ты вмешиваешься в эти дела? Ты же не испанец, vàlgame Dios!

– Нужно похоронить его по-человечески, Августин. Поэтому я и известил тебя.

– Да, я знаю. Хорошо, хорошо, давай не будем больше об этом. Где покойник?

И мы пошли в барак к бедному новопреставленному, возле которого были его товарищи. Испанские пленные мрачно, почти с угрозой смотрели на де Фокса.

– Мы похороним его, – сказал де Фокса, – по католическому обряду. Испанцы все католики. Я хочу, чтобы его похоронили как доброго католика.

– Мы не позволим, – сказал один из пленных. – Наш товарищ атеист, как и мы все. Это нужно уважать. Мы не дадим хоронить его по католическому обряду.

– Я представляю здесь Испанию, покойник – испанец, гражданин Испании, мы похороним его по католическому обряду. Вы понимаете меня?

– Нет, мы совсем вас не понимаем.

– Я – посол Испании и выполняю свой долг. Если вы не понимаете, это меня не касается.

И де Фокса удалился.

– Дорогой Августин, – сказал я ему, – генерал Эдквист – джентльмен. В его намерения не входит, чтобы ты нарушил волю покойного. Финны – свободные люди, они этого не поймут. Нужно найти компромисс.

– Да, но я посол правительства Франко и категорически не могу позволить похоронить испанца без католического обряда. И почему вы не могли похоронить его без меня? Ты это знаешь, ты знаешь, что делаешь. Ох, эта твоя мания вмешиваться не в свои дела…

– Хорошо, хорошо, я больше не буду тебя тревожить и не буду вмешиваться.

Мы пошли к генералу Эдквисту.

– Очевидно, – сказал генерал, – что, если покойный – коммунист и атеист, как утверждают его товарищи и чему я верю, его нельзя хоронить по католическому обряду. Я понимаю, вы посол Испании, и вы не можете…

Я предложил послать за итальянским священником, единственным католическим священнослужителем в Хельсинки (в Хельсинки имелся еще и католический епископ, голландец, но посылать за епископом было бы слишком). Отправили телеграмму католическому священнику. Через два дня священник приехал. Он понял ситуацию и все устроил в лучшем виде. Он был из северной Ломбардии, горец, очень простой, очень маленький и чистенький священник.

Похороны состоялись на следующий день. Гроб несли четыре товарища покойного. Знамя франкистской Испании положили на дно могилы, вырытой в замерзшей земле с помощью динамита. Отделение финских солдат выстроилось на краю могилы на скромном военном кладбище посреди маленькой поляны в лесу. Снег мягко сыпал в слабом отблеске дня. За гробом следовали посол де Фокса, генерал Эдквист, я, военнопленные и несколько финских солдат. Священник в епитрахили и с псалтырем в руках держался шагах в пятидесяти от могилы. Из его уст не доносилось ни звука, он произносил заупокойные молитвы, но в сторону, дабы не нарушать волю покойного. Когда гроб был опущен в землю, отделение финских стрелков, состоящее из протестантов, разрядило винтовки в воздух. Генерал Эдквист, финские солдаты, офицеры и я сделали под козырек. Посол де Фокса отсалютовал по-фашистски, выбросив руку вперед. Товарищи покойного подняли сжатую в кулак руку. На следующий день де Фокса уехал. Перед посадкой в вагон он отвел меня в сторону и сказал:

– Я благодарен тебе за все, что ты сделал. Ты добрый человек. Извини, если я тебя немного отругал, но ты понимаешь… Ты все время вмешиваешься в дела, которые тебя не касаются!

Прошло несколько дней. Красные военнопленные ждали ответа из Мадрида, ответ задерживался. Генерал Эдквист слегка нервничал.

– Поймите, – говорил он мне, – не могу же я вечно стеречь этих пленных. Нужно что-то решать. Или их отзовут в Испанию, или их нужно отправить в лагерь. Положение шаткое. Лучше держать их здесь, но не могу же я сторожить их целую вечность.

– Наберитесь еще немного терпения, ответ, без сомнения, скоро придет.

Вскоре пришел ответ: «Военнопленные, объявившие себя испанцами, будут признаны испанскими гражданами, если признают режим Франко и пожелают вернуться в Испанию».

– Пойдите и объясните им их положение, – сказал мне генерал Эдквист.

Я пошел к пленным и все им рассказал.

– Мы не признаём режима Франко и не хотим возвращаться в Испанию, – ответили пленные.

– Я уважаю то, что вы не меняете своего решения, – сказал я, – но должен заметить, что ваше положение очень шаткое. Если вы признаете, что сражались против финнов как красные испанцы, вас расстреляют. На войне действуют военные законы. Сделайте так, чтобы я мог вам помочь. Одумайтесь, прошу вас. Ведь, в сущности, вы – испанцы. Все красные испанцы в Испании уже давно признали режим Франко. Красные проиграли, их верность своему делу не мешает им признать, что Франко победил. Делайте и вы, как красные в Испании. Признайте ваше поражение.

– Красных в Испании больше нет. Их всех расстреляли.

– Кто вам сказал?

– Прочитали в советских газетах. Мы никогда не признаем режим Франко. Пусть лучше нас расстреляют финны, чем Франко.

– Знаете, вы мне надоели, мне надоела красная Испания, франкистская Испания, Россия. Но я не могу вас оставить, и я вас не оставлю. Я сделаю все, чтобы вам помочь. Если вы не хотите признавать режим Франко и возвращаться в Испанию, ладно, я сам подпишу заявление за вас. Возьму на себя подлог, но спасу вам жизнь. Вы поняли?

– А мы будем протестовать, мы заявим, что вы подделали наши подписи. Оставьте нас в покое, пожалуйста. И занимайтесь своими делами. Вы ведь не испанец? Нет. Тогда чего вы вмешиваетесь?

– Я не испанец, но я человек и гражданин и не оставлю вас. Повторяю, позвольте мне помочь вам. Вы вернетесь в Испанию и будете жить, как и все красные, признавшие свое поражение. Вы молоды, и я не дам вам погибнуть.

– Оставьте нас в покое.

Я расстроился. Генерал Эдквист сказал мне:

– Надо известить об этом господина посла, послать ему телеграмму, чтобы он сам приехал уладить этот вопрос.

Я послал де Фокса телеграмму: «Пленные отказываются приезжай скорее убедить их».

Через два дня приехал де Фокса. Дул сильный северный ветер, де Фокса заледенел как сосулька. Едва увидев меня, он закричал: