Эта гиблая жизнь - Коллектив Авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Почему?» Он сказал: «Астроном, это моя девочка!» Тогда я ответил ему, что она не его девочка. Тогда он стал нервничать и сказал: «Астроном, не подходи к ней больше, я хочу на ней жениться!» А я ему ответил, что он никогда не женится на ней.
Тогда Астемир стал злиться и сказал, что я больше никогда к ней не подойду, а я ему ответил: «Пошел ты...! Ну, сами понимаете...» Тогда он ударил меня и стал кричать, что что-то там сделает со мной, если я еще раз к ней подойду, а я снова послал его, и он снова ударил меня и стал бить еще, но друзья растащили нас, а он рвался ко мне и материл меня, но я сказал, что он уже проиграл, и ушел домой пешком.
Ну и короче, все в городе узнали про этот случай, и многие стали говорить – вот мало того, что Астроном опустился до котельщика, так теперь его еще побил какой-то там пацан, и все ждали, что из этого выйдет, а я ждал, пока откроется правый глаз, потому что не мог глядеть в окуляр телескопа.
А Малина позвонила мне на следующий день и просила простить ее, потому что это все из-за нее, и просила назавтра прийти в библиотеку, чтобы увидеться, но я сказал, что меня пока лучше не видеть.
А когда я наконец смог появиться в библиотеке, мы вышли на лестницу и она, волнуясь и краснея, торжественно объявила, что больше знать не хочет никакого Астемира, а я ответил, что тоже очень ее люблю...
Ах, любовь! Трудно было бы подумать, что существуют вещи, не поддающиеся рациональному порядку. Когда волновалась кровь, я мог представить, как хлынул в вены адреналин, но багряные закаты растекались на полотнах изнывающих художников, дабы не превратиться в вечную муку, Любовь!.. Нужно быть героем и глупцом одновременно, чтобы держать открытыми двери, ведущие во влажные бесконечности непостижимого естества. Я никогда не влюблялся, потому что всегда мог побороть в себе пустую влюбленность, но когда пришла любовь, я пал, поверженный, как Гектор, или даже как Троя, и тогда я узнал, почему стрел Купидона бояться наравне с болезнями...
Ну и короче, потом я услышал, что Астемир не успокоился и причем не успокоился очень некрасиво, потому что везде говорил, что один раз он мне разбил морду, а теперь вообще меня изуродует, потому что, говорил, кто такой этот Астроном!.. А еще он стал говорить всем, что эту телку он сплавил мне не первой свежести и что он был с ней и даже не раз.
Тогда я собрал ребят, которые это слышали, и вызвал его, и он пришел с друзьями, и я спросил его, был ли он с ней. А он ответил, что был и будет, когда захочет. Тогда я его ударил, и мы стали драться, но я легко его свалил, потому что он совсем не умел закрываться, и потом, когда он поднялся, я спросил, был ли он с ней, а он ответил, что был.
Тогда я снова свалил его, а друзья хотели закрыть его от меня, но я сказал, чтобы они отошли в сторону, и я бил его, пока он не поклялся при всех, что никогда не был с ней.
Какое-то время спустя я узнал, что родители Малины, люди образованные и порядочные, категорически против того, чтобы она со мной встречалась, потому что они не могли понять, кто я, в конце концов, такой. И еще они ей сказали, что у меня нет образования и что мой отец алкаш и развратник, а моя мать – темная вахтерша, а сестра моя – торгашка, а сам я был бандитом и стал бедным, чтобы и меня не убили, как Дугужа, и что все мои родственники – неотесанные колхозники, и что вообще у нас никчемный род, а сам я остаюсь дикарем, потому что избил парня из такой хорошей обеспеченной семьи, и что, короче, они даже слышать обо мне не хотят!»
И после всего этого Малина долго плакала, много раздумывала и, наконец, дала мне согласие, и я украл ее.
А ее братья приехали с железным приказом от родителей забрать ее домой, но ее братья были культурные городские ребята, а мои братья были сущие гуроны, и они не отдали им сестру и тогда им пришлось спросить ее саму, и моя прелесть ответила своим братьям, что хочет остаться.
Ну вот и все, она стала моей женой и теперь она могла рассказывать мне все, и я слушал и упивался наивной прелестью ее мира, ее простыми и правильными рассуждениями, и я понимал, что мысли ее никогда не отравляли «серьезные» книги, и что выросла она на простых и милых мечтах, которые были во многом даже и не мечты, а осознание и ожидание долгой жизни с мужчиной, который однажды придет в ее жизнь и которому она должна будет быть верной и преданной.
А однажды я рассказал ей о своей мечте, и она сказала, что готова пойти со мной даже на край света. И тогда я нашел в горах хижину, которую мне дешево уступил лесничий, а потом он за сущие копейки уступил нам лошадь, а пса он оставил нам вообще бесплатно, потому что кормить его в селе было для него накладно, так как пес был очень большой, настоящий «кавказец», и лесничий называл его Каштаном, а я стал называть его Ахиллом. И после этого я купил ружье, а остальное все у нас уже было и нам оставалось только посадить картошку, а мне научиться охотиться, потому что целый месяц ходил в лес и возвращался без ничего, а потом лесничий Аскерб и отправился со мной и многому научил, а после того мне удалось подстрелить барсука, и я битый час не мог просто проткнуть его шкуру ножом, чтобы разделать тушку, но со временем я многому научился и стал чувствовать себя в лесу свободно, и барсука я разделывал за считанные минуты.
А потом к нам прилетел орел, старый и надменный, уселся на одном из пней рядом с конюшней, и мы стали его подкармливать, и я назвал его Цезарем. А спустя некоторое время к нам забрел пятнистый олененок. Он блуждал по лесу один, наверное, потому, что мать его в заказнике убили браконьеры, и жена стала называть олененка Адиюх, потому что олененок был самочкой, и я наказал Цезарю не трогать олененка, а Ахиллу – проследить за этим, но старый орел всем своим видом показывал, что плевать он хотел на олененка да и на Ахилла тоже.
Последней к нам пришла рысь Земфира – так ее окрестила тоже жена. Земфира, видимо, подумывала о том, чтобы задрать нашу лань, но потом по каким-то причинам передумала и стала просто нас навещать, а потом навещать она стала уже лес, потому что больше жила у нас, хотя ей и приходилось терпеть присутствие Ахилла.
А еще все это время я работал, и у меня многое получалось. Мои изыскания с формулой продвигались успешно, кроме того, я написал трактат «Поиски времени по Бергсону и Борхесу», перевел на кабардинский «Декамерона» Боккаччо и «Авессалом...» Фолкнера.
Работал я в основном ночами, а потом спал до обеда, а жена в это время ездила на лошади и в сопровождении Ахилла вниз, в село, за продуктами и батарейками для приемника и плеера, и, если сельские крутолобые парни пытались заигрывать с этой красивой молодой женщиной, появлявшейся в селе верхом, в джинсовых брюках и с наушниками плеера на шее, Ахилл своим грозным рыком предупреждал их, что эта женщина не про них, и парни удивлялись и отставали.
А из нашего зверья у нас с женой были свои фавориты. Ахилл везде неотступно следовал за Малиной, и глупая молодая лань носилась за ними, явно предпочитая ласки женщины и защиту огромного пса.
Земфира же взяла привычку околачиваться возле меня и тереться о мои ноги, словно домашняя кошка, а не свирепая лесная хищница. Лишь Цезарю, как обычно, было плевать на какие-то там симпатии, и он днями и ночами восседал на своем пне и только иногда, грузно взмахивая крыльями, он взлетал, чем неизменно приводил в трепет Адиюх, но никогда не улетал далеко, а быстро возвращался – словом, старый и битый орел, еще тот...
Под вечер, когда в усталый лес из долины к вершинам, вползая, поднимались сумерки, мы заканчивали наши дела по хозяйству и ужинали во дворе. Потом я устраивался на бревне перед домом и принимался наблюдать, как жена забавляется со зверями, и Ахилл не любил плеер, потому что Мадина попробовала нацепить ему наушники, но он отпрыгивал в сторону и испуганно принимался чесать обрубки ушей, будто выгоняя этот непонятный и дьявольский шум, и лань Адиюх смотрела это в недоумении и прядала пушистыми ушами, а старый Цезарь возмущенно ерзал, на своем пне и сурово зыркал по сторонам.
Скоро с охоты вернется Земфира... Она неслышно подкрадется ко мне, сытая и довольная, и будет сонно удивляться, как все-таки люди терпят собак.
Потом наступает ночь, и в доме мы зажигаем свечу и включаем радиоприемник, и, слушая его, я говорю Мадине, что весь мир живет в больших и маленьких городах и селах и только мы живем во всем мире. И потом мы любим друг друга, и Мадина говорит, что может взять счастье и держать в руках, словно вещь. А когда она засыпает, я, стараясь не шуметь, выхожу из дома и у двери лежит Ахилл, и он знает, что мне пора работать и говорит, чтобы я не беспокоился и что он здесь присмотрит. Я поднимаюсь на чердак, переделанный мной под кабинет, а Земфира взмывает за мной и устраивается в уголке, то подремывая, то поглядывая на меня. Лань Адиюх спит в конюшне рядом с лошадью, только Цезарь остается на своем пне.
А однажды зимой Мадина задержалась в селе дольше обычного, а когда вернулась, то рассказала, что в магазине по телевизору шел очень хороший фильм и она не смогла уйти, недосмотрев его до конца, и фильм был очень хороший, такой, что она пересказала мне его и сказала, что продавщица Маржинат очень добрая и угощала ее чаем с печеньем, потому что она замерзла.