Эта гиблая жизнь - Коллектив Авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я слушал их внимательно, потому что всегда отличался умением слушать внимательно. Это во мне с раннего детства, с тех пор, как я однажды понял, если хочешь хорошо учиться, надо уметь слушать. Я думаю, что это помогло мне в конце концов стать лучше Артура из параллельного класса, на которого всех в школе призывали равняться и который долгое время был моим соперником по учебе, а это было единственным полем, где я мог с ним соперничать, в остальном я был в проигрыше, но я никогда не завидовал тому, что жизнь давалась ему легко и просто... У него были богатые родители, а у меня не было отца, то есть он был, но ушел от матери и жил с другой женщиной и каждый день пил водку, поэтому мать взяла с меня слово никогда не пить водку и хорошо учиться, что делать было не трудно, потому что водку я не мог полюбить и так, а учился всегда охотно. Артур же всегда одевался хорошо и был очень симпатичным, и девочки его любили, и у него всегда были деньги, а я не мог хорошо одеваться, потому что мама зарабатывала мало, а сестра училась в техникуме, и это ей нужно было хорошо одеваться, потому что ей надо было закончить учебу и выйти замуж. Поэтому девочки на меня не смотрели, а сам Артур ко мне очень хорошо относился и уважал меня, но просто не мог позволить, чтобы я его в чем-то обошел, да и вообще, чтобы кто-нибудь обошел.
Ну вот, я решил хорошо учиться и всегда слушал внимательно учителей, и это помогало мне не готовить домашние задания, а запоминать все на уроках и потом отвечать на пятерки. А вместо домашнего задания я стал читать все подряд и учить еще другие иностранные языки. И школу бы я закончил на отлично, но однажды в седьмом классе на уроке нам дали задание написать сочинение на тему «Мои любимые писатели», и мне надо было написать просто, как все: «Мой любимый писатель – это Алексей Максимович Горький за его роман, который он назвал „Матерью“. Но я вот что написал: „Мои любимые писатели это те, которых мне не навязывают. Если же мне их навязывают, я начинаю искать и нахожу, что мне претит тяжеловесный слог Толстого. Также мне начинает претить настойчивое углубление в психопатологию у Достоевского, что является причиной откровенной слабости всех финалов его романов. Можно, конечно, говорить о Чехове, но сдается мне, он слишком любил спокойных и грустных интеллигентов в пенсне и с эспаньолкой, чтобы глянув дальше этой эспаньолки, понять, что в мире разлита не одна лишь скорбь. Мне претят Шекспир и Бальзак, Сервантес и Маркес, Горький и Бедный – любой писатель, если меня призывают не общаться с ним, а поклоняться ему...“
Потом я еще вот что написал: «Мне навязывают кучу писателей и пытаются втолковать, что они гении. Но вот что я думаю – все эти джентльмены лишь занимают очередь. Они – претенденты... Любой уважающий себя мужчина сможет послать их в соседний магазин за сигаретами. Гений тот, кто изобретает формулу и меняет мир. Меняет, а не развлекает или просто наблюдает за ним. Архимед и Эйнштейн – да, гении. Но не Тургенев или Гюго со своей более чем смешной мечтой о переименовании города Парижа. Мухаммед и Мартин Лютер, Коперник и Галилей, Менделеев и Мендель... да их множество, и ни одного писателя.
Но вот поэты!.. Первый – Гомер! Он гений. Ни Апулей, ни Лонг, ни Боккаччо, ни Уайльд, ни, тем более, Хемингуэй – никто. Только поэты. Данте, Рембо и Пушкин!!! Они изменили мир. В каждой проповеди Христа и в ниспосланном с небес Коране – великая поэзия, меняющая мир. И сегодня тот, кто находит основание говорить языком условности, ритма и символа, достоин почитания. А прозаикам можно больше не волноваться, среди них гениев нет...» В общем, в таком духе...
И вот, прочитав мое сочинение, наша учительница по литературе не спала в ту ночь, а мучительно раздумывала, потому что на дворе были семидесятые и она очень беспокоилась. В конце концов оценку она мне не поставила, а отнесла сочинение директору. Директор был человек грузный, и поэтому он не спал в следующую ночь, потому что у него поднялось давление, а утром он отнес мое сочинение в РОНО. Там прочитали мое сочинение и немедленно собрали аппарат РОНО. И на аппарате решили оценку мне не ставить, а отправить мое сочинение в Министерство образования. Там прочитали мое сочинение, и к нам в школу приехали инспектор министерства и профессор филологии из университета, и все у нас очень перепугались.
Когда собрали педсовет, профессор спросил: «Он пьет?» – Да нет, что вы, – ответили преподаватели, – ему только пятнадцать! Инспектор спросил:
– А он состоит на учете в детской комнате милиции?
– Нет, что вы! – замахали руками преподаватели. – Он очень примерный и ему почти шестнадцать.
– Тогда мы ничего не понимаем, – сказали инспектор и профессор и уехали. И после этого преподаватели не знали, что со мной делать, и вызвали в школу маму, но мама ничего не поняла из их объяснений, потому что она работала вахтером на заводе, да и вообще плохо понимала по-русски, но на всякий случай она меня поругала и напомнила, что я обещал ей хорошо учиться, а сестра только посмеялась и сказала, что я никогда не поумнею. А после этого меня полгода не спрашивали по литературе и вообще относились ко мне подозрительно, но вскоре я полюбил астрономию, потому что нашел старый учебник сестры и прочел его и стал искать другие книги по астрономии, а когда в десятом классе мы ее проходили, я уже изучал проблемы коллапса и гравитационного сжатия перед появлением сверхновой.
Ни о каком соперничестве с Артуром я уже и не думал, потому что теперь всем было ясно, что на Артура надо равняться, а на меня не надо равняться, и все закончилось тем, что с помощью родительских денег и родственных связей Артур получил золотую медаль и поступил на юридический факультет, а мои родственники жили в селе и появлялись у нас раз в полгода на полчаса, и денег у нас не было, поэтому я получил аттестат с четверкой по литературе и отправился в армию. Мои двоюродные братья на моем вечере-проводах пили водку и рассказывали, как они сами служили в армии и всех там били, и я им верил, потому что они были настоящие дикари, а меня они откровенно жалели, потому что, говорили, в армии все будут мною помыкать и я буду мыть туалеты.
На службе у меня, к сожалению, не было возможности заниматься астрономией, и я решил потерпеть и терпел. А когда я вернулся, сестра была уже замужем и у нее родилась дочь, и на моем вечере-встрече все радовались и поздравляли меня, а когда мои родственники спросили меня, чем я собираюсь заниматься дальше, я ответил, что астрономией. Они не понимали меня, а сестра после этого стала ругать меня, потому что, говорила, эта астрономия меня не прокормит и все мои родственники и соседи будут смеяться надо мной за то, что я не умею жить, и лучше бы я брал пример с Артура из параллельного класса, который скоро закончит университет и далеко пойдет.
Ну вот, а я далеко пойти не мог, то есть, я не мог поехать учиться далеко, потому что мама осталась бы тогда одна, а чему-то другому, кроме астрономии, я учиться не хотел, и к тому же у нас не было денег и мне тоже надо было работать. А потом сестра ушла от мужа и вернулась с дочкой к нам, потому что муж ее пил и гулял, а сестра помнила нашего отца и всегда ненавидела пьющих, а я никак не мог найти работу и сестра говорила, что так мне и надо и что я никогда не стану мужчиной... Ну ладно, чего там. Короче, эти большие парни на трех машинах объяснили мне, в чем дело. Они были с Карагача и один из наших, Аслан, занял у одного из них, Руслана, пять тысяч бутылок водки. Теперь время пришло, а Аслан не смог вернуть ни копейки и ни бутылки, потому что товар в России еще не был продан, и Аслан просил подождать, но Руслан ждать не стал, а забрал с кешами у Аслана машину. А Аслан разозлился и решил устроить разборки, а его друзья сказали: «Давайте на разборки возьмем Астронома, потому что он недавно остался правым против пятнадцати человек!»
Ну и короче, выслушав их внимательно, я подумал и сказал: «Машину, ребята, надо вернуть!»
И когда карагачские отошли и стали думать, я повернулся к своим и говорю: «И деньги, ребята, надо вернуть!»
После этого наши тоже стали думать, а потом и те и другие обрадовались, что вопрос решился и стали пожимать мне руку и обнимать меня, достали водку, мясо, овощи, а двое парней поехали и пригнали машину Аслана, а Аслан поехал в Дугулубгей и привез деньги.
Они допоздна пили, говорили много длинных и душевных тостов, стреляли из пистолетов в воздух и по пустым бутылкам, а Аслан и Руслан говорили, что они не могли не договориться, потому что все мы – адыги.
После этого случая мне сказали, что теперь меня в городе знают все и что обо мне прослышали в других районах, но главное, обо мне теперь знал Дугуж, который был важным авторитетом в нашем городе и районе, но мы с ним не встречались, пока однажды не прислал за мной машину. Когда мы приехали, я удивился, потому что никогда еще не видел такого богатого двора и дома.