Бомарше - Ф Грандель

В то время как один Бомарше был пленен маленькой ножкой Нинон, другой Бомарше играл с камнями. Строить - часто значит сооружать свою могилу. Или свой мавзолей. В этом Бомарше достиг совершенства. Дом, который он вдруг решил построить и который должен был после его смерти сообщить о нем потомкам, был ив самом деле удивительным. Дом этот был в чем-то похож на своего строителя и вместе с тем не похож: ибо все мы многое знаем о себе, а многого вместе с тем не знаем. В наших жилищах, сделанных по нашим планам и нами обставленных, как бы они ни были убоги, есть комнаты или уголки, которые нам по душе, а есть и другие, которые всегда были нам чужими, куда мы никогда не заходим; это комната, или гостиная, или, скажем, стул, принадлежащий кому-то другому. Мы ошибаемся в устройстве дома так же, как часто ошибаемся в оценке самих себя. Но не будем преувеличивать, ложь не единственный жилец в доме, просто она кое-где, в каком-то углу, у какого-то столика или кресла чувствует себя как дома.

Строить - это иногда значит воплотить свой сны. Некоторые жилища не что иное, как овеществленные сны. Архитектор тогда становится посредником твоей тайны. Рука проектировщика повинуется памяти, воображению, а иногда и безумию заказчика. От виллы Адриана до хижины почтальона Шваль тянется целая цепь "неповторимых" домов. Они определяются садами, которые их окружают или, точнее, продолжают. Сам дом играет в этих случаях ту же роль, что, скажем, глагол в предложении. В этих избранных местах есть, как мне кажется, свой синтаксис камня и природы. От тропинок парка к коридорам дома обычно ведут проторенные пути. Сон не делится на части. "Замок мечты" Бомарше был построен по этим особым правилам. Я не брежу, когда пишу об этом. Бомарше хотел стать хозяином дома, "на который ссылаются". На него ссылались. Он сразу же стал достопримечательностью Парижа. Едва успели разобрать леса, как люди устремились, чтобы на него посмотреть. Это был самый удивительный из дворцов, самая дорогостоящая фантазия, скажет потом Наполеон, который, будучи молодым офицером, попросил, видимо, как и все остальные, билет, чтобы иметь право прогуляться во владениях г-на де Бомарше. Самое невероятное здесь то, что первые годы после завершения строительства владелец "забыл" переехать в свою новую резиденцию и продолжал жить на улице Вьей дю Тампль. Его мавзолей долго стоял пустым. На что же он был нужен, если не на то, чтобы свидетельствовать о своем хозяине?

В 1787 году Бомарше купил у города Парижа гектар земли в "спокойном месте", в районе предместья Сент-Антуан. Вместе с послушным исполнителем его затей архитектором Лемуаном он перевел сперва свою мечту на бумагу и стал строить по этим планам. Точно так же как для издания сочинений Вольтера, он для своего нового дворца потребовал лучших мастеров и лучшие материалы. Вскоре мечта претворилась в реальность. Находя, видимо, что купленный им участок слишком обычного рельефа, Бомарше принялся изменять его, насыпая террасы, прокладывая аллеи и насаждая десятки рощиц. Как только посетитель проходил в ворота, у него возникало ощущение, что он попал в какой-то другой мир, границы которого невидимы. За поворотом аллеи или миновав рощицу, посетитель вдруг обнаруживал то водопад, то часовню, то какую-то беседку или целую группу памятников в честь знаменитых людей. Читать надписи на них входило в ритуал осмотра парка. Два стиха украшали бюст Пари-Дюверне.

Он просветил меня, и я его должник

За то немногое, чего достиг.

Сомнительного качества александрийский стих, вырубленный на фронтоне миниатюрного храма, прославлял Вольтера:

Он с глаз народов снял завесу заблужденья.

На памятной колонне в честь председателя суда Дюпати была начертана краткая надпись:

И мы, как все, скорбим о нем!

Статуи Платона и раба, играющего на цимбале, Бомарше поставил рядом. И объединил великолепным двустишием:

Кто мыслит, тот велик: он сохранит свободу;

Раб мыслить не привык, он пляшет вам в угоду.

Подобно Вольтеру, Бахус тоже получил право на отдельный храмик, к тому же окруженный колоннадой. Поскольку в этом храме можно было выпить и закусить, хозяин сочинил на кухонной латыни приглашение к столу:

"Erexi tamplum a Bachus

Amicisque gourmandibus {*}.

{* Я воздвиг храм Бахусу

И друзьям, любителям попировать (искаж. лат.).}

На цоколе статуи Эрота - в этом сельском Пантеоне боги стояли бок о бок с писателями, судьями и финансистами - Бомарше как хороший отец велел изобразить надпись:

Не раз ты нарушал спокойствие семей;

Судьбу счастливую дай дочери моей!

Себя он, впрочем, тоже не забыл. Под железной решеткой в форме свода лежал обвитый зеленью простой камень, наполовину врытый в землю. Любопытный, наклонившись над камнем и раздвинув ветки, мог прочитать печальное послание исполненного разочарования владельца парка:

Прощай, былое, - сновиденье,

Что утром тает, как туман!

Прощайте, страсть и наслажденье,

Любви губительный дурман!

Куда ведет слепец могучий

Наш мир - мне это все равно;

Удача, Провиденье, Случай

Я в них изверился давно.

Устал вершить я беспрестанно

Свой бег бесплодный наугад

Терпим, и чужд самообмана,

И, как Мартин, покою рад,

Здесь, как Кандид в конце романа,

Я свой возделываю сад.

В этом зачарованном парке были и другие развлечения попроще. Дети, например, могли покататься на маленьком озере в прелестно украшенных лодочках, а влюбленные - скрыться в желанной полутьме зеленого грота. Что до философов всех возрастов, то китайский мостик, перекинутый через речку, призывал их к медитации. Я абсолютно убежден, хоть и не могу этого доказать, что на какой-нибудь лужайке к якорю был привязан странный и величественный монгольфьер или какой-нибудь другой летательный снаряд, словно приглашая отправиться в воздушное путешествие.

Где-то в парке, скрытая камнями и зеленью, была потайная дверь в подземный ход, ведущий на улицу Па-де-ля-Мюль. Как-то раз в 1792 году Бомарше пришлось им воспользоваться, что спасло его от верной гибели.

Главное здание дворца с полукруглым фасадом было окружено колоннадой и насчитывало двести больших окон. Самые современные строительные новшества были использованы в устройстве дворца, в частности сделано великолепное центральное отопление. Внутреннее убранство здания отличалось небывалой роскошью. Мрамор, красное дерево были главными отделочными материалами. Особое восхищение у посетителей вызывали размеры биллиардного зала с рядами кресел, как в соборах, искусно скрытое освещение большого салона и роскошество обстановки жилых покоев. Они не уставали подыматься и опускаться по спиральным лестницам, соединяющим разные этажи. Любителям живописи Бомарше демонстрировал коллекцию прославленных мастеров. Некоторые авторы, правда, утверждают, что все это великолепие было тем не менее на грани дурного вкуса. Впрочем, поскольку сам дворец и все окружающие его службы были разрушены во времена Реставрации, как нам составить об этом свое собственное мнение? От всего музейного богатства, от всех этих сокровищ, собранных Бомарше, его наследникам удалось сохранить только его секретер с инкрустациями великолепной работы. Можем ли мы по этой единственной вещи, как это сделал Кювье, восстановивший по одному позвонку весь скелет ископаемого, восстановить интерьер дворца Бомарше? Боюсь, что нет. Но этот редкостный секретер дает нам хотя бы представление об изысканности вкуса хозяина дома. Ведь сумел же поставить этот выскочка в свой кабинет секретер, которому позавидовал бы сам король.

В непосредственной близости от дворца Бомарше - на этот раз, муравей в нем одолел стрекозу - построил несколько доходных домов. Вот их описание, сделанное присяжными поверенными Батаром и Шиньяром: "1. Дом для найма с входом в ворота с улицы Антуан Амело, двор, конюшни, сараи, семь полных квартир и две маленькие. 2. Восемь лавок с задними помещениями, антресолями и витринами, выходящими на улицу Сент-Антуан, между улицей Амело и бульваром. 3. Помещение для сдачи в наем, выходящее на бульвар, между воротами дома и улицей Сент-Антуан, состоящее из первого этажа и антресолей, и т. д.".

Про человека, который строит себе резиденцию, шутки ради говорят, что он разорится. Так говорили о Демарше. По изначальному подсчету Лемуана, стоимость строительства всех объектов должна была обойтись в 300 тысяч франков, а, чтобы довести все работы до конца, Бомарше пришлось истратить в шесть раз большую сумму. В 1789 году выставлять напоказ эти внешние признаки богатства было не очень-то дальновидно.

Я уже говорил, что Бомарше, чтобы построить свой дворец, выбрал тихий квартал. В самом деле, из его окон было видно только одно здание, находящееся неподалеку: Бастилия.

17

ПОСЛЕДНЯЯ АВАНТЮРА

Я слышу шаги... они приближаются.

Вот решающая минута.

14 июля 1789 года Бомарше, как и Людовик XVI, мог бы записать в своем дневнике: "Ничего". Самое удивительное, что событие, ими же подготовленное, нередко застает людей врасплох! Точно острота интуиции притупляет трезвость оценки положения. В течение всего своего царствования Людовик XVI опасался революции. Добросовестные историки не могут поставить под сомнение прозорливость королями тем не менее 14 июля 1789 года он не ощущал особой тревоги: "Ничего", не так ли? Вот и Бомарше, который, как мы видели, был зачинателем грандиозного переворота и не переставал писать о его неотвратимости, оказался ошеломлен неожиданностью, когда события вдруг подтвердили его собственную правоту. Людовик XVI боялся, Бомарше - желал "взятия Бастилии", но оба они именно потому, что это событие неотступно занимало их воображение, видели его как бы вне времени. Таков жребий тех немногих, чей глас вопиет в пустыне: они предвидят, но не видят. А впоследствии филистеры _и_ глупцы учиняют суд над ними. Вернемся, однако, к Бомарше, если мы его покинули...