Эхо Непрядвы - Владимир Возовиков

Между тем лестницы поднимались уже вдоль всей стены. И там, где их ставили, деревянные заборола наверху исчезали, стена словно оскаливалась каменными тупыми клыками, а меж клыков появлялись москвитяне. Одетые в кольчуги и тигиляи, они вставали на самый край, метали в осаждающих короткие копья и пудовые камни. Только арбалеты и сильные луки пробивали их кольчужные и пеньковые брони - хан это знал. В его стрелковом прикрытии стояли лучшие лучники и арбалетчики. Пораженные стрелами русы падали на стены, валились с пятисаженной высоты, не издавая даже звука, их место тут же занимали другие. По другую сторону башни полтора десятка штурмующих упорно подбирались к гребню стены. Это были воины Кази-бея, оказавшиеся более искусными в стенолазании, чем степняки. Здесь ордынские лучники хорошо пристрелялись к цели - стоило русскому появиться между зубцами, как его тут же сбивали, и защитники крепости никак не могли свалить подходящий камень на головы врагов. У Тохтамыша снова появилась надежда, он лишь боялся, как бы русы снова не свалили лестницу боковым выстрелом тюфяка. Полсажени оставалось джигитам до верха стены, когда над лестницей явился рослый воин. Его черная броня и блестящий закрытый шлем сразу притянули к себе множество стрел, но они отскакивали от кольчатого панциря, как горох от камня. Неторопливо, как бы не слыша стрел и свирепого воя врагов, воин зацепил длинным крюком верхнюю перекладину лестницы, оторвал от стены, ловко, с большой силой отбросил вбок от себя. Джигиты посыпались вниз, отчаянно визжа и размахивая руками, словно хотели стать птицами и улететь от смерти. Тохтамыша охватила ярость.

- Длинноухие шакалы! Они не могут свалить этого черного шайтана! Дай мне арбалет, Карача.

Обернувшись, он сразу приметил, что в десятке его телохранителей не хватает трех. Когда с заряженным арбалетом в руках глянул на стену, воина в черном панцире там уже не было. Сбили его или скрылся? Тохтамыш стал посылать стрелу за стрелой в темные бойницы - ненавистные глаза каменного чудовища.

Залитый водой ров наполнялся человеческими телами. В затхлой взбаламученной жиже среди трупов, головешек, тины и рогатых сучьев барахтались раненые и оглушенные. Цепляясь за высокие грядушки затопленных телег с землей, они пытались вползти на перекошенные чапары, но им оттаптывали руки. Не в силах увернуться от падающих камней, лестниц и сброшенных вниз людей, одни с разбитыми головами опускались на дно, другие, кому повезло, добирались до края рва, где их снова безжалостно топтали идущие на приступ. Тохтамыш как бы не замечал рва с кровавым месивом грязи и человеческих тел, он следил за теми, кто еще лез вверх, и уже угадывал надлом в своем войске. Осаждающие толклись у лестниц теперь не оттого, что все рвались на стену - каждый старался уступить первенство другому. Многие просто жались к стене, задирая головы, чтобы вовремя увернуться от камня. Те же, кто находился на лестницах, ползли к зубцам по-черепашьи, ожидая первого камня, чтобы сигануть вниз, пока невысоко. Следовало остановить приступ - лучше, если воины отступят по сигналу, а не самовольно, - и все же хан медлил, надеясь на какое-то чудо. Между тем русские пушки, пороки, фрондиболы, самострелы и луки вели свою опустошительную работу. Вдруг нечеловеческий крик прорезал шум боя. Громадное воронье крыло простерлось по стене в синем дыму, накрыло лестницу со штурмующими и стоящих под ней. Черные люди сами прыгали вниз с убийственной высоты, другие черные, дико вопя, бросались в кровавую жижу, несколько десятков, сталкивая друг друга с деревянных щитов, бросились назад, через ров, словно увидели преисподнюю. Хан догадался, что со стены опрокинули бочку кипящей смолы, его начала бить дрожь: бегство грозило стать повальным. Он приказал бирючам трубить отбой.

Самая горластая русская пушка во Фроловской башне послала вслед отступающим последнее каменное ядро, и над стеной пронесся торжествующий клич врагов. Тохтамыш не обернулся: хоругви, развевающиеся над шатрами крепостных башен и самыми высокими зубцами, сжигали ему душу. Неужто придется вести правильную осаду проклятой крепости с приметами, таранами, подкопами и прочими хитростями, о которых у Тохтамыша - ни малейшего понятия? В войске, правда, есть искусные городники, мастера осадных работ, но у хана Тохтамыша нет времени.

Уже подходя к ставке, спросил Карачу:

- Где Кази-бей? Почему я не видел его?

- Он ранен железной стрелой в самом начале приступа. Прямо в живот…

- Старый глупец, наверное, красовался в своем малиновом бешмете и золоченой броне… Однако, жаль князя. Придется мне подарить жеребенка от Золотого Барса тому, кто первым взойдет на стену.

У своего шатра Тохтамыш постоял, глядя на толпы воинов, понуро бредущих в лагерь. Каждый, наверное, с ужасом думает о том, что скоро его снова погонят на кремлевскую стену. Иные оглядываются, и почернелая, гребнистая, многоглавая стена кажется им телом дракона, который лег на пути к далеким родным аилам. Пожалуй, многие сейчас ненавидят хана за обман: разве ожидали они, что их поведут охотиться на каменного дракона? Даже нукеры прячут глаза от своего повелителя. Неужели кончилась дорога удачи и, как было когда-то, хан Тохтамыш снова вступил на извилистую тропу бед?

Отказавшись от пищи, Тохтамыш больше часа сидел один в своей веже, не снимая стальной брони. Наконец послышался хлопок в ладоши, и сам Карача вбежал в шатер.

- Пошли за Батарбеком и главным юртджи - он у Кутлабуги.

- Батарбек уже здесь и Кутлабуга - тоже.

Хан от гнева чуть не подпрыгнул на подушке.

- Я сказал: мне нужен главный юртджи, а не Кутлабуга!

Тысячник попятился, остановился, боясь задеть порог, с опущенными глазами пробормотал:

- Кутлабуга лучше сам расскажет. - И шмыгнул вон.

Кряхтя, вполз Батарбек на кривых ногах, молча поклонился, сел на подушку у стенки, посвечивая голым черепом. Рослый Кутлабуга вошел, покачиваясь, в поклоне коснулся рукой кошмы, сел к Батарбеку. На бритой голове его топорщилась черная щетина. Адаш явился неслышно, будто прокрался в юрту.

- Где юртджи? - отрывисто спросил Тохтамыш.

- Повелитель. Мы стояли с ним возле моей палатки, за речкой, когда начался приступ. Там стена невысокая, но под нею крутой берег. Проклятые плотники просчитались, и лестницы вышли короткими. Я велел повесить собак на страх другим.

- Где юртджи? - темнея лицом, рыкнул хан.

- Он стоял рядом со мной, повелитель, - убитым голосом повторил Кутлабуга. - Маленькое свинцовое ядро попало ему в голову. Другое прошило палатку и убило моего собственного юртджи.

Тохтамыш раскачивался на подушке. Только смерть сына была тяжелее новой потери. Старый мудрец, юртджи Рахим-бек, он когда-то служил у Тимура, помогая ему строить и разрушать города. Большой казной и почти ханской властью соблазнил его Тохтамыш. Думал ли Рахим-бек, что закончит свои дни под осажденным городом холодной страны русов? Он многое видел, он мог теперь дать совет, какого не дождешься от золотоордынских наянов, умеющих лишь махать мечами в поле. Сейчас Тохтамыш ненавидел Кутлабугу - как будто тот своей рукой убил Рахим-бека

- Ничего не добившись, мы уже потеряли царевича, юртджи и темника, - глухим, ровным голосом заговорил хан. - Я не считаю простых воинов, хотя и они - не трава. Но есть еще одна смерть, которая страшнее всех других.

Мурзы с испугом смотрели на повелителя.

- Вы плохие начальники, если не понимаете. Человека на войне губят раны. Войско же гибнет от неверия в победу. Я боюсь второго неудачного приступа. Думайте.

Долго молчали, наконец закряхтел Батарбек, качнул своей полированной каменной головой.

- Говори.

- Зачем тебе эта крепость, повелитель? Мои воины - не мыши, способные проточить камень за месяцы. Мои воины - свободные волки. Оставь здесь тысячу - и довольно. Когда мы промчимся по всей Руси черным ураганом, оставляя только пепел и мертвецов, московские мужики с их приблудным князем сами выйдут к тебе с веревками на шее.

Хан прикрыл глаза, словно рассматривал далекое.

- Ты хороший воин, Батарбек. Но ум воина не длиннее его меча. В Москве хватит припасов, чтобы перезимовать. Они станут есть лошадей и кошек, но не сдадутся на милость. Кремль - это якорь всего московского корабля. Вырвем якорь - волны и ветер погонят корабль, как щепку, и разобьют о скалы.

- Надо сделать примет, и тогда мы въедем в их крепость на лошадях, - подал голос Кутлабуга.

- Я говорил с городниками. В посаде нет целого бревна. Копать землю, возить деревья - это две недели. Это месяц! А в крепости не станут сидеть сложа руки. И воеводы Димитрия собирают полки. - Тохтамыш посмотрел на главного харабарчи. Тот сидел, упершись взглядом в войлок. Собираясь в волчий набег, Тохтамыш взял с собой много волков и лишь одного советчика. И того потерял. Думать придется самому.