Оковы призрачных вод (СИ) - Ллирска Бранвена

Глаза Ллевелиса блеснули азартом:

— И что ты сделал? Что ты сделал?

«Ох, нелегко тебе с ним приходится, Киэнн! — подумалось Эйтлинн. — И ведь не приврать, не приукрасить…»

Когда время старых баек тоже наконец закончилось, а Ллеу, как налакавшийся досыта из блюдечка котенок, перестал скакать и свернулся калачиком у отца под боком, Киэнн посерьезнел и осторожно спросил:

— Лу, ты понимаешь, что я тебе ее сейчас не отдам? Плеть? Не потому, что я такой жадный. Просто, боюсь, это все же небезопасно. Не против, если я еще немножко побуду королем?

Ллеу только блаженно улыбнулся и промурлыкал под нос беспечное «угу». Но потом вдруг вскинулся, резко сел и, сдвинув брови, внушительно ткнул Киэнну пальцем в грудь:

— Только не вздумай умирать!

Киэнн не сдержал улыбки:

— Слушаюсь, мой волшебный король!

А потом он подозвал к себе чуть смущенную Мэдди — «сестру», о которой Ллеу уже прожужжал ему все уши — и, как полагается, обещал любой дар в награду за ее заботу о маленьком короле — теперь уже все-таки принце — Ллевелисе, любое желание, какое только будет в его власти исполнить.

— Одно? — настороженно уточнила девочка.

— Можно больше.

Она снова нахмурилась, вне сомнения выискивая подвох:

— Три? Как джинн?

Киэнн беззвучно захохотал:

— Набери воздуха побольше. Больше-больше! И теперь говори, сколько успеешь загадать на выдохе.

Мэдди покраснела, вытаращила глаза, с сипением вдохнула под завязку и затарахтела:

— Хочу в Новую Зеландию и в Фейриленд, чтобы мама выздоровела, и Микки тоже, а папаша отправился в ад, хочу быть взрослой и самой красивой, наушники, планшет, котенка и свой…

Тут воздуха ей больше не хватило и на обветренной детской мордахе нарисовалось крайнее отчаяние. А потом она покраснела еще больше:

— Это все глупости, да?

— Не глупости, — покачал головой Киэнн. — И можешь закочить. Еще одно, последнее, которое недоговорила. Свой что?

— Дом, — потупилась она.

— Получишь. Только взрослой тебя сделать не могу, это к другому волшебнику. — Король фейри снова усмехнулся с едва различимой хитрецой в уголках губ и добавил: — И, будь добра, уточни: как, по твоим представлениям, выглядит ад, кто такой Микки, чем болеет он и мама и как надолго тебе нужно в Фейриленд?

Известие о том, что Микки — младший брат, страдающий шизофренией, и, скорее всего, тот самый подменыш, внешность которого сейчас носил Ллевелис, конечно, несколько озадачило дарителя, шансы вылечить этого ребенка оставались ничтожными, да и время пребывания в «Фейриленде» пришлось ограничить, ради блага самой одариваемой в том числе. В остальном сторговались без особых проблем: выбрали породу кошки, модель планшета и технические характеристики будущего дома. Эйтлинн, конечно, все еще с трудом представляла, как пройдоха-фейри собирается сделать хозяйкой настоящего дома тринадцатилетнюю девочку, но этот вопрос ее сейчас не слишком волновал.

Пока разбирались с дарами, Ллеу окончательно засопел носом. Киэнн шепотом попросил Мэдди немного посидеть в сторонке и снова перешел на шилайди:

— Этт, я запросил тест ДНК, чтобы знать, насколько верны мои подозрения. Результатов пока нет, но, если все подтвердится… Боюсь, я снова в очень большой жопе. Хотя эта жопа, в любом случае, поменьше той, откуда мы только что как будто выбрались. Но, ты понимаешь, да? Я не могу просто взять и бросить его здесь, и не могу забрать его с собой. Даже не знаю, что хуже. Если брошу, Маг Мэлл очень скоро снова получит безумного короля, фамильное проклятье церемониться не станет, и разбираться, человек он или фейри – тоже. Да и кем я буду, если поступлю с парнем так же, как та женщина, которую я предал смерти за такое же преступление? А заберу – и залы Карн Гвилатира почти наверняка украсят две новых статуи. Интересно, что чувствуешь, когда заживо обращаешься в камень?..

— Но, если у него твои гены, твоя кровь, — нервно хрустнула пальцами Эйтлинн, — разве это не в счет?

— Сама знаешь. Нет. Этого недостаточно. Ну, или, скажем так, я не рискну проверять. С силами природы и силами магии шутить небезопасно, а спорить бессмысленно, они не делают поблажек, не рассматривают апелляции и вообще исключительно скоры на расправу. Остаться здесь с ним здесь, что, наверное, сделал бы в противном случае, я тоже не могу, пока я — король Маг Мэлла. По крайней мере остаться надолго… Так что… есть один выход… но он дерьмовый.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Эйтлинн спешно кивнула. Она поняла. Была уверена, что поняла правильно.

— Я останусь. Вместо тебя.

Вопреки ее ожиданиям, Киэнн возмущенно замотал головой:

— Я не это имел в виду. Этот выход тоже дерьмовый, может, даже дерьмовей дерьмового!

— Почему же? — Она беспечно улыбнулась. — Все честно. Надо же мне чем-то расплачиваться… за все, что наворотила.

— Ни хрена не честно! — Киэнн невольно повысил голос, потом спешно зажал рот ладонью, покосившись на Ллевелиса. И продолжил уже снова шепотом: — Ты тут ни при чем, это моя забота и моя ответственность. Да и сомневаюсь, что, останься ты вместо меня, мне это хоть как-то зачтется. И ничего не ты наворотила. Может быть, и не я. Так… получилось. Как ты там сказала? Пути выглядели одинаково. Иногда выбор есть, но все равно, что и нет его. Нас дурачат. Одна лишь видимость выбора. А делать его все равно приходится, и брать на себя ответственность за выбор. Одна дорога может быть честнее трех, перекрестки… ну, знаешь же, да? Не даром их любит Дьявол.

И, обменявшись с ней долгим молчаливым взглядом, наконец спросил:

— Ты забрала паука?

Она даже не сразу сообразила, о чем он. Потом вспомнила и торопливо полезла в сумку, вытащила ведерко с апатичным, вероятно, полудохлым тарантулом.

— А что ты собираешься с ним..? — И вдруг щелкнуло: — Цена подмены??? Мару на ребенка??? И кем же он тогда станет???

Киэнн отвел глаза:

— Не знаю. Говорю же — выход дерьмовый. И не уверен, что он на такое согласится. А против его воли я действовать не стану. Но можно попробовать.

Эйтлинн насилу справилась с потрясением, демонстративно приложила ладонь к его лбу:

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? Или тебе что-то укололи? Смахивает на бред, Киэнн, честно. Ты станешь проводить над девятилетним мальчиком, вероятно, собственным сыном ритуал с непредсказуемым результатом? Это не просто очень дермовый выход, Дэ Данаан, это вообще никакой не выход! И даже не вход. И не крысиный лаз.

Ллеу заворочался во сне, заворчал себе под нос.

— Не буди! — едва слышно напомнил Киэнн. И, минут десять помолчав, наконец продолжил: — Возможно, ты права. Я хватаюсь даже не за соломинку, а за спящего голодного аллигатора. Но… Ты действительно готова отказаться от Маг Мэлла и, давай уж напрямик, отправиться в добровольное изгнание ради… чужого ребенка? А как же Ллеу? Ему ты тоже нужна!

Она хмыкнула и тихо прижалась к его плечу:

— Чужих детей не бывает, Киэнн. Тем более, если он твой. А у Ллеу будешь ты. И ведь вы же будете нас навещать, правда? А мы вас. Иногда. Ненадолго. — Потом вскинулась и пытливо заглянула ему в глаза: — Но ты должен мне историю. Ллевелису сказки-были рассказывал, теперь мне гони! Как такое вообще могло статься? Разве у тебя не абсолютная память? Или та женщина не была его настоящей матерью?

Киэнн пожал плечами, снова виновато пряча глаза:

— А я знаю? Рико, часом, не говорил, как ее звали? Спросить-то я не изволил.

Эйтлинн покопалась в собственной, отнюдь не безупречной памяти:

— Патрисия?

Киэнн поморщился, как от удара:

— Тича. Знаешь, если честно, я даже не очень сожалею, что придушил ее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И, еще чуть помедлив, нехотя начал:

— Это было как раз десять лет назад, в конце октября. В Маг Мэлл уже наверняка пришла Савинэ, а когда она приходит, сюда тоже наползают отголоски. Я тогда гастролировал по Мексике, и… меня впервые «накрыло». Тоской, страстной тягой к «родным берегам», гребаной жалостью к себе самому. В общем, я пил с утра. И уже давно в долг. Еще чуть-чуть, и меня бы благополучно выперли из бара, и все бы обошлось. Но мне не повезло. Где-то между тринадцатой и пятнадцатой рюмкой ко мне подсело… что-то. На тот момент я с уверенностью мог сказать только, что оно, скорее всего, женского пола. И, в отличие от меня, в великолепном настроении. Что-то представилось как Тича. И у Тичи была кока. Много. Тиче было не жалко белого порошка для белого парня, Тича вообще любила грингос.