На расстоянии дыхания, или Не ходите, девки, замуж! - Ульяна Подавалова-Петухова

— Димы? Ясно. Он даже имя сменил… Ну-ну. Я думала, что только фамилию, а оно вот как значит…

Инна молчала, потому как не знала, что на это можно ответить.

— И давно?

— Что давно?

— Давно вы женаты?

— Нет, совсем недолго.

— Вот как? Поздравляю.

— Спасибо. Оксана…, — и тут девушка запнулась (отчество матери Вадима напрочь вылетело из головы).

— Дмитриевна, Оксана Дмитриевна.

— Вашу квартиру через два дня освободят, а через пять дней вы туда спокойно сможете въехать, так что не волнуйтесь, — протараторила Инна.

— Ясно. Так вы живете все вместе?

— Что?

— Алиса тоже живет с вами?

— Да нет, это скорее я живу с ними. Аля…

— Аля? Она тоже сменила имя? — вдруг тихо и как-то скорбно спросила мать.

Инна видела ее неловкость, ее смущение. Да, та преступница, но вправе ли Инна ее судить? Девушка считала, что не вправе.

— У них… всё хорошо? — спросила Оксана Дмитриевна. — Дима, то есть Вадим… чем он занимается?

— Он стилист.

— Что?

— Ну, парикмахер.

У матери Вадима округлились глаза. Казалось, она даже перестала дышать.

— Парикмахер??? — вдруг крикнула она на всё кафе. — Парикмахер? Цирюльник?

Инна вспыхнула:

— Он лучший стилист в стране, а это всё же не просто парикмахер!

Оксана Дмитриевна вперила в нее уничижительный взгляд, и девушка смолкла.

— Мой сын! Мой сын — брадобрей? Он? С его-то руками!? Господи! — продолжала причитать мать. — Он же гений!

После этой реплики у Инны в голове вдруг что-то щелкнуло, и она перестала жалеть свекровь. Она будто услышала своего отца. Он тоже называл Бориса работником ножа и топора. Что плохого в том, чтобы быть даже обычным парикмахером? И потом, если бы не тот случай, то, как там говорила Изма Изральевна, ему рукоплескал бы мир!? Да, чем он, черт возьми, занимался?

— Может он и был гением, — с нажимом сказала Инна, — но это было давно.

Женщина перестала причитать. Уставилась в стол. Повисло неловкое молчание.

— А Алиса, вернее Аля? Она чем занимается? — спросила мать, посмотрев в окно.

— Она студентка. Изучает ресторанный бизнес. Работает официанткой. Но я хочу вас попросить: не ищите с ней встреч.

Женщина достала пачку сигарет, оглянулась вокруг, вздохнула и затолкала обратно в карман плаща.

— Она…, — проговорила мать и замолчала. Видимо, вспомнила вчерашнюю Алькину реакцию на свое появление.

— С ней всё в порядке. Сейчас уже всё хорошо.

Женщина вздохнула и уставилась в окно. Говорить было больше не о чем. Инна вытащила деньги и положила их перед матерью Вадима. Та перевела на нее тоскливый взгляд.

— Это вам на первое время. Квартира укомплектована, но вы же сейчас вынуждены снимать жилье…

— Милая девушка, я не нуждаюсь в деньгах, — с улыбкой проговорила Оксана Дмитриевна.

— Но вам же нужно на что-то жить?

Но женщина лишь улыбнулась на это.

— Уж если мой гениальный сын стал парикмахером…

— Он стилист! Лучший в этой стране, о нем даже известно за рубежом.

— Если мой сын стал гениальным парикмахером, — с нажимом проговорила Оксана Дмитриевна, — то и я тоже на что-то да сгожусь. Я, конечно, не так гениальна, но прокормить себя смогу. И, как я понимаю, он ведь даже не предполагает, что вы привезете мне деньги? Он ведь об этом не знает?

Инна покачала головой, сжимая пачку тысячерублевых купюр.

— Здесь немного, — сказала она тихо.

— Сколько бы ни было. Я вам благодарна за эту встречу. Хоть что-то о них узнала. Как мамы не стало, так ничего и не слышала о детях.

— Со смерти вашей мамы?

— Да, после смерти мамы я о Диме и Алисе ничего не слышала. Я их не сужу. Это плата. А какое отчество у Димы теперь, ой, Вадима?

— Романов Вадим Вадимович.

— Звучит похоже. Отчество. Его отца звали Ву Бин. Вубинович звучало бы странно, не находите? А так похоже. Вполне похоже. Вот это мой телефон, позвоните мне, когда я смогу въехать в квартиру. Вас это не затруднит?

— Нет.

Они опять надолго замолчали. Мать Вадима то смотрела на свои руки, то переводила взгляд на окно. О чем она думала, догадаться было невозможно.

— Не смотрите на меня так, — вдруг попросила она.

Инна вздрогнула.

— Как я смотрю?

— Такое ощущение, что у меня рога на голове. У вас так и вертится в голове: это она продала дочь педофилу за дозу…

— Я..., — вспыхнула девушка.

— Да. Я продала свою малолетнюю дочь педофилу, правда не за дозу, — вдруг холодно сказала женщина, глядя в окно, — там было больше. Нам надолго бы хватило. Оправдываться смысла нет. Да я и не помню почти ничего…

— Это как же тебе фартануло-то! Продала ребенка и забыла! — вдруг грянуло за спиной Инны.

Обе женщины так и подпрыгнули на месте. Инна обернулась и стекла на стул. В полуметре от нее, возвышаясь над обеими, стоял взбешенный Вадим. Домашние штаны, футболка, а сверху наброшенный плащ. Он даже не высушил волосы, словно летел сюда и боялся опоздать. У него было белое от злости лицо. Желваки тяжело перекатывались под кожей. Он едва держал себя в руках, сжимая кулаки так, что пальца побелели. Не просто зол. Он был в бешенстве! Черные горящие угли прожигали мать насквозь. На Инну он не смотрел. Будто ее и не было здесь.

Мать, узнав сына, поднялась, в глазах заблестели слезы. Она как-то по-стариковски прижала руки к груди и не сводила с него больных глаз. Еще минуту назад она казалась равнодушной, а теперь…

— Дима…

— НЕ СМЕЙ МЕНЯ ТАК НАЗЫВАТЬ! — чеканя слова и едва сдерживая ярость, припечатал Вадим.

— Сынок…

Романов дернул шеей и витиевато выругался. Инна приросла к креслу. Машинально оглянулась. Слава Богу, народу было мало, на них никто не смотрел.

— А ты! — рявкнул он жене. Та вздрогнула и сжалась еще больше. — Деньги ей принесла?

— Она отказалась от них.

— Значит, совесть еще не всю пронаркоманила!

Его мать тихо плакала, прижав