Единорог и три короны - Альма-Мари Валери

— Почему вы не последовали моему совету?

— Какому?

— Я же просил вас не быть такой красивой. Вы не боитесь свести всех с ума?

— А что же мне, по-вашему, надо делать? — со смехом спросила она, необычайно польщенная столь искусным комплиментом. — Появиться на королевском балу в костюме старой ведьмы, в драном платье?

— Это было бы гораздо милосерднее. Разве вам не жаль этих сумасшедших, которые постоянно падают к вашим ногам?

— Не больше чем вам этих ветрениц, что постоянно осаждают вас!

— Но я по крайней мере не заставляю своих поклонниц ожидать меня больше половины вечера.

— Вы поступаете гораздо хуже!

— Никогда не говорите того, чего не знаете… Но, действительно, почему вы приехали так поздно?

Хотя Филипп искусно скрывал свою тревогу, он вместе со всеми, только гораздо сильнее, страдал от отсутствия Камиллы. Тем более что он вспомнил о злосчастной истории, случившейся на балу несколько недель назад. Он вспомнил, как ждал Камиллу, а та меж тем сыграла с ним весьма злую шутку — сбежала в крепость, вместо того чтобы ехать на бал… К счастью, те времена прошли. Отныне они с Камиллой добрые друзья, и у него больше нет причин упрекать ее за несколько часов опоздания.

Однако поведение девушки по-прежнему оставалось для него загадкой: случайно или нарочно она так опаздывала? Неужели она специально испытывала терпение своих поклонников? А может, она испытывала его терпение?..

Меж тем девушка стояла, закусив губу:

— Если я расскажу вам, почему опоздала, вы не поверите!

— А вы попробуйте.

— Я заснула в ванне! — ответила она, розовея от смущения.

— Вернувшись из конюшни, я должна была избавиться от тошнотворного запаха и решила принять теплую ароматическую ванну. Это было так приятно, что я незаметно задремала.

Теперь настала очередь Филиппа улыбаться:

— Честное слово, вы настоящая наяда! Я еще никого не видел, кто бы с такой страстью принимал ванны.

Тут они оба вспомнили купание Камиллы в горной речке в Савойе. Поняв это, Камилла смутилась и быстро опустила глаза: ведь именно в тот день Филипп увидел ее обнаженной. Перед глазами шевалье промелькнуло видение прекрасной купальщицы, и он ощутил некое волнение.

— Надеюсь, вам снились приятные сны? — спросил он, отгоняя от себя нескромные мысли.

— Когда?

— В вашей ванне. Вы же сказали, что уснули там. Надеюсь, ваши сны были исключительно приятными.

Камилла лукаво подмигнула ему.

— Не знаю, можно ли их назвать приятными — я видела во сне вас! — солгала она.

— Неужели? И вы еще сомневаетесь! О, наверняка то было захватывающее зрелище!

— Разумеется, хотя все зависит от того, исполнится этот сон или нет.

— А что я пообещал в вашем сне?

— Вы обещали пригласить меня потанцевать!

Дворянин понял ее маневр и, улыбаясь, предложил ей руку и повлек в зал.

Музыканты вновь играли менуэт. Камилла пришла в восторг, однако быстро заметила, что ее кавалер, в отличие от всех прочих, нисколько не пытался воспользоваться возможностями для ухаживания, в изобилии предоставляемыми этим танцем. Когда, исполняя очередную фигуру, Филипп приближался к ней, он даже не пытался коснуться ее, его пальцы не задерживались ни на тонкой талии, ни на хрупких плечах, и, если танцевальные па не требовали легкого прикосновения кавалера к своей даме, он мгновенно убирал руки. Сдержанность его была образцовой, отчасти даже нарочитой, чего совершенно нельзя было сказать о других кавалерах.

Танец окончился, Филипп церемонно поклонился Камилле, произнес приличествующие случаю слова благодарности и вернул девушку ее поклонникам, а сам отправился к своим брошенным поклонницам.

Но, выпорхнув из рук шевалье, девушка вовсе не хотела тотчас же менять своего кавалера. Разочарованная с виду безупречным, а по сути ледяным поведением Филиппа, она отправилась подкрепить свои силы. Камилла ожидала — а в душе страстно желала — во время танца вновь ощутить Филиппа; и вот — какое разочарование! Ничего, кроме безупречной вежливости! А ведь она приготовилась обороняться от чар шевалье; прилюдно она меньше опасалась его колдовского взора, нежели оказываясь с ним наедине.

Со своей стороны д’Амбремон с самого начала танца почувствовал себя в ловушке. Фигуры менуэта требовали приближения и постоянных прикосновений к Камилле, от которых у него просто голова шла кругом. Желание, подавляемое им вот уже несколько дней, вспыхнуло с новой силой, тем более что девушка то поворачивалась к нему хорошеньким затылком, то касалась его трепещущей грудью; при каждом повороте его с головы до ног окутывала волна нежного пряного запаха.

Решив скрывать свою страсть к Камилле, он был вынужден вести себя особенно сдержанно, хотя это никак не соответствовало его истинным чувствам. Но, сознавая, что столь восхитительная и гармоничная пара, которую являли собой они с Камиллой, не сможет не привлечь всеобщего внимания, офицер подавил в себе все обуревавшие его чувства, включая дружеские. Эта борьба с самим собой досталась ему нелегко, поэтому, как только отзвучала музыка, он тотчас расстался с чаровницей, чьи прикосновения жгли его как огнем, и буквально бежал с поля боя, чтобы в тишине взять себя в руки.

В течение оставшегося вечера он больше не приближался к Камилле, довольствуясь тем, что краем глаза наблюдал за ней, дабы увериться что она, как всегда, ведет себя осмотрительно и ни один пылкий кавалер не думает увлечь ее в укромный уголок сада. Камилла же совершенно не собиралась покидать дворец. Окруженная своим маленьким кружком, она рассеянно внимала поклонникам, изощрявшимся в остроумии, и наслаждалась прекрасной музыкой. После появления Филиппа она несколько охладела к танцам: ни один кавалер не выдерживал никакого сравнения с блистательным шевалье. Взор ее рассеянно блуждал по бальной зале, но не находил того, кого искал. Внезапно лицо ее приняло решительное выражение. Без всяких объяснений она покинула кружок и решительным шагом направилась к принцу Карлу-Эммануэлю. Рядом с принцем она заметила нелепую фигуру; внутренний голос подсказал ей, что это его бывший наставник, то есть человек, который заранее, ни разу не видев ее, почему-то настраивал против нее принца. Принц тоже заметил ее, и лицо его сразу приняло приветливое выражение.

— Мадемуазель де Бассампьер, идите сюда, я вам представлю господина Перлотти. Вы, кажется, хотели с ним познакомиться.

Камилла разглядывала тщедушного человечка, сдавленным голосом лепетавшего подобающие случаю приветствия, и не могла понять, почему советы столь невзрачного существа столь высоко ценил ее дядя. Вдобавок она не могла избавиться от мысли, что уже видела его, хотя они и не были знакомы.