Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума. Марш экклезиастов - Михаил Успенский

– В основном. Собственно, что-то подобное мне мерещилось. Но конкретно…

– После великой войны остались всего две расы. Они условились, что усыпальницы будут находиться на противоположных полюсах планеты, что искусственные существа, которые должны заботиться о целостности усыпальниц, не будут похожи ни на одну из рас – и даже при их необыкновенной способности изменять внешность они не смогут принять вид ни Дево, ни Сора.

Эти существа – мангасы – имеют не только интеллект, сравнимый с интеллектом их Творцов, но и мощнейший инстинкт, программу, которая может при необходимости подчинять себе интеллект, направлять его на исполнение Цели…

Да, это было обусловлено, но и Сор, и Дево в тайне друг от друга заложили в некоторых мангасов, еще в зародыши, в яйца – чтобы невозможно было обнаружить – программы уничтожения усыпальниц противника. Да, война продолжалась. Ледниковый период, вызванный Большой войной, подходил к концу, когда выяснилось, что обе усыпальницы уничтожены. Создатели довели до конца дело своей жизни: Хотите знать, что собой представляла их цивилизация?

– Вы не поверите, – сказал Николай Степанович, – но – совершенно не хочу.

– Хм: Что ж, определенная мудрость в таком подходе есть. Впрочем, если передумаете и решите узнать что-то подробнее – я всегда к вашим услугам. Для непредубежденного ума тот уклад жизни имел свои прелести: Один дуэльный кодекс чего стоил. Дуэль была важнейшим государственным институтом: Да, вы же сказали, что не желаете ничего знать о них.

– Именно так.

– Тогда я возвращаюсь к временам позднейшим. Подходил к концу ледниковый период, мангасы – кто-то в образе змей, кто-то – обезьян, – несли службу: и вдруг удар: Создатели мертвы. Умом мангасы все могли понять, но – инстинкт, но – программа: Это было сильнее. И мангасы, зная о том, что жизнь их отныне бесцельна, продолжали вести себя так, как будто Создатели живы и лишь по каким-то высшим причинам медлят с выходом. Даже себе мангас не мог признаться в том, что Цели Жизни более не существует. При этом все прекрасно зная. Представляете коллизию?

– Очень человеческая коллизия. Наблюдал многократно.

– Так ведь – оттуда и пошло: Думаю, вы способны представить себе, что именно может изобрести изощренный разум, с этой коллизией разбираясь?

– Миллион вариантов.

– И еще тонкость: разум, не знающий лжи.

– М-м…

– Скажем, мать, потерявшая младенца, начинает няньчить куклу: Вы уже догадались?

– Куклу? Скорее уж – щенка, котенка…

– Котенка. Или маленькую обезьянку. Кстати, мысль развить кошачьих была. Но перевести гепардов на смешанное питание не удалось; а разумные хищники – это неперспективно. Поэтому остановились именно на обезьянах.

– А как к этому отнеслась программа?

– Все можно обмануть, было бы желание и время. Перед программой появилось оправдание: создается полуразумный помощник, он же – мясной резерв, он же – игрушка: Отсюда четыре ветви: белые, черные, желтые, красные – по цветам Создателей. Ну, и прочее.

– Так. А потом?

– Вас это не шокировало?

– Нет. В конце концов, все было так давно…

– Беда в том, что эти оправдания перед программой становились со сменой поколений мангасов частью Цели. Понимаете? Деды обманывали как бы сами себя, оберегая от суда какие-то свои незаконные устремления, но перед внуками этот обман вставал как святая истина. Тоже знакомо, не так ли?

– Да. К счастью, лично меня это миновало: но наслышан. Наслышан.

– Кроме того, в каждом поколении появлялись те самые диверсанты, о которых я уже говорил. Они тоже имели особую программу, против которой были бессильны – хотя и знали, что исполнение ее бессмысленно. Тем не менее несчастные усыпальницы хотя бы раз в тысячелетие подвергались очередной атаке – как правило, успешной. Я могу знать не все, но и того, что знаю, достаточно: усыпальница Сора была уничтожена шестнадцать раз, усыпальница Дево – семь.

– Уничтожены? Но я же…

– «Уничтожение» в понятиях Создателей – это почти антоним «разрушению». Может быть, поэтому они были так шокированы оружием Йрта, которое превращало в пыль все, на что было обращено. Конечно, разрушить усыпальницу можно, хотя и очень трудно, чрезвычайно трудно: зато убить Спящих оказалось довольно легко. Последние пятьдесят-шестьдесят тысячелетий диверсии производились руками людей…

– Так, – сказал Николай Степанович.

Почти не чувствуя вкуса, он допил свой коньяк. Фламель смотрел куда-то мимо него.

– Мне очень жаль, – сказал Фламель. – Но мы: мы оказались почти бессильны перед нами самими. И когда стало ясно, что так мы доведем дело до нового ледникового периода, а то и до полной стерилизации планеты…

– Это когда погибла Атлантида?

– Нет, значительно раньше. Когда образовались Сахара, Гоби, Амазонская низменность: там были центры цивилизации: царства Инугаах и Мальбет, вольное сообщество Ке: Кстати, Атлантида не погибла. Она, как бы это сказать: обособилась. Но это было двадцать тысяч лет спустя. А в те времена она была диким островом, населенным людоедами и колдунами. Так вот, тогда и возникла мысль, что мангасы должны что-то противопоставить самим себе. Как вы понимаете, такую крамолу ни один мангас не мог вместить в свое сознание целиком. Но по частям: вы меня понимаете? Я знаю первое слово фразы, вы – второе, кто-то незнакомый – третье…

– Кажется, понимаю.

– Самая страшная конспирация – конспирация перед самим собой. Мелкие и будто бы ни на что не влияющие действия. Незначительные просчеты и ошибки: как бы просчеты и ошибки: Наконец, роли. Войдя в роль, можно позволить себе нечто большее, не так ли? А роли мы себе избирали не просто «кушать подано»: хотя и без этого не обходилось: Человечество возрождалось, и мы при сем скромно присутствовали. Пугая, подсказывая, направляя…

Николай Степанович посмотрел на сидящего перед ним, вспомнил, какова роль Фламеля, и медленно кивнул.

– И в каком же положении мы с вами находимся сегодня?

– В очень сложном. Похоже, создавая противодействие самим себе, мы переусердствовали. Вы знаете, что многие знания мангасов перекочевали к людям, и использовать они их намерены уже друг против друга. Все это пока еще глубокая тайна, но рубеж очень близок: Собственно мангасов сейчас уже очень мало – триста одиннадцать. И две тысячи четыреста яиц. Даже если истребление яиц прекратится, в чем я не уверен…

– Понимаю. Но не могу сказать, что сочувствую.

– Несмотря на то, что само существование человечества – наша заслуга? Что поэзия: подбор звуков и смыслов в резонанс колебаниям мировых линий – тоже наше изобретение? Что…

– У меня случай, аналогичный вашему. Умом все понимаю, но ничего не могу с собой поделать.

Фламель усмехнулся.

– Еще коньяк?

– Да, если не трудно…

– Хочу повторить: нас уже очень мало, чтобы на что-то реально влиять. Но при этом мы буквально начинены всеми знаниями Создателей, и предыдущей цивилизации людей, и атлантов – а это было нечто необычное, поверьте, они во многом сумели превзойти самих Дево, – и множеством тайных умений новейшего времени. У нас есть внутренний запрет на применение всего этого: но у вас-то такого запрета нет…

– Простите? – Николай Степанович поперхнулся коньяком. – Что вы хотите сказать?

– Что вы можете пользоваться ими по вашему собственному усмотрению.

– Не понял: С какой стати?

– В незапамятные времена Верховный мангас Лу потерял – совершенно случайно, как вы понимаете – то, что можно назвать ключом. Или Словом Власти. Или Именем Бога. Как хотите, на выбор. И ключ этот, путешествуя из рук в руки, выбрал почему-то вас…

– Выбрал?..

– Или задержался у вас, если вам так больше нравится.

– Постойте. Зачем это было сделано? Цель?

– Говорю же – совершенно случайно. Выпал из кармана. Мангас Лу был страшно расстроен.

– Похоже, – Николай Степанович достал портсигар, посмотрел на него, – мне, как честному человеку, следует вернуть находку законному владельцу…

– Мангаса Лу нет с нами много лет. Ключ ваш. Можете подойти к двери и открыть ее.

– И что за дверью?

– О, многое. Допустим, вот это. Как пример…

Фламель вынул из внутреннего кармана свернутую трубочкой газету. Из нее выпали какие-то пожелтевшие вырезки. Сама газета была глянцевая, тонкая и шуршащая, цветные заголовки: «Иркутские ведомости», 1990, 4 января. Статья на разворот, и в центре овальная фотография: офицер с удивительно знакомым худым лицом, со «Св. Георгием III степени» на шее: «Забытый юбилей» – название статьи. И ниже, петитом: «Сто лет со дня рождения Павла Москаленко».