Харбинский экспресс - Андрей Орлов

Словом, все вели себя спокойно. Лишних вопросов не задавали, ничего при появлении железнодорожных властей не прятали. Типичнейшие обыватели.

Что, само собой, ни о чем еще не говорило.

После восьмого купе устроили перерыв. Вышли в тамбур, вдвоем.

Техник глянул в окно, где за стеклом бежали назад неохватные маньчжурские сосны. В утреннем солнце стволы их вспыхивали и гасли янтарным огнем.

— Эх, — мечтательно сказал техник, — сейчас бы патронташ, ружьишко, и в тайгу. И чтоб на семь верст ни души…

Инженер ничего не сказал. Чиркнул спичкой, затянулся, выдохнул не торопясь дым.

— Нет, в самом деле, — воодушевился техник, — вернемся, сей же час рапорток настрочу. Испрошу у Леонтия Павловича отпуск. Ведь второй год безотрывно. Иль мы не люди?

— Он те даст отпуск, — ответил инженер. — Слыхал про «Метрополь»? Сим пожарчиком сам генерал озаботился. Так что и не мечтай, покуда не сыщем. Я и сам…

В этот момент впереди загудел паровоз. Состав, входя в поворот, дернулся, заскрипел железом. Инженера качнуло, бросило вбок, на дверь.

— А, черт!.. — Он потряс ушибленною рукой. — Все! Второй акт, занавес поднят. Пошли!

В девятом купе, выражаясь по-охотничьи, поручик сделал «стойку». Да и как же иначе? Тут обнаружились весьма примечательные особы: молодой человек лет двадцати пяти — розовый блондин с такой тонкой кожей, что казался каким-то фарфоровым. С ним — невероятной красоты барышня, с чеканным аристократическим профилем и иссиня-черными волосами, сплетенными в две тугие косы.

Пока вахмистр пользовал звонок, поручик успел обменяться с пассажирами несколькими фразами. Оказалось, что девица — грузинская княжна с непроизносимой фамилией, а фарфоровый юноша — жених ее.

Поручик пробежался взглядом по обстановке. Багажа у дамочки считай что и не было — пара коробок и дорожный несессер. Это у княжны-то, пускай даже грузинской? Или молодожены исповедуют тривиальное правило: «С милым и в шалаше рай»?

Как-то не верится. Ох, не верится!

Едва вышли, вахмистр усы подкрутил и глянул многозначительно. Поручик кивнул и тут же показал на следующее купе, по счету десятое, последнее. Хотя уже почти не сомневался: если и есть в пульмане опийная дамочка — то это та самая чернавка, что катит в девятом купе вместе с блондинчиком.

Но в десятое следовало все равно заглянуть.

Заглянули. Здесь была только одна девица, возраста раннего и романтического. Увидев путейских, девица страшно заволновалась, а, разглядев моложавого инженер-поручика, — вспыхнула и потупилась.

На невинный вопрос: неужели такая юная особа путешествует в одиночестве — девица пояснила, смущаясь, что едут они с папа, из самого Петербурга (тут поручик заметил, что хотела она сказать по-новому — Петрограда, — да язык не повернулся). Папа сейчас в салон-вагоне. Но скоро должен прийти.

Поручик на всякий случай вызнал, кто ее папочка и как выглядит. Конечно, в вагонной ресторации ни ему, ни вахмистру делать нечего. Но в их профессии лишних знаний не бывает — это правило он усвоил твердо, еще с шестимесячных жандармских курсов. В общем, посидел немного с девочкой, поглядел на румяные ланиты, да и пошел вслед за техником, который к тому времени закончил свои экзерсисы со звонком.

Вернулись в служебное купе. Кондуктор с начальником поезда остались в коридоре. Не из деликатности, разумеется, — просто усвоили свой маневр.

Теперь требовалось определить, что делать дальше.

Инструкция от подполковника Барсукова, полученная телеграфистом жандармского поста в Хайларе за два часа до прибытия экспресса, на устрашающем канцелярском наречии строжайше предписывала: «Обнаружить подозрительных лиц, с точки зрения исполнения ими курьерских поручений по перевозке запрещенного опия либо его продуктов, обращая в первую очередь внимание на особ пола, противуположного мужескому».

Далее предлагалось направить опытных сыскных работников для сквозной проверки состава пассажирского поезда номер сто семнадцать.

Хайларское жандармское начальство для указанной проверки отрядило поручика с вахмистром — на то имелись причины. Предстоящее дело было тонким, можно сказать — деликатным. Нарядиться-то в путейскую форму может каждый, да только не у всех получится убедительно.

Теперь требовалось понять — удалось им обнаружить «противуположных» подозрительных лиц либо нет. Это было важно, от решения зависели дальнейшие действия.

И в этом первостепенном вопросе мнения жандармов разделились. Поручик считал, что — несомненно, выявили.

Вахмистр склонялся к более осторожным выводам. Грузинская княжна на него не произвела никакого впечатления — в розыскном понимании. Впрочем, и во всех остальных тоже. Он считал, что если и есть тут подозрительные особы, так то пьяненький великан из восьмого купе. А княжна показалась совершенно обыкновенной. Отчего так, вахмистр толком пояснить не мог.

— Я на ее счет вовсе не сумневаюсь, — сказал он, теребя ус. — Не похожа на профурсетку.

— Да какая еще профурсетка! — шипяще кипятился поручик. — Почему — профурсетка? Говорят тебе, курьером может быть и очень приличная дама. Даже скорее всего!

Но вахмистр только качал головой.

«Вот ведь специалист выискался! — подумал поручик. — Ну да и ладно, обойдемся без его мнения. Слава Богу, не высшая математика».

Насчет княжны поручик рассудил так: на Кавказе обычаи блюдут строже, нежели нынче в России-матушке. Куда строже. Чтоб молодую княжну отпустили путешествовать одну с каким-то хлыщом, и еще в такое-то время? Да никогда! И вообще, не пара они. К тому же, какая особа княжеского рода отправится в путешествие, будучи столь несерьезно экипированной? Конечно, эмансипация и все прочее, но не до такой же степени!

Но главным, главным было вот что: у этой так называемой грузинской княжны не имелось акцента! То есть некоторый все-таки был, но не правильный.

Не кавказский.

Надо сказать, поручик в свое время поездил по Военно-Грузинской дороге — юнкера-михайловцы там на последнем курсе готовили топографическую съемку. Покушал вволю сациви и лобио, попил местного вина (чересчур кислого) и потому теперь полагал, что насчет акцента может рассуждать со знанием дела.

Так вот, княжна говорила неправильно. Выговор у нее был не клекочущий, как у горцев, а напевный, будто у одесской еврейки. А что? Может, сия особа из революционеров окажется? А опием занимается попутно, так сказать, для поддержания партийной кассы?

Вполне логично.

Значит, так: первым делом приказать начальнику поездной бригады на первой же станции выкинуть эстафету. А в ней — сообщение для Жандармского управления: «Наиболее подходящие по типажу лица находятся в поезде номер 117, седьмой вагон, купе восьмое, девятое и десятое. Ждем указаний».