Франция в поисках внешнеполитических ориентиров в постбиполярном мире - Елена Обичкина

краткосрочной перспективе, «Соединённые Штаты будут действовать /…/

в качестве силы, тактически наводящей порядок (благодаря своей

способности к решительным силовым действиям), но стратегически

сеющей беспорядок (из-за своей неспособности организовать мир вне

собственных односторонних импульсивных акций)»505. С этих условиях

могло бы вырасти значение других политических сил, даже если их нельзя

ещё расценивать в качестве альтернативных США «полюсов» могущества.

Одним из них могла бы стать Россия, благодаря своему географическому

положению и энергетическим богатствам, вторым – Европейский Союз.

Д.Давид не может себе представить, чтобы Россия, интегрировавшись в

ЕС, составила бы с ним один полюс. В то же время, ему кажется

продуктивной идея создания в будущем единого евразийского

пространства, способного самостоятельно стабилизироваться, воздействуя

на своё опасное окружение в опоре на собственную концепцию

безопасности и на собственные методы. Именно в эти стратегические

размышления может быть вписан франко-российский диалог. Таким

образом, вместе с Европой и через Европу Россия могла бы снова стать

одним из главных элементов международной дипломатической игры. «Мы, европейцы, заинтересованы в этом постольку, поскольку Москва станет

действовать как обычное государство, на общих основаниях»506, -

заключает автор. Таким образом, с Мадридского саммита 1997 г. до 11

сентября 2001 г. (даты, конечно, хоть и рубежные, но достаточно

условные) две идеи были фоновыми в рассуждениях французских

аналитиков о перспективах франко-российских отношений: с одной

стороны, снижение заинтересованности Парижа в особых отношениях с

Москвой из-за ослабления международного веса России; с другой стороны, 505 Ibidem. Р. 20-21.

506 Ibidem. Р.24. Курсив мой – Е.О.

420

банализация роли России в международных отношениях, в частности, в

отношениях с ЕС.

Наряду с вышеозначенными политическими и политологическими

тенденциями, существует влиятельная антироссийская струя в

общественном мнении, представленная известными интеллектуалами, вышедшими, как правило, из леворадикальных («левацких») кругов. Если

взгляды аналитиков подвержены влиянию политической конъюнктуры и

чувствительны к изменениям международной обстановки, мнения этой

группы бескомпромиссны и устойчивы. В годы холодной войны для них

было характерно острое неприятие советского тоталитаризма. После

исчезновения СССР это неприятие переносится на современную Россию, в

политике которой они видят схожие черты. Принципиальная позиция

французских левых интеллектуалов, задающих тон в общественном

мнении, к которому обязаны прислушиваться политики, – быть всегда на

стороне слабого, на стороне меньшинства, особенно если оно подвергается

жёсткому государственному нажиму, чем бы ни был оправдан последний.

У ангажированной французской интеллигенции (в сартровском понимании

этого слова), воспитанной в «культуре протеста» студенческого поколения

1968 г., ещё со времён первой чеченской кампании росло возмущение

политикой Москвы и сочувствие к чеченским сепаратистам. Общественные

настроения, тон которым задавали леворадикальные интеллектуалы, выступающие на страницах газет «Монд» и «Либерасьон», гармонировали

с желанием Ж.Ширака утвердить французское внешнеполитическое

могущество, опираясь на идею республиканского мессианства, несущего

идеи прав человека.

Поддержка большинством российских граждан, в том числе

интеллигенции, силовой политики в Чечне, их равнодушие к нарушению

прав человека вызвали недоумение французского общественного мнения и

укрепили мыслителей леворадикального направления в мысли об

421

антропологическом разрыве между цивилизованным Западом с его

священной верой в права человека и «варварской» Россией, не способной

преодолеть тоталитарное прошлое. Крайним, но влиятельным и наиболее

заметным проявлением этой тенденции являются выступления философа

А.Глюксмана. В связи с событиями 11 сентября 2001 г. он написал книгу

«Достоевский в Манхеттене»507. Автор считает эти события проявлением

новой специфической угрозы «радикально разрушительного терроризма», который он называет «порождением нигилизма». А.Глюксман не видит

ничего предосудительного в решимости США уничтожить «ось зла», считая при этом совершенно естественным, что это определение «внесло

раскол в так называемую антитеррористическую коалицию. /…/ Путин

почувствовал, что оно нацелено против него, так же как китайские

руководители. Некоторые правители, которые сами при случае не прочь

стать террористами, под предлогом борьбы против терроризма могут себе

позволить заставить замолчать борцов за независимость, оппозиционеров, демократов и борцов сопротивления, т.е. ликвидировать их, как это

делается в Чечне или в Тибете». Философ категорически не согласен с

тем, чтобы ставить антитеррористическую операцию в Чечне на одну

доску с американской операцией против талибов в Афганистане, поскольку

та «является освободительной войной во имя порабощённого (талибами) народа, во имя угнетённых женщин, которые отныне вздохнули свободнее.

Другая – война на истребление населения, которую я называю

нигилистской войной508». Качественное отличие новой международной

ситуации А.Глюксман видит в том, что во времена холодной войны две

противостоящие сверхдержавы обладали не только разрушительной, но и

созидающей мощью. «Сегодня мощь разрушения возобладает над мощью

созидания. Типичным примером, подтверждающим эту точку зрения, 507 Glucksmann A. Dostoievski а Manhattan. - P.: Robert Laffont, 2002.

508 Glucksmann A. Entretien avec G. Ackerman // PI. - Аоut 2002. - NІ97. Р. 156. Курсив мой – Е.О.

422

философ считает мотивы присоединения России к Большой семёрке.

Россия сегодня обладает потенциально большой разрушительной силой: располагая вторым по величине ядерным арсеналом в мире и занимая

второе или третье место по продаже оружия, «она способна в неслыханных

размерах увеличить мировой хаос». В отличие от США и других членов, представляющих силы созидания, «именно разрушительная мощь

определяет её статус великой державы», - заключает А.Глюксман509. Это

обстоятельство в его глазах отделяет Россию от цивилизации созидания и

служит основой её принадлежности к силам нигилизма, который он

считает новой мировой угрозой. Этот разрушительный нигилизм

действует под разными личинами: «Gound zero в Манхэттене, уничтожение

Грозного, голод, порождённый политическими причинами, в Северной

Корее и в Замбии. Террор, кустарный или государственный, играет сбор

как в Азии, так и в Африке»510. Исходя из этой логики, Глюксман

отвергает справедливость суждений, что имперская политика США

явилась глубинной причиной отчаянья, породившего террористические

удары по Нью-Йорку. Зато террористические акты чеченских боевиков в

российских городах он считает естественным порождением политики

Москвы.

Крайним суждениям А.Глюксмана уделено здесь так много места

не просто в силу их оригинального характера, а потому, что эта фигура

является сегодня во Франции одной из центральных в формировании

общественного мнения в отношении России. В последние годы Глюксман

стал непременным участником политических ток-шоу центральных

программ французского телевидения, своего рода оракулом, мнения

которого спрашивают в связи с важнейшими международными событиями.

Его логика присутствует в освещении внутриполитических событий в

509 Ibidem. Р. 161.

510 Ibidem. Р. 163.

423

России и франко-российских отношений во французских СМИ, особенно в

изданиях левого направления, в частности, в газете «Монд». Последняя, обладая одной из самых крупных корреспондентских сетей в мире, пользуется репутацией наиболее информированного и информативного

ежедневного издания Франции. Накануне первого визита президента

Путина в Париж, в октябре 2000 г. Глюксман стал инициатором петиции

550 европейских интеллектуалов, опубликованной ведущими СМИ

Франции, и серии массовых акций протеста против российской политики в

Чечне и против оказания России экономической помощи со стороны ЕС511.

«Мы располагаем всеми средствами, чтобы проучить Г-на Путина, потому