Эхо войны. - Ольга Шумилова

От удара подпрыгивает пол под ногами, вздрагивают стены. Мелко дрожит, но выдерживает бронированный стеклопластик. А за вторым периметром расцветает вспышками и грохотом огненный шар выше крепостной стены — один за другим взрываются двигатели, топливные емкости и арсенал. Корму крейсера разносит в клочья, а то, что осталось, с остервенением смертников облепляют толстой коркой шипастые зеленые тела.

Слышна ли на самом деле стрельба, или это просто бред измученного надеждой сознания?…

Второй крейсер падает далеко — кажется, даже за границей барьера, а я с отрешенностью медика, наблюдающего за агонией неизлечимого пациента, отмечаю, с какой высоты. Видимо, для свидетельства о смерти.

И снова — алым вспыхивает небо, от удара рушится ветхая стена третьего периметра, которую так и не успели закрыть на реконструкцию… Это конец Развалин, конец форта Иней, конец…наверное, нам, его солдатам. Несмотря на то, что под двойным ударом не выдерживает и проседает дальняя часть мастерской. Несмотря на то, что действительно все еще слышна стрельба…

Я подалась назад, расталкивая замерших с перекошенными лицами солдат и побежала наверх, под крышу единственной оставшейся за нами башни.

Не переставая, на одной ноте, надрывно выла тревожная серена. Я сидела, скорчившись, у крошечного слухового окошка, которое не стали даже заваривать, и сквозь пол–ладони стеклопластика наблюдала, как гибнет то, без чего можно жить — надежда.

Надрывно кашляющие от ядовитого дыма, шатающиеся от недостатка кислорода, с залитыми кровью лицами и растрескавшимися шлемами солдаты пробивались сквозь огонь и раскаленный металл наружу, чтобы умереть от когтей и зубов под начинающимся дождем. Вялые выстрелы захлебывались в бесконечном зеленом потоке, камни плавились от жара полыхающих кораблей.

У Жизни нет жалости, зато есть клыки, когти и кровавые реки. Но как же иногда хочется совершить чудо, подобно богам, совершить невозможное… Сделать так, чтобы мерзавцы получали по заслугам в Бездне, а святых никогда не касалось зло. Чтобы в конце пути нас ждал счастливый конец, и все мы дошли до этого конца живыми.

Сделать так… чтобы не гибла надежда, без которой можно жить, но выиграть — никогда.

Внизу, за вторым периметром, крылатые твари разрывали в клочья выживших солдат, разрывали нашу надежду, и мне как никогда хотелось совершить чудо.

Вместо чуда богиня снова посмеялась надо мной, осветив своим фонарем то, что никак нельзя было назвать спасением. Я снова посмотрела вниз, на копошащуюся крылатую массу, прокрутила в голове события последних дней и бросилась к лестнице.

В то, что теперь заменяло кабинет коменданта, я ворвалась одновременно с майором. В затылок нам дышало полдесятка старших офицеров. Торрили молча посмотрел на нас, оторвавшись от экрана трех чудом уцелевших камер слежения.

— Морровер, что вы хотели?

— Комендант… — от неожиданности я замолкла, оглянувшись на старших офицеров. Но потом вспомнила, что хотела сказать, и мой голос окреп. — Комендант, если мы не уходим сейчас, мы уходим на тот свет. Не позже, чем через два–шесть часов нас вырежут в ноль.

— Откуда у вас информация? — он резко встал с кресла. — Приступ ясновидения? То, что произошло с кораблями Лидры, не ставит автоматически на нас крест, так что прекратите сеять панику!

— А почему это произошло с кораблями Лидры? — резко поинтересовалась я. — Я ведь говорила вам…

— Никто не знал, что в итоге они прилетят на поле боя!

— Я говорила вам! Говорила, и вы знали, что эти твари могут оказаться здесь! — цедила я сквозь зубы. В горле клокотала злость. — И не кормите меня этими сказочками про незнание — вы решили перестраховаться, чтобы Лидра, перепугавшись, не завернула корабли! А потом просто надеялись, что пронесет!

Лицо Мертвяка осталось непроницаемым, но офицеры явно утратили уверенность.

— Не отвлекайтесь, Морровер. Тем более, что обсуждать приказы руководства полномочий у вас нет. Повторяю: откуда вы взяли такие прогнозы?

— Вы бы тоже взяли, если бы подумали, — огрызнулась я. — Сколько их сейчас здесь? Триста? Четыреста?… Одна хорошо продуманная атака — и мы не удержим ни одну баррикаду, ни одну дверь. Так почему это не было сделано до сих пор? — я неприятно улыбнулась. — К нам летит больше полутора тысяч солдат на мощных больших кораблях. И уже то, что т'хоры об этом знали, говорит о том, что наши сумасшедшие спали недостаточно крепко — либо они могут читать мысли на расстоянии гораздо большем, чем мы. Но любая атака — потери, в нашем случае — большие. Чтобы суметь погасить двигатели такого объема, а потом и добить уцелевших, им нужен был крупный рой. Теперь задача выполнена — или практически выполнена. Мне продолжать дальше?…

— Морровер, вы никогда не приносите добрых вестей, — Мертвяк тяжело опустился обратно в кресло. Бросил короткий взгляд на майора. Тот не слишком уверенно, но коротко кивнул. — Можете быть свободны. Оба.

Я коротко, безо всякого уважения, поклонилась и вышла. Северянин вышел следом, и почти бегом скрылся за поворотом коридора. Я же осталась сидеть под дверью, мучительно размышляя о том, что меня не касалось.

Когда–то кто–то сказал мне, что выход есть всегда. Мысли лихорадочно метались под сводами черепной коробки, и не находили его. Разве что на тот свет.

Через десять минут умолкшая было сирена взвыла вновь. Из динамиков грохотал приказ об общей экстренной эвакуации.

Еще за пять нижние этажи и подвалы форта превратились в кипящий котел. Солдаты спешно бросали в рюкзаки одежду, пайки и оружие, техники лихорадочно паковали портативную аппаратуру, медики бились в истерике, не зная, что делать с тяжелыми ранеными.

Я же ходила, как во сне, и искала, искала, искала… Выход, только его. В замке, да, тогда еще замке, был путь отступления, последняя линия обороны — в горы, узкий неприметный ход в лабиринт глубоких подгорных пещер, на которых стоял Призрачный хребет. Но это — что угодно, только не выход. До сих пор не установлено, имеют ли они еще один доступный выход наружу, и до какого предела проходимы.

Отсрочка неизбежного.

Я прикусила губу. Без помощи нам не выжить, но кто может справиться с этой лавиной? Ответ был несложен, сложно было дать о себе знать — сложно, но не невозможно. Невозможно было в одиночку, или даже целым фортом, целой планетой перебороть войну… Не победить — стать значимее, чем она.

Чудо, которому нет места в жизни.

Но если не сможет совершить чудо избранница божья, кто сможет?…

Экстренная эвакуация предполагает час, из которого прошла половина. Я развернулась и побежала в подвал под первым корпусом, служивший теперь казармой. Там, в рюкзаке, в потайном кармане хранились вещи, всего лишь мимолетно напоминавшие о прошлом. Когда–то. А теперь…