Философские обители - Фулканелли

Перед нами не историческое повествование как таковое, а замечательный рассказ, полный «пантагрюэлизмов». Под лёгким пером Рабле с его темпераментным и ярким стилем он, несомненно, приобрёл бы пикантность, красочность и сочность без всякого ущерба для эзотерического смысла.

До того как Благоразумию был придан статус основной добродетели, оно долгое время выполняло функции аллегорического божества, которое древние изображали двуликим. Наша статуя очень удачно воспроизводит этот облик. Вперёд глядит молодое женское лицо с правильными чертами, назад же обращено благородное и строгое лицо старца. Линии второго лица как бы продолжают изгибы длинной шелковистой бороды. Эта великолепная фигура — вариация образа Януса, который был сыном Аполлона и нимфы Креусы — представляется не менее интересной, чем три другие, и не уступает им в величественности.

На плечах у Благоразумия широкий плащ философа, который раскрывается, представляя взору блузку с гофрированной отделкой. Затылок закрыт простым платком. Обрамляя лицо старца, платок завязывается спереди и обнажает шею, украшенную жемчужным ожерельем. Юбку с широкими складками поддерживает витой шнур с шишечкой, на вид тяжёлый и похожий на монашеский. Левая рука сжимает выпуклое зеркало, в которое женщина не без удовольствия глядится. В правой руке у неё циркуль с разведёнными острыми ножками. У её ног замерла свернувшаяся змея [XL].

XL. Нантский собор. Гробница Франциска II. Благонамеренность (XVI в.)

Для нас этот благородный образ является волнующим и выразительным олицетворением Естества, простого, плодовитого и разнообразного в своих проявлениях, одаряющего самые скромные свои создания изяществом и совершенством форм. Его зеркало — Зерцало Истины — классические авторы всегда рассматривали как иероглиф универсальной материи (matière universelle) и, в частности, как знак субстанции Великого Делания. Субъект Мудрецов (Sujet des sages), Зерцало Искусства (Miroir de l’Art) — герметические синонимы, которые скрывают от непосвящённого действительное название тайного минерала. В этом зерцале, как говорят Мастера, человек видит природу в истинном свете. Благодаря ему он узнаёт древнюю истину в её традиционном обличье. Дело в том, что естество никогда не даёт исследователю взглянуть на себя напрямую, он может увидеть лишь его зеркальное отображение, а чтобы ясно показать, что речь идёт о нашем микрокосме, малом мире премудрости (petit monde de sapience), скульптор изваял зеркало выпуклым, ведь выпуклая линза обладаёт свойством уменьшать предметы, сохраняя их относительные пропорции. Таким образом, указание на герметического субъекта, содержащего в минимальном своём объёме всё, что заключает в себе огромная вселенная, предстаёт вполне намеренным, умышленным, обусловленным настоятельной эзотерической необходимостью и значительно облегчающим толкование предмета. Поэтому, терпеливо изучая эту единственную в своём роде изначальную субстанцию (primitive substance), частицу хаоса, отражающую большой мир (grand monde), художник приобретает элементарные понятия о неизвестной науке, проникает в тайные области, изобилующие открытиями, богатыми на откровения, щедрыми на чудеса, и получает в итоге бесценный дар, который Бог уготовил для избранных душ: свет Мудрости.

Таким образом, под внешним покровом Благоразумия мы прозреваем сокровенный образ древней алхимии и через атрибуты Благоразумия приобщаемся к её тайнам. К тому же практическая символика нашей науки так или иначе зиждется на двух понятиях, на двух чисто философских добродетелях: благоразумии и простоте. Prudentia et Simplicitas — таков девиз Василия Валентина и Сеньора Задита. На одной из гравюр Трактата об Азоте изображён Атлас, поддерживающий небесный свод, а у его ног — бюст Януса (Prudentia) и скульптура Простоты (Simplicitas) под видом ребёнка, разбирающего азбуку. Но если простота — свойство прежде всего естества (это самое первое и самое важное из его достояний), то человек, напротив, наделён свойствами, сводящимися к одному — Благоразумию. Среди этих свойств осмотрительность, осторожность, разумность, проницательность, опытность… Чтобы довести эти качества — врождённые и приобретённые — до совершенства, требуется время, поэтому вполне резонно, что у Благоразумия два лица.

В алхимическом объяснении атрибутов нашей основной Добродетели, судя по всему, находит отражение и другая, менее отвлечённая истина. Обычно рекомендуется сочетать браком «здорового сильного старика с прекрасной молодой девой». От этого химического брака (noces chimiques) должен родиться младенец-металл, который будет назван андрогином, потому что он совмещает в себе природу своего отца (Серы) и матери (Ртути). Здесь, впрочем, содержится тайна, о которой не говорят даже самые лучшие, самые откровенные авторы. Операция, о которой идёт речь, кажется простой и обыденной. Мы, однако, тщетно бились над ней несколько лет, а всё оттого, что Философы ловко соединили две последовательные работы в одну и сделали это с тем большей лёгкостью, что эти два процесса схожи между собой и приводят к близким результатам. Под их андрогином Мудрецы подразумевают искусственно приготовленную смесь Серы и Ртути, что предполагает предварительное получение каждого (isolés ou extraits) из этих компонентов. Речь, следовательно, не идёт о веществе, непосредственно порождённом естеством. В этом случае мы говорим, что старец сочетается с юной девственницей. В практической алхимии труднее всего решить, с чего начинать. Поэтому мы предпочитаем больше говорить о начале, чем о конце Делания, и используем для этого каждый удобный случай. Мы поступаем так согласно авторитетному совету Василия Валентина, который говорит: «Тот, у кого есть вещество, всегда найдёт в чём его сварить, а тот, у кого есть мука, может не беспокоиться о хлебе». Между тем элементарная логика обязывает нас искать родителей Серы и Ртути, если мы желаем получить посредством их соединения философский андрогин, другими словами, ребис, compositum de compositis, живой меркурий (mercure animé), то есть собственно материю Эликсира. Из химических родителей Серы и Ртути, один, а именно девственная мать, продолжает играть свою роль, а вот старец, выполнив свою миссию, должен уступить своё место более молодому. От этих союзов рождается по отпрыску — они разного пола: сухая и огненная Сера и «флегматичного и меланхолического нрава» Ртуть. Именно это подразумевают Филалет и д'Эспанье, когда говорят, что «нашу деву можно выдать замуж дважды без ущерба для её девственности». Другие выражаются более туманно, замечая лишь, что «небесные солнце и луна не то же самое, что светила философов». Эти слова следует понимать таким образом, что художнику никогда не найти родителей камня, собственно взращённых естеством, и он должен сам создать герметические солнце и луну, чтобы не лишиться драгоценного плода их союза. Нам кажется, по этому поводу мы сказали достаточно. Умному много слов не надо, и те, кто долго трудились над этой проблемой, сумеют воспользоваться нашим советами. Мы пишем для всех, но не все призваны нас услышать, потому что говорить более открыто мы не вправе.

Свернувшаяся у ног нашей статуи змея, чья голова в предсмертной судороге откинута назад, считается одним из атрибутов Благоразумия: змея от природы очень осторожна. Пусть так, однако согласитесь, что умирающая рептилия вряд ли может проявлять такое своё качество. Поэтому логично предположить, что у этого символического образа другой смысл, весьма отличный от того, что ему приписывают. В герметике у змеи такое же значение, как и у дракона, который, согласно Мудрецам, олицетворяет Ртуть. Вспомним распятого змея у Фламеля, змея в Соборе Нотр-Дам де Пари, змея на кадуцее, на медитационных распятиях (вырастающих из человеческого черепа, который служит основанием божественному кресту), змея Эскулапа, греческого Уробороса — serpens qui caudam devoravit, — отражающего замкнутый цикл малой вселенной, каковой является наше Делание. Все эти змеи либо уже мертвы, либо издыхают, начиная с самопожирателя Уробороса и заканчивая искусителем Евы, «потомство которой будет поражать его в голову» (Быт. 3:15), а также змеями на кадуцее, убитыми жезлом. Всё здесь выражает одну идею, одну доктрину, одну традицию. Змей, иероглиф алхимического начала первого порядка (principe alchimique primordial) подтверждает высказывание Мудрецов о том, что всё искомое содержится в меркурии. Именно Ртуть — двигатель и вдохновитель Великого Делания, так как она его начинает, продолжает, доводит до совершенной стадии и заканчивает. Ртуть являет собой мистический круг, где Сера, эмбрион Ртути, обозначает центральную точку, вокруг которой та совершает своё вращение, вычерчивая при этом графический символ солнца, порождающего свет, дух и золото и дарующего земные блага.