Анка - Василий Дюбин

— А где Васильев?

— Повел партизан в обход. Он слева нажал на фрицев и погнал их туда, откуда бил миномет. Слышите? Уже не стучит и мины не летят.

Анка бросилась вправо. Там послышались выстрелы.

— За мной! — крикнул Кавун Цыбуле и его напарнику и последовал за Анкой.

Но она уже скрылась в лесу.

Тем временем Бирюк, отстав от партизан, которых повел Васильев, лежал на снегу у кромки леса и обозревал поляну. Позади него затихала редкая перестрелка.

«Васильев с партизанами добивает остатки, — с горечью подумал он. — Эх, сорвалось…»

Но там, в лесу, куда побежала Анка, а за ней Кавун, участились выстрелы.

«Дураки, — ругал Бирюк немцев. — На пулемет полезли… А потом, как стадо баранов, рассыпались… Надо бы тихо, ужом подползти…»

На этом размышления Бирюка были прерваны. Отбиваясь обнаженнной шашкой от наседавших на него немцев, Кавун медленно пятился из лесу на поляну. Взбешенный офицер, указывая пистолетом на Кавуна, что-то выкрикивал на своем гортанном, лающем языке, но приблизиться к Кавуну не решался и почему-то не стрелял в него. Видимо, он хотел взять живьем этого грозного, богатырского телосложения командира партизан, только не своими руками, а руками солдат.

Вдруг Кавун резко повернулся, сделал несколько стремительных прыжков и прислонился спиной к дубу. Этим маневром он обеспечил себе более выгодное положение для обороны. Офицер, притаптывая снег позади солдат, толкал их в спину пистолетом. Один солдат бросился на Кавуна, но в воздухе вспыхнул холодный блеск острой стали, и голова гитлеровца полетела с плеч. За ним было кинулся второй, но в страхе отпрянул. Тогда Кавун, не теряя ни секунды, одним броском очутился возле солдата и молниеносным косым ударом по плечу прикончил его, отделив от туловища голову и левую руку. Это был удар страшной силы, при виде которого немецкий офицер оцепенел на несколько секунд…

«Халява, а не офицер… Чего же не стреляешь?..» — заерзал на снегу Бирюк и взял Кавуна на мушку карабина. Из лесу на поляну выбежала Анка с пистолетом в руке. Выстрелы Бирюка и Анки слились в один короткий звук. Разом, словно по команде, упали на снег Кавун и немецкий офицер…

Смолкли выстрелы. В лесу снова воцарилась тишина. Прошло около часа, как партизаны унесли Кавуна и вернулся на базу со своим взводом Григорий Васильев, а Бирюк все лежал на месте. Он заметил неосторожное движение одного немца, лежавшего среди убитых на поляне, и выжидал… Немец лежал на спине. Приподняв во второй и третий раз голову и осмотревшись, немец перевернулся на брюхо и пополз, не переставая боязливо озираться. Он полз прямо на Бирюка. Вдруг немец стал забирать в сторону. Достигнув кустарника, он поднялся на ноги и пустился было бежать, но приглушенный шипящий окрик позади — «Хальт! Хенде хох!» — приковал его к месту. Подняв руки, немец медленно повернулся.

«Хитрый, аспид, убитым прикинулся», — усмехнулся Бирюк и кивнул через плечо:

— Плен… Топай!

Перепуганный немец повиновался. Стоявшие в конце поляны часовые, увидев Бирюка, конвоировавшего немца, засмеялись:

— Доброго осетра словил, — похвалил кумураевец.

— Не рыбак, а счастье рыбацкое так за ним и ходит, — съязвил бронзокосский партизан.

— Попробуй словить такое счастье, — угрюмо огрызнулся Бирюк.

— Черт косолапый. Да я таких сопливых фрицев нынче дюжину перешиб.

— Топай, топай, аспид! — прикрикнул Бирюк на немца.

В отряде подсчитывали потери. Оказалось: убитых — одиннадцать; легкораненых — шесть; тяжело — двое: один боец, которого поместили к Орлову, и Кавун; без вести пропавших — тоже двое: один кумураевский рыбак и Бирюк.

— Таких потерь мы еще не имели, — покачал головой Краснов.

— Но и схваток таких тоже не было, — возразил Васильев. — Шутка ли, целая рота с минометом навалилась на нас.

В пещеру вбежал партизан.

— Товарищ командир, один пропавший сыскался, — обратился он к Васильеву.

— Кто?

— Разведчик наш.

Вошел Бирюк, подталкивая немца.

— Топай, топай, аспид.

— Вот черт! — воскликнул Краснов. — Повторно воскресает из мертвых. И каждый раз не с пустыми руками приходит.

— Зачем ты приволок его? — нахмурился Васильев.

— Трофей, товарищ командир. А раз он мой трофей, дозвольте мне же дать ему путевку к его прабабушке.

Васильев махнул рукой и отвернулся.

— Топай! — кивнул Бирюк немцу…

…Метрах в трехстах от лагеря Бирюк остановил немца, выстрелил два раза вверх из карабина, тихо сказал:

— Рви когти. Да живо. Ну?

Немец стоял на месте, ничего не соображая.

— Беги, дурак… Драпай…

Немец понял. В его глазах загорелась надежда. Он улыбнулся, залепетал:

— Ка-ме-рад… Ту-ва-рыш…

— Идиот! — злобно прошипел Бирюк. — Я тебе, туды и растуды, в душу и печенку, такого товарища дам… Беги! — и показал ему, куда надо бежать. — Туда, туда, аспид вонючий.

Словно налетевший шквал подхватил немца, и он помчался с такой резвостью, что ему впору было с зайцем бегать наперегонки. Но совсем близко прогремела автоматная очередь. Немец как-то странно подпрыгнул и нырнул головой в снег. Бирюк кинулся на звук выстрела. По склону вниз сползал кумураевский рыбак, оставляя на снегу кровавый след. Он-то и считался без вести пропавшим. Увидев Бирюка, партизан обрадованно заговорил:

— Ишь, собака… Это он от тебя хотел убегти! Но я его ловко срезал. Помоги-ка, браток. Рана тяжкая у меня…

Бирюк грубо оттолкнул ногой протянутую руку партизана, выстрелил ему в голову, вскинул на плечо карабин и неторопливо зашагал к ущелью.

Пуля, посланная Бирюком в Кавуна, пробила грудь. Кавун лежал на спине в забытьи. Васильев и Анка сидели против него и молчали. Наконец раненый открыл глаза. Он долго, щурясь, всматривался в Васильева.

— Грицко? — голос был слаб, еле слышен.

— Я, Юхим…

— Добре…

— Видал, как ты работаешь своей шаблюкой. Человека надвое раскалываешь.

— Шо?

— Я говорю, богатырский у тебя удар шаблюкой.

— Ни… Це удар… буденновский… Жалию, шо ката… офицерика… не успив… — Кавун перевел дыхание и закрыл глаза.

Анка приложила палец к губам. Васильев поднялся и на цыпочках вышел.

Новый, 1943 год народные мстители отряда «Родина» встретили невесело. Умер тяжелораненый кумураевский рыбак. Здоровье Кавуна не улучшалось. Орлов был в угнетенном состоянии. Он все еще не мог ступать раненой ногой, а ему не терпелось включиться в боевые действия товарищей, помогать.

Январь выдался тяжелым. Немцы повторили налет на отряд. Бой был продолжительным и упорным. Противник не имел успеха и бежал, оставив в лесу немало трупов. Но и отряд потерял только убитыми восемнадцать человек. Тут уж «потрудились» Бирюк с Пауком, набившие руку в предательской стрельбе по партизанским спинам в горячке боя.

Наступил февраль. Положение малочисленного отряда еще больше ухудшилось. Патроны и запасы продовольствия подходили к концу. Вышел весь спирт. Анка перевязывала раненых ржавыми от крови, стиранными без мыла бинтами. А тут еще в тяжелой схватке с немцами осколком мины тяжело ранило Васильева в голову. Особенно плохо было ему по ночам. Он метался в жару, бредил и только к утру затихал. Командование отрядом принял Краснов. Днем, когда Васильеву становилось немного легче, он спрашивал Краснова:

— Лукич… Ты послал Бирюка в разведку?

— Я же тебе еще вчера говорил, что послал.

— Ага… Значит, забыл я… И что же?

— Да вот… еще не вернулся.

— Как народ?

— Разве ты не знаешь наших рыбаков? Народ крепкий, одним словом, морская душа.

— Совершенно верно… — Васильев подумал и сказал: — Позови сюда Анку…

Краснов вышел и скоро вернулся с Анкой.

— Вам лучше? — спросила Анка, положив руку на лоб Васильеву.

— Плох я… А позвал вот зачем…

— Слушаю.

— Поручение тебе…

— Какое?

— Сходи к Пахомовне… Узнай, не появлялся ли ее старик? Нам во что бы то ни стало… надо связаться с каким-нибудь отрядом… Непременно… Обязательно…

— Ясно.

— А ты, командир, как, одобряешь? — спросил он Краснова.

— Да какой я командир без Тарасовича и тебя, — вздохнул Лукич.

— Шо? — проснулся Кавун.

— Ничего, Тарасович… — сказал Васильев. — Спи, спи… — и махнул рукой.

Анка вышла. Краснов тоже направился к выходу. Васильев задержал его.

— Лукич, погоди.

Краснов вернулся.

— Слушаю, Афанасьевич.

— Ты куда торопишься?

— Да мы там носилки мастерим из палок и плащей. Знаешь, в случае перехода…

— Вот-вот… — перебил его Васильев. — Об этом я и хотел сказать тебе… Иди!

На этот раз Бирюку повезло больше. Немецкие солдаты отобрали у него карабин, но не раздели. В поселке Пятигорское его ввели в знакомую уже хату, порог которой он переступил с большой неохотой.