Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю - Дмитрий Иванович Иловайский

того, что прибавленные к ним объяснения преимущественно относятся к славянской параллели; наконец, из неодолимой трудности провести эти объяснения через всю русскую параллель (хотя норманисты и провели их с помощью величайших натяжек). Невольно приходила мысль, что некоторые из русских названий по своей древности уже во времена Константина едва ли не утратили своего первоначального смысла; так что их объясняли уже с помощью осмысления. Разъяснение начальной болгарской истории подтверждает наши предположения. Болгарские племена передвинулись в приднепровские края не ранее IV в., то есть не ранее гуннской эпохи; тогда как роксалане, по Страбону, уже в I в. до Р. Х. жили между Доном и Днепром.

Что во времена Константина действительно смысл некоторых русских названий был уже потерян, доказательством тому служит порог Есупи (’Εσσουπῆ). Константин говорит, что по-русски и по-славянски это значило не спи. Но ясно, что тут мы имеем дело с осмыслением, основанным на созвучии; само по себе это повелительное наклонение невозможно как географическое название. Филология норманистов уже потому показала свою научную несостоятельность, что она до последнего времени относилась к слову не спи как к действительному географическому имени и подыскивала для него такую же форму в переводе на скандинавские языки. По моему мнению, это могло быть одно из названий, сохранившихся от древнейшей, еще скифской эпохи. Ключ к его происхождению, может быть, заключается в известии Геродота о том, что область, лежавшая между Гипанисом и Бористеном, на границах скифов-земледельцев и алазонов, называлась Ексампей (Εχμπαἶος) и что это скифское название значило Святые пути. Мы можем видеть тут темное известие именно о Днепровских порогах, около которых находилась священная для скифов страна Геррос. Каменные гряды, преграждавшие течение Днепра, вероятно, у туземцев были связаны с мифическим представлением о каком-либо божестве или герое, переходившем реку по этим скалам, или набросавшем их для перехода на другой берег, или вообще с чем-либо подобным[150]. Слово Ексампи (при сокращенном окончании) или Ессампи с утратой носового звука (вроде славянского Ж) должно было произноситься Есупи. Так сначала назывались вообще Днепровские пороги; а потом, когда их стали различать отдельными названиями, Есупи осталось за первым. Затем явилось его осмысление в форме: не спи. Еще позднее, под влиянием этого осмысления, один из порогов стал называться Будило, то есть названием, более соответствующим духу языка при данном осмыслении. Конечно, все это предлагаю не более как догадку; но надеюсь, что, во всяком случае, она имеет за собой большую степень достоверности, нежели забавное название не спи с его переводным ne suefe или eisofa.

Второй порог, Ульворси, норманисты продолжают превращать в скандинавское holmfors: ибо только при таком превращении у этого названия получается одинаковый смысл с стоящим против него славянским Островунипраг. Что русское хольм обратилось у Константина в ул, по-прежнему доказывается «непривычным» греческим ухом, «вероятным» смешением аспирантов, переходом таких-то звуков в такие-то и пр. Одним словом, неверная передача этого названия будто бы совершилась по известным фонетическим законам. А между тем все подобные ссылки на законы языка уничтожаются следующим соображением. Иностранные слова действительно произносятся на свой лад, но это бывает обыкновенно в том случае, когда народ усваивает себе или часто употребляет какое-либо чужое слово. Но когда образованный человек записывает иностранное название, то он старается передать его как можно ближе к настоящему произношению, а не переделывать его непременно в духе своего родного языка. Доказательством тому служит тот же Константин, который передает в своих сочинениях множество варварских названий всякого рода; причем часто сохраняет их произношение, совершенно не соответствующее духу греческого языка, а иногда сообщает их в очень искаженном виде. Вообще подобные ошибки и неточности подвести под известные законы и с помощью их восстановить точные данные по большей части бывает невозможно. Например, на основании каких фонетических законов русский Любеч у Константина обратился в Телюча? и т. п. Это-то столь простое соображение норманисты упускают из виду.

Третий порог, Геландри, по новому толкованию, есть, собственно, сравнительная степень от скандинавского причастия настоящего времени gellandi — звенящий, а может быть, звук р тут только послышался Константину. Славянским же языком нельзя объяснять это название, потому что у славян будто бы нет слов, начинающихся с ие-, и по славянской фонетике и в таком случае должно перейти в ж. Нет будто бы у славян и слов, оканчивающихся на – андр. Но, во-первых, название данного порога исправляется по-своему, то есть выбрасывается звук р и удваивается л; а иначе не совсем удобно предположить собственное имя в сравнительной степени. Мы также, хотя и примерно, предполагали только маленькую поправку: вместо Геландри читать Гуландри, и это слово совершенно подходило бы к толкованию Константина, по которому оно означает шум или гул. Во-вторых, не совсем верно, будто в славяно-русском языке нет и не могло быть слов, оканчивающихся на – андр. Мы уже указывали некоторые примеры (глухандря, слепандря и т. п.; прибавим тундра, форма своя, а не чужая, хандра, малорус, халандра и пр.); они представляют остаток какой-то весьма древней формы, для нас уже утратившей свой грамматический смысл. (Впрочем, по мнению филологов норманнской школы, кажется, подобные слова стоят вне всяких законов славяно-русского языка?) В-третьих, неверно также и положение, что славянский язык не терпит слов, начинающихся с ге-. На основании какого же фонетического закона в одном из древнейших наших памятников, в Повести временных лет, мы постоянно читаем генварь вместо январь? Укажу еще на следующий пример. У Бандури в известном греческом рассказе Анонима о происхождении славянской азбуки приводятся славянские названия букв с помощью греческой транскрипции. При этом не только все названия, начинающиеся по-славянски буквой е (есть, ер, еры, ерь), но даже н, ю и оба юса переданы с ие, а именно geesti, geor, gerh, ger, geat, giou, γεους, gea. О.М. Бодянский в своем сочинении «О временном происхождении славянской письменности» указывает, что так, вероятно, записано по южнорусскому или малорусскому произношению[151].

Для русского названия порога Айфар, соответствовавшего славянскому Неясыть (пеликан), норманисты, по новейшему их толкованию, подыскали голландское слово oievar, что означает аиста. Уже сама по себе эта комбинация невероятна. У скандинавов не водились пеликаны и не существовало их название; но им надобно было во что бы ни стало перевести славянское название неясыть, и вот они берут для того у голландцев слово, означающее все-таки аиста, а не пеликана. Так объясняют А.А. Куник и Я.К. Грот. Выше (на с. 325) мы уже упоминали об этом толковании. После нашей заметки на него встречаем то же толкование и в том же виде во втором, «пополненном» издании «Филологических разысканий»