Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин

- А я думала, обо мне вспомнил...

- Поминал, – спохватился Фатеев. – Снилась ты мне! – запоздало обнял, приник губами.

- Оно и видно, – насмешливо процедила Афанасея; отпихнула. – Золото всего дороже... Ложись!

- Ты со мной?

- Нет.

- Тогда какой резон в доме меня держать?

- Долго не продержу.

Но она не гнала, и Фатеев не уходил, живя у неё третью неделю, к ней не приставал. Днём спал. Ночью исчезал то к Панкратову, то к Дугину.

- Вот и опять зима пришла, Рыжко! – вздохнула женщина, гладя жеребца по шее. Он моргал большим ликоватым глазом, тряс гривой, прислушиваясь к её голосу.

Заскрипели ворота.

Не закрыв их, ввалился Федяня. Ни слова не говоря, схватил Афанасею, повалил на сено. Обидчиво заржал Рыжко, ударил копытом. Афанасея молча била Федяню кулаком по лицу. Он сопел, обнося её густым и душным перегаром; рвал одежду.

- Кричать буду! – пригрозила, высвобождаясь.

Федяня нащупал пристяжной валек, опираясь на него, поднялся на ноги.

«Убьёт!» – она прижалась к стене. Стало страшно.

- Вот вы чем занимаетесь! – прервал жуткую, с лошадиным перехрустом тишину Дугин. Услышав отцовский голос, Федяня бросил валек и выбежал на улицу. – На молоденьких потянуло?

- Замкнись, короста! А своему зверёнышу скажи ишо раз пристанет – башку топором проломлю!

- Женить его собираюсь. Не сбивай с пути...

- Кабы кто путний! – Афанасея оправила одежду. И вдруг присела: в животе больно торкнулся ребёнок. – О-ох!

- Забрюхатела?

- Хоть бы и так.

- От кого?

- Много будешь знать – скоро состаришься.

- А ведь знаю... Ну, рожай. Ишо одна безотцовщина будет!

- Не твоя забота!

- Лошадёнку бы мне.

- Бери.

- Федька-то давно липнет?

- Как выпьет – так сюда. Трезвый не смеет.

- Гляди, перезреешь...

- Уходи-ка, – зыркнула на него Афанасея и, завернувшись в тулуп, прилегла на сено и уснула.

Утром, по первой метелице, идя домой, увидела Федяню, подметавшего улицу.

- Когда на дежурство придёшь? – Он был сменным конюхом. – Сегодня на смену не явишься – Гордею пожалуюсь.

Федяня замахнулся метлой и погнался за ней: опять был пьян. Забежав за ограду, Афанасея взяла стоявшую у колодца пешню, встретила его у калитки.

- Чаёвничать пришёл? Счас попотчую! – двинув парня по загривку, сунула носом в снег и, не дожидаясь, когда он очухается, ушла.

- Чего ему? – угрюмо спросил Фатеев.

- Известно чего. Все вы одинаковы.

- Дора теперь следить будет.

- Мне-то что.

- Придётся в другое место перебираться.

- Давно пора. Чего ждёшь?

- Своего часу.

- Уезжай! Застукают – и плакало твоё золотишко.

- На золото плевать. Тебя боязно подвести...

- Я, может, сама того желаю! – сказала она спокойно, усмешливо.

- Дура ты, Афанаска! Не токо тебе – врагу своему не пожелаю там оказаться... Всё из меня высосала Колыма! Одна злоба в сердце жива. Утолю – тогда и помереть не страшно...

- Врёшь: страшно! Знаю тебя!

Федяня не пришёл на дежурство и в эту ночь.

Афанасея не спала, рядом с собою положив топор. Пьяный кинется на спящую – пикнуть не успеешь. Вон как выматерел за осень, словно на опаре замешан.

Под утро услышала – в амбарах кто-то возится.

«Воры!» – подкралась ближе.

- Чего прячешься? – спросил из темноты Дугин.

- И ты не выдержал?

- Жить-то надо.

- Не боишься – донесу.

- А я разве без языка? Тоже кое-что знаю.

«Сатана гундявая!» – подумала с ненавистью.

- Хлеб на базар?

- А хоть кому предложи – оторвут с руками с ногами.

- Разбогатеть хошь?

- Не до жиру, быть бы живу. Но, милая! – Дугин негромко прикрикнул на конягу и спокойно, словно нагрузил в своём амбаре, уехал.

- Из