Клинок ночи - Райан Кирк

испытывали к ней особой злобы. Они шли медленно, чтобы Такако не спотыкалась о корни и кусты в свете последних лучей солнца. Она была благодарна им за это, но не могла ни на чем сфокусироваться. Страх свернулся в животе, ноги онемели так, что она еле могла идти. В форте ее ждала лишь смерть, и от этого осознания каждый шаг давался тяжелее.

Когда форт появился на горизонте, Такако окончательно потеряла присутствие духа и гордость. Она упала на землю, и хотя часть ее хотела набраться смелости и войти в крепость самостоятельно, она не могла пошевелиться. Девушка не могла заставить свои ноги снова двигаться, горячие слезы потекли по ее лицу. Ей было все равно, кто мог их увидеть или кому до них было дело.

Такако не видела сочувственных взглядов солдат, но ощутила, как сильные руки поднимают ее и кладут на плечи. Ее несли, как мешок с рисом, в форт. Она не могла найти в себе силы или желание сопротивляться, но оставила за собой след из слез и ярости.

Как только Такако оказалась в форте, солдаты отнесли ее в невысокое крепкое здание с толстыми, прочными стенами. Она поняла, что это тюрьма, построенная для содержания дезертиров и преступников, пока те ждут суда. Ее поместили в небольшую комнату, ремни так и не сняли. За ней закрыли внушительную дверь, Такако услышала звук задвигаемого засова. От этого она почти рассмеялась. Они боялись ее настолько, что не были уверены, что она не сбежит. Или, как она с надеждой предположила, эти люди больше боялись того, кто мог за ней прийти.

Эта надежда подбадривала ее. Если Рю разведывал обстановку в форте, он придет за ней. Но что, если нет? Она шла довольно долго, прежде чем ее схватили. Если бы он вернулся и увидел ее записку, то, возможно, не стал бы ее искать. Она не могла смириться с мыслью, что сама обрекла себя на гибель. Рю придет. Это была единственная надежда, которая у нее оставалась.

Эта мысль – «Рю придет» – стала ее молитвой. Такако повторяла ее про себя, снова и снова. Вдруг она почувствовала какое-то движение за дверью. Никаких приказов не было, но она слышала, как поднимают засов и отпирают дверь.

Она не ожидала увидеть Орочи. Его огромное туловище заполнило весь дверной проем. Он шагнул внутрь и приказал охранникам закрыть дверь. Такако услышала, как они заперли ее на засов, что заставило ее задуматься о намерениях Орочи. Страх снова охватил ее, но девушка пыталась его контролировать, продолжая думать о том, что Рю придет.

Орочи изучающе смотрел на нее пару секунд – он как будто забрался ей в голову.

– Это хорошо, что ты думаешь о нем. Если хочешь жить, ты должна сохранять надежду. Именно она поможет тебе выжить здесь.

Такако моргнула от удивления. Она никогда раньше не слышала голоса Орочи. И хотя он был глубоким, рокочущим, казалось, что мужчина скорее пытался утешить ее, а не угрожать. И утешал ее человек, который хладнокровно убил Шигеру.

Орочи продолжал заглядывать в ее мысли.

– Думаю, во мне есть нечто большее, чем ты думаешь. Когда мы сталкиваемся с врагом, мы часто пользуемся возможностью обесчеловечить его. Я знаю, что Шигеру был твоим другом, но он причинил мне боль.

Такако наконец обрела голос.

– Он говорил то же самое.

Орочи заинтересованно склонил голову.

– Правда? Я бы с удовольствием послушал его версию тех событий.

Такако решила, что пересказывать историю Шигеру было ей, как пленнице, не на руку, и потому промолчала.

– Ты знаешь, что он виновен в смерти той, кто был мне дорог.

Даже здесь, в заточении, Такако поражалась оправданиям, которые мужчины вокруг нее выдумывали, чтобы убить друг друга.

– Насилие порождает еще большее насилие. Теперь, когда ты убил Шигеру, его ученик придет за тобой. Все вы создаете замкнутый круг, из которого нет выхода. Какими бы сильными вы ни были – вы все, – вы слишком слабы, чтобы найти другой путь.

Орочи кивнул.

– Возможно, это правда. Некоторые утверждают, что мы обречены на это.

– Человек сам творит свою судьбу. Он всегда может выбрать другой путь. Пути, которые обрекают вас на гибель, вы выбираете сами.

Орочи прислонилась спиной к двери ее камеры.

– Ты умна. Я уважаю мальчика Шигеру и ту силу, которой он обладает. Вижу, компания, которую он собрал, говорит о его качествах. Как бы то ни было, мне жаль, что все так получилось.

Он сделал паузу, а затем продолжил.

– Я пришел, чтобы предложить тебе выход.

Сердце Такако на мгновение подпрыгнуло, не в силах представить, что это может быть. Орочи жестом велел ей успокоиться.

– Это не то, что ты думаешь. Я обязан соблюдать клятву, которую дал лорду Акире. Ты умрешь сегодня, не сомневайся. Я пришел предложить тебе быструю смерть, смерть воина. Генерал Нори пьет, он не смог избавиться от демона, отравляющего его разум. Он буквально обезумел от горя из-за смерти своего сына, и я подозреваю, что ты станешь жертвой этого гнева, если не предпримешь никаких действий. Я считаю себя благородным человеком. Чтобы защитить свое королевство, лорд Акира приказал убить вас обоих, и я доведу дело до конца, как и обещал ему. Но пытки и то, что Нори запланировал для тебя, – это низко, они – плод его слабого разума. Я заберу твою жизнь прямо здесь и сейчас, если ты захочешь.

Желудок Такако упал, ей показалось, будто он вывалился из ее тела. Смерть или пытки – оба варианта были хуже некуда. Она подумала о своем отце, который оказался перед выбором: продать дочь или потерять все. Из этого кошмара должен быть выход. Такако должна была надеяться, что Рю придет за ней. Она должна была держаться и быть сильной. Рю должен прийти до того, как все начнется.

Орочи покачал головой.

– Я чувствую твою надежду. Мальчик придет. В этом я почти не сомневаюсь. Он сражается, как и подобает благородному человеку. Он придет за тобой, но ему придется подождать до наступления ночи. Днем к этому форту не подойти. Здесь слишком много лучников, и даже с его навыками ему понадобится укрытие. К тому времени может быть слишком поздно.

Такако захотелось назвать его лжецом. Она представила, как приятно было бы бросить ему эти слова в лицо в тот самый момент, когда Рю ворвется в дверь ее камеры и спасет ее. Это была красивая мечта, в которую приятно верить, но Такако поняла – Орочи не лжет. Он верил