Найти и обезвредить - Григорий Василенко

Так они и шли — раненый солдат и мальчишка в черной фэзэушной шинели. На переправе через Кубань солдат совсем разволновался.

— Слушай, Женька! — торопливо заговорил он. — Видишь, машины идут в город? Ты шустрый — прыгай в кузов и езжай вперед меня. Предупреди мать, жинку, что жив я, жив! Вот-вот буду дома… А то знаешь — сердце сейчас у всех надорванное. Кабы вправду чего не случилось.

Около часа Женька трясся в кузове армейской трехтонки. Заметив кирпичный собор, грохнул ладонью по кабине. Машина на секунду притормозила, Женька спрыгнул на булыжник, огляделся: как же выйти ему на улицу Октябрьскую?..

Молодая, закутанная в платок женщина испуганно смотрела на худого запыленного мальчишку и никак не могла понять, о чем он ей толкует — какой солдат, куда идет, какая переправа?

— Да муж ваш, Василий, жив-здоров, скоро будет дома…

И вдруг в сознании ее будто что-то прояснилось. Она цепко схватила Женьку за отвороты шинели:

— Где, где ты его видел?

На порог выскочили еще какие-то женщины. Женьку повели в дом и долго расспрашивали о солдате, плача и причитая. А к вечеру и сам солдат приковылял к дому…

До глубокой ночи сидели они за скудным столом. А женщины все рассказывали и рассказывали о черных днях фашистской оккупации, о замученных родственниках и убитых соседях, об облавах на рынке и повешенных на площади и еще о какой-то страшной машине, где людей заживо душили газом. Говорили, говорили, говорили…

Уронив голову на руки, солдат скрипел зубами. А потом поднял глаза на Женьку:

— Мне уже, парень, видно, не воевать. Но если подойдет твоя очередь — отомсти за все, что слышал…

Женька Перекрестов на фронт не попал, хотя заявлений в военкомат написал предостаточно. Когда подошел возраст, его пригласили в городской отдел МГБ и рекомендовали для работы в органах государственной безопасности.

И было это тридцать пять лет назад…

Зима 1981 года

Мы беседуем с Евгением Александровичем совсем недалеко от дома того раненого солдата, с которым он добирался когда-то до Краснодара. Большой город шумит за окном. Дружной стайкой бегут школьники, троллейбусы скопились перед светофором, молодой, затянутый в кожу орудовец строго выговаривает что-то водителю «Жигулей». Перекрестов задумчиво смотрит в окно.

— Да, кажется, целая вечность прошла с той памятной встречи. Она ведь для меня была очень важна. С тех пор часто слышался мне хриплый голос того солдата…

Конечно, не думал я тогда, что придется мне вплотную заниматься розыском карателей, гитлеровских пособников и прочей нечисти. Тогда я, как и тысячи моих сверстников рвался на фронт. Сейчас трудно даже представить, какой была ненависть к врагу… Но пришлось по заданию партии заниматься другим, не менее важным делом. — Перекрестов на минуту умолкает.

Я смотрю на его изрезанное морщинами лицо, сильные жилистые руки и думаю, что не случайно писатель Лев Владимирович Гинзбург в своей известной книге «Бездна» писал о нем как об одном из самых опытных и проницательных чекистов, работавших по розыску и разоблачению карателей из зондеркоманды СС-10А.

— Как же все-таки это начиналось? — мой вопрос отвлекает собеседника от воспоминаний.

— Как начиналось? — Перекрестов не спеша разминает сигарету. — Первые каратели предстали перед судом еще в годы войны. Летом 1943 года в только что освобожденном Краснодаре состоялся первый процесс над изменниками и палачами. Этот процесс был не просто первым в городе, крае и в стране. Он стал первым в истории открытым судебным процессом над фашизмом. Уже тогда твердо прозвучал голос правосудия — возмездие неотвратимо, несмотря на годы и расстояния. Оно настигало палачей через пять, десять, двадцать лет, через четверть века…

Того карателя, который издевался над белорусским партизаном, мы разыскали почти через двадцать лет. По крупицам, по мельчайшим деталям искали путь к его логову. Ведь сложность этой работы заключалась в том, что иной раз не было никаких видимых зацепок. Сожженная деревня, расстрелянные жители. Если и сохранились очевидцы, то помнили они только смертельный ужас, который чудом удалось пережить.

Для них каратель был един в своем зверином облике. Ни имени, ни более или менее точного описания внешности. Свои подлинные фамилии каратели часто скрывали даже друг от друга, значились в списках подразделений под вымышленными именами.

О трагедии, разыгравшейся в белорусской деревеньке, мы узнали в конце концов в мельчайших деталях. Большинство карателей разыскали, а вот главаря, того детину, который вешал партизана, обнаружить долго не могли. Участники этой акции все время называли имя некоего Женьки Флоренко. Углубленный розыск описанного человека не дал результатов. Не можем обнаружить, и все! И вот на допросе один из близких друзей главаря упомянул новое имя — Виктор Лактионов. Этого было достаточно, чтобы нащупать ту верную нить, которая в конце концов привела нас в маленький среднеазиатский городок. Мы приехали туда поздним вечером. В местном строительно-монтажном управлении шло профсоюзное собрание. Сели потихоньку на последнем ряду. На трибуне предместкома — высокого роста грузный мужчина. Горячо распекает кого-то за нерадивость, говорит о недостатках, заботе о человеке и так далее. Двадцать лет рядился этот тип в чужие одежды. Ему казалось, что никто и никогда в активном общественнике, в «непримиримом борце с бесхозяйственностью» не опознает карателя, на совести которого сотни человеческих жизней. Как видите, просчитался. — Евгений Александрович достает пожелтевшие от времени газетные вырезки. Читаю репортажи многолетней давности:

«Работники Краснодарского краевого управления Комитета государственной безопасности сумели разоблачить и арестовать преступников, хотя они разъехались по всей стране. Аккерман работал на заводе в Омске, Олюнин — в научно-исследовательском институте в Кривом Роге. Попов был товароведом в Запорожской области. Ихно — Ивахненко — лаборантом Краснодарской краевой больницы…»

— За каждой из этих фамилий, — продолжает Перекрестов, — огромный труд моих товарищей-чекистов. Сутками мы тогда не спали, перебирали горы архивных материалов, беседовали со множеством людей, из крошечных штрихов составляя портрет того или иного карателя. И все это при строжайшем соблюдении социалистической законности, даже тенью подозрения стараясь не обидеть невинных людей. Однажды мне в руки попал протокол допроса некоего Гоя, командира отделения зондеркоманды СС-10А (его захватила наша контрразведка сразу после освобождения Новороссийска). В то время с такими типами разговаривали довольно коротко, и тем не менее в протоколе допроса упоминалась фамилия некоего Жирухина. Гой говорил следующее: « У меня в отделении служил Жирухин, довольно хитрый парень». И больше ничего! Я обратил внимание на эту деталь, хотя Гой никак не пояснял, в чем же заключалась хитрость этого Жирухина. Но для себя я отметил, что при розыске от этого преступника надо ожидать всяческих уловок. Известно было, что в составе отделения Гоя он принимал активное участие в расстреле военнопленных, уничтожении мирного населения в Цемдолине и других местах под Новороссийском. Ищем интенсивно. Жирухин — фамилия не очень распространенная, но и не такая уж редкая. И вдруг в числе других получаем известие, что в Новороссийске в одной из средних школ работает учителем немецкого языка Жирухин Николай Павлович. Честно говоря, вначале даже значения не придали этому сообщению. Как-то не укладывалось в голове, что злодей не только останется в городе, где чинил расправу, но и будет работать в таком заметном месте, как школа. Обычно эти субъекты, как клопы, прятались по щелям. И тут я вспомнил слова Гоя о хитрости Жирухина. Решил проверить — а вдруг действительно тот самый?

Характеристику Жирухину дают самую благоприятную: «Проявил умелым педагогом… добросовестный, дисциплинированный… избран в состав месткома…» и т. д. и т. п. Стал я сопоставлять кое-какие факты из его биографии — что-то не все стыкуется. Служил он в начале войны в Новороссийске, при гарнизонной гауптвахте, потом якобы принимал участие в освобождении города… Словом, разыскали мы человека, под командой которого проходил воинскую службу Николай Жирухин. Показали фотокарточку — да, именно он, нынешний учитель, и был в годы войны его подчиненным. Вопрос в другом — при эвакуации личного состава гауптвахты Жирухин исчез и, по сведениям, которыми располагал его бывший начальник, служил у гитлеровцев.

Стали проверять дальше, и сомнений наших уже почти не осталось: военный билет подделан, подчистки обнаружены в аттестате об окончании педучилища.

Приглашаем Жирухина в краевое управление КГБ.