Буржуазное равенство: как идеи, а не капитал или институты, обогатили мир - Дейдра Макклоски

самом деле ему потребовалось девять лет. Дайте подумать: как девять лет к шестнадцати сотням. ... . .

К 1850-м годам консервативные критики буржуазного благосостояния, такие как Чарльз Диккенс, отдававший предпочтение наследственным деньгам южной Британии перед убогими фабриками северной Британии (большинство последующих сюжетов Диккенса решается с помощью наследства), стали очень резко относиться к статистической фигуре речи. В романе "Тяжелые времена" (1854) Диккенс высмеивал счетных сумасшедших, таких как "Томас Грэдгринд, сэр - премного благодарен Томасу - Томас Грэдгринд. С правилом и парой весов, с таблицей умножения всегда в кармане, сэр, готовый взвесить и измерить любую часть человеческой природы и точно сказать, что из этого получится. Это всего лишь вопрос цифр, случай простой арифметики".

Буржуазный мир, тем не менее, претендует на то, что им управляет не что иное, как количество. Диккенс спорил о духе времени и против него. В 15-й главе "Тяжелых времен" Грэдграйнд пытается убедить свою дочь Луизу выйти замуж за мистера Баундерби, неумело ссылаясь на факты, только факты:

Вам, скажем круглыми цифрами, двадцать лет, а мистеру Баундерби, скажем круглыми цифрами, пятьдесят. Между вами есть некоторая разница в возрасте, но в ваших средствах и положении ее нет, напротив, есть большая совместимость. Возникает вопрос: достаточно ли одного этого различия, чтобы служить препятствием для такого брака? При рассмотрении этого вопроса немаловажно принять во внимание статистику браков, насколько она вообще существует в Англии и Уэльсе. Ознакомившись с этими данными, я пришел к выводу, что . . .

И т.д. Подсчет, конечно, может быть инструментом олуха или дьявола. Среди наиболее пугающих экспонатов лагеря уничтожения в Освенциме - разложенные для осмотра книги, в которых гитлеровские палачи вели аккуратный учет каждого расстрелянного человека.

Инструментальная рациональность с расчетом - вот что характеризует риторику современного мира. Однако благословенное стремление к количественному порядку не сделало европейцев более разумными, чем их предки, или более разумными, чем неевропейцы, которые, в конце концов, изобрели и использовали "арабские" цифры и абакус задолго до европейцев. В XVII-XVIII веках европейцы открыли для себя рациональный язык, который они затем с энтузиазмом применили к подсчету веса птичьих семян, которые можно вместить в негроидный череп. Цифры, расчеты и счета действительно привлекают риторику рациональности - "доводы разума". Но они не гарантируют ее содержания. В период расцвета научного модернизма 1910-1970 гг. европейцы, в первую очередь англичане, сошли с ума от рационального счета по аналогии с поразительными успехами в количественной инженерии, такими, например, как бомбардировка немецких окопов на Сомме тщательно рассчитанным весом снарядов не того типа.

Подсчеты сами по себе не являются грехом современной жизни. Это скорее выражение высокого престижа в современном мире такой характерной буржуазной добродетели, как благоразумие. Счет является грехом (как и другие проявления благоразумия) только в том случае, если он практикуется без участия других добродетелей, таких как справедливость и воздержание. Правда, нередко это делается так, что числа сами по себе содержат собственную интерпретацию, как, например, в поразительно распространенной недобросовестной практике "проверки значимости нулевой гипотезы" в отсутствие функции потерь, как, например, в великолепно звучащей, но массово смертоносной практике "доказательной медицины", которая приведет к вашей собственной безвременной смерти.В любом случае буржуазная Европа проявила свою любовь к буржуазным прибылям и убыткам в любви к цифрам, в изобретении статистического графика, десятилетних переписей населения и всей внушительной, хотя и часто ошибочной риторики бухгалтерского учета и R-квадратов.

Лишь в немногих случаях цифры действительно имели отношение к инструментальной рациональности. Бюрократические структуры на железных дорогах и в сталелитейной промышленности, в университетах и Агентстве национальной безопасности собирали массу цифр. Но в большинстве случаев эти цифры не имели значения при принятии решений о расширении, сокращении, найме, строительстве, судебном преследовании, убийстве, взрыве или аресте. Ведь учет - это обязательно прошлое. Это история. Однако и бизнес, и государственные, и личные решения, конечно же, касаются будущего, которое, как правило, в важных аспектах неизвестно. Как говорили Йоги Берра и Нильс Бор, "предсказать трудно. Особенно будущее".

Современное увлечение диаграммами, графиками, цифрами и расчетами свидетельствует, иными словами, о том, что современные люди особенно восхищаются благоразумием. Но это не значит, что они всегда его практикуют. Ошибочное представление о том, что расчеты - это то же самое, что и рациональность, можно назвать "ошибкой атрибуции рациональности Макса Вебера". Подсчеты тел во Вьетнаме не показали, что американская политика там была на самом деле благоразумной. Что изменилось со времен Шекспира до времен Диккенса, так это риторика квантификации и социальный престиж людей, специализирующихся на ней, таких как купцы, инженеры, политэкономы и натурфилософы. Рост квантификации возвестил о современном мире. Рост престижа квантификации украсил его. Ни то, ни другое не сделало его.

 

Глава 30. Изменения произошли в социальных привычках губ, а не в психологии

 

Токвиль в книге "Демократия в Америке" утверждал, что "привычки сердца" и "привычки ума" - это "все моральное и интеллектуальное состояние народа"¹. Я хочу утверждать, что именно привычки губ формируют привычки ума и сердца, и что риторика, таким образом, является основополагающей. Мы можем узнать риторику эпохи, привычки губ, читая ее литературные и другие письменные произведения. Из этого мы можем сделать вывод о привычках соответствующих умов гораздо более прямолинейно, чем любой ученый-мозговед новой френологии. А гипотезы мозговедов для исторических целей в буквальном смысле не поддаются проверке, поскольку мозги, которые мы хотим просканировать, мертвы. Да и в любом случае френологическая процедура сканирует не то, что мы хотим, - сознание, а не мозг. Гуманистические методы - это сканирование сознания.

Что изменилось в 1600-1848 гг., причем кардинально, как мы можем судить по методам гуманитарной науки, так это высоко- и низкокультурное отношение к торговле, числу, улучшению и буржуазии. Экономические версии добродетелей, такие как риторика разумного расчета затрат и выгод, или обнадеживающее отношение к промышленным новинкам, или справедливое признание этически приобретенной прибыли, сначала в Голландии, а затем в Англии, чуть раньше в отдаленных американских колониях Англии, а затем и в обедневшей соседке Англии - Шотландии, стали вполне респектабельными, почетными, вызывающими восхищение, разрешенными, поощряемыми - а не препятствуемыми и презираемыми.

Важна не вынужденная бережливость отдельного предпринимателя (вопреки Марксу и Веберу), а восхищение или, во всяком случае, терпимость остального общества к буржуазной жизни по созданию экономической стоимости. Экономическую стоимость можно "создать", покупая по низкой цене и продавая по высокой, т.е. перемещая уголь и идеи из места, где они не ценятся, в место, где они ценятся, если транспортные и транзакционные издержки не компенсируют валовую прибыль.

Ошибка