23 - Игорь Лесев

Я побрел дальше в сторону Г. Наступала ночь. А мысли мои были все еще о Жоре. Надеюсь, ему теперь хорошо. Именно это ему приснилось во сне.

Глава 47

21 апреля. Пятница. Ночь

Похоже, ко мне снова вернулась простуда, которую я схватил в самом начале недели. У меня промокли насквозь ноги (как, собственно, и все остальное), опять появился насморк, ужасно болели глаза (я уже забыл, когда последний раз снимал контактные линзы), а общая слабость была такая, что не было сил даже идти. Пару раз я приседал на поваленные деревья, меня всего знобило, очень хотелось лечь, закрыть глаза и заснуть. А до чертова Г. было еще идти и идти.

Через полчаса я вышел на обширную поляну с металлическим стендом «Берегите лес!». Этот дурацкий стенд меня ободрил. Я миллион раз видел его из окон автобусов, когда уезжал или приезжал в Г. Отсюда на автобусе до Г. было минут пять, значит, пешком идти до окраины города еще максимум полчаса. На деле же я еще битый час околачивался по лесу (по дороге идти опасался), пока не вышел на бензоколонку «Лукойла». Сразу за заправкой маячила стела «Ласкаво просимо в Г.», за ней шли частные дома, через километр — автовокзал, а и за ним начинался уже и сам город. Чтобы добраться до дома Федченко, надо было пройти весь город (это еще километров пять-шесть). В общем, мне предстояло еще путешествовать как минимум полночи.

Бензоколонка заманчиво светила огнями, но завалиться туда в таком помятом виде, да еще и без машины, было бы слишком заметно, хотя и очень хотелось выпить чего-то горячего. Наконец, я вышел на дорогу и пошел вдоль частных новостроек с дурацким названием «Царское село» по направлению к автовокзалу. Еще через двадцать минут я был уже почти возле него и, чтобы хоть немного согреться, завернул в круглосуточный кабак «Блудный сын». Хоть я и имею прописку в Г., но в этот притон заглянул впервые. Тут же в глаза ударил плотный табачный туман, а в уши — попса начала 90-х, кажется, пела Вика Цыганова. За деревянным грязным столом сидели четверо мужиков, на вид дальнобойщиков, которые, видимо, остановились на ночевку и квасили водку, закусывая ее дешевым шашлыком. Рядом с ними расположилась компания из трех девиц и четырех разновозрастных и одинаково прыщавых парней (самому старшему было не больше двадцати пяти). Эти пили ту же водку, но уже не с шашлыком, а с пивом. А в самом углу «заведения» сидели еще трое угрюмых товарищей — все с такой же бутылкой водки (которая, как мне показалась, стояла уже пустая) и грязными пустыми тарелками.

Мое появление в этом убожестве вызвало неподдельный интерес всех присутствующих. Пусть я и был мокрый и не совсем чистый, но все же в белых брюках, рубашке и туфлях ночью, мне кажется, здесь еще никто никогда не появлялся. На какое-то время все замолкли, показалось, что даже Вика перестала петь.

Я прошел к барной стойке и увидел перед собой некогда миловидную девушку лет двадцати с явно потасканной физиономией.

— Здравствуйте! Что у вас есть поесть?

Кобылы за моей спиной демонстративно заржали. Понятно, что словосочетание «есть поесть» звучит диковато, но я сейчас был не в Санкт-Петербурге, а за моей спиной было не светское общество, а быдло, даже по меркам Г.

— У нас был шашлык, есть отличные домашние котлеты, винегрет, вкусные бутерброды.

«Был шашлык». Еб твою мать.

— То есть шашлыка больше нет?

— Нет, уже нет. Зато есть вкусные котлеты.

— Про котлеты я уже слышал. А на первое что-нибудь есть?

— Нет, первого, к сожалению, нет. Зато есть винегрет.

Ну да, винегрет замечательно заменяет первое.

— Ладно. Давайте две котлеты и винегрет.

— А бутерброды? Очень вкусные.

— Нет, вкусные бутерброды не надо. Спасибо.

— Что-то пить будете?

— Да, чай.

— Чай?

— Да, черный, с лимоном.

— У нас к сожалению, нет чая.

— А кофе?

— Кофе есть. Но нет горячей воды.

— То есть кофе тоже нет?

— Кофе есть. Воды горячей нет.

Я что, буду всухомятку жевать, дура безмозглая?! Чем больше я говорил с барменшей, тем быстрее ощущал резкое неприятие всего, что меня здесь окружало. Неужели в этой стране нельзя зайти в кабак, чтобы девицы за спиной мерзко не ржали, тупые идиоты тебя не разглядывали, а продавцы просто продавали, не задалбывая идиотскими встречными вопросами?

— Ох! Давайте сок.

— Какой?

— Апельсиновый.

— Апельсинового уже нет.

— Тогда на ваше усмотрение!

Эта дура стала уже выводить меня из себя.

— Эй, парень, ты здесь повежливей себя веди, — прокричал мне один из тройки «грустных пацанов». — Ты понял, что я сказав?

Ага, именно «сказав».

— Петя, успокойся! — барменша тут же заступилась за меня. — Присаживайтесь. Я сейчас все подогрею и принесу.

Я сел у столика возле двери, повернувшись к трем отморозкам спиной. Зато теперь я наблюдал, как на меня таращилась компания выпивших девиц со своими спутниками. Одним только дальнобойщикам все было по барабану. Через несколько минут барменша принесла котлеты с винегретом, и я стал их с аппетитом уминать. Хоть от котлет шел неприятный запах, а винегрет был несоленым, но ел я все быстро и с задором.

— Ты вообще откуда взялся?! — за спиной прокричал все тот же гнусавый голос с гоп-акцентом.

Я сделал вид, что не услышал. Но бычье города Г. на то и бычье, чтобы просто так не отстать.

Парень подошел ко мне и без спроса сел за мой столик:

— Шо, вкусно?

Я посмотрел на него презрительным взглядом и продолжил доедать свою котлету.

— Ты, я смотрю, хамить любишь? Да? Ты чиво малчишь? Пацаны, — гопник обратился к своим «пацанам» за моей спиной, — молчит.

Те дружно заржали.

— Петя! — это опять была барменша. — А ну успокойся! Не мешай человеку есть.

— Ша! Я тебе сейчас успокоюсь. Не мешай с челавекам пагаварить. Ты чиво, челавек, малчишь, а?

Я уже все съел и снова уставился на этого дебила. Лет 18-19, не больше, невысокого роста, коротко стриженный, морда вся в царапинах и синяках, грязные ногти — типичный человеческий мусор. Такое пырнет не задумываясь, физически оно тоже значительно сильнее меня. К тому же за спиной два его корешка. Еще две недели назад я бы или попытался убежать, или… Но теперь, когда за мной охотились гулу, хотел ограбить настоящий бандюга-таксист, словить «беркутовцы» с автоматами и убить богатырь Жора с топором, после всего этого испугаться такого сморчка…

— Ты думаешь, это вилка? — я поднял перед его маленькими свиными глазками вилку, которой только что доел котлету. — Впрочем, такое животное, как ты, не в состоянии думать, но я попробую тебе как можно доходчивее все объяснить. Это не просто вилка, это твоя новая и последняя история. Заключается она в том, что эту вилку я воткну тебе в глаз и очень медленно начну наматывать на нее содержимое твоей тупой башки. Тебе будет больно, очень больно, ты даже будешь кричать и за всем этим наблюдать своим вторым глазом. А я достану твой глаз и заставлю тебя его съесть. Тебя тут же вырвет, и если хоть капля блевотины попадет на меня, вот тогда, маленький ссыкунчик, я очень сильно расстроюсь. Этой же вилкой я проткну твой живот, прямо через эту грязную рубашку, и достану весь твой кишечник наружу. А потом я приеду к твоей маме и расскажу ей, как долго ее сынок сдыхал без глаза и без кишечника. Мамочка будет рыдать, ей станет так грустно, а я ей скажу: «Не плачь. Ты родила животное. Оно должно было сдохнуть». И знаешь что? — Я достал из кармана удостоверение помощника народного депутата и раскрыл перед носом гопника. — Капитану уголовного розыска за это ничего не будет.