Война Чарли Уилсона - Крайл Джордж

В ту ночь, когда элегантный Восточный экспресс приближался к Парижу, а Чарли отпраздновал свой пятьдесят второй день рождения, магия его власти покорила Аннелизу Ильченко. Она быстро забыла унижение на борту авианосца «Саратога» и была очень довольна обществом этого обаятельного мужчины, благодаря которому она чувствовала себя так, как будто снова выходила на сцену в финале конкурса «мисс Мира».

Однако для Уилсона эта поездка вскоре превратилась в мучительную и пугающую неопределенность. Еще до праздничного ужина ему казалось, что у него проявляются симптомы серьезного физического недомогания. В Марокко уже был один инцидент, когда он не смог переплыть бассейн у отеля «Мамуния». Он предположил, что боли в груди были вызваны расстройством кишечника — вероятно, от местных огурцов, которые он ел вместе с марокканскими военными. В поезде между смехом и анекдотами он убедил себя, что ощущение пустоты в груди и холодный пот — всего лишь побочные эффекты кишечной проблемы.

В Париже Чарли был лишь одним из целой команды сенаторов и конгрессменов, совершавших ежегодное паломничество на авиасалон. Но поскольку он был старшим членом комиссии по оборонным вопросам, то знал, что Ильченко встретит самый радушный и почетный прием у каждого нормального оборонного подрядчика. И действительно, послания от лоббистов потоком хлынули в номер отеля: приглашения в театр, на званые ужины и коктейль-пати.

Предполагалось, что Париж станет кульминацией поездки, но Аннелизе выпало постоянно сталкиваться с несчастьями во всех своих путешествиях вместе с Чарли. После первого ужина в Париже Уилсон вышел из ресторана и не смог сделать ни шагу дальше. «Я отвела его в номер, — вспоминает она. — Он задыхался и не мог лечь. Впоследствии мы узнали, что его легкие были буквально наполнены кровью».

Многолетнее пьянство наконец взяло свое. Сердце Уилсона было пропитано алкоголем и едва функционировало. Когда его доставили в американскую клинику, где недавно умер Рок Хадсон, его кровяное давление было таким низким, что медсестрам понадобилось 32 попытки, чтобы впрыснуть лекарство в его вены. В критическом состоянии его эвакуировали в военный госпиталь США в Рейне (Германия) для предварительного лечения.

Врачи держали его на разжижителях крови и стимуляторах, чтобы полуразрушенное сердце продолжало биться. Но даже в этом тумане, после того как Уилсон обнаружил, что госпиталь был построен Германом Герингом для пилотов Люфтваффе, воображение подсказало ему причину, по которой он оказался здесь: «Я представил себя раненым пилотом с другой стороны, который едва дотянул до дома на расстрелянном «мессершмитте».

Через десять дней, как будто Чарли был настоящим военным героем, он проснулся и обнаружил у своей постели генерала, руководившего военным госпиталем. Уилсону сообщили о звонке из Белого Дома. Он был нужен президенту в Вашингтоне. Может ли он немедленно прилететь домой, чтобы подать свой голос за Рональда Рейгана ради спасения «контрас»?

Для антикоммуниста из Восточного Техаса это было равнозначно приказу главнокомандующего. Огромный самолет ВВС приземлился на аэродроме с командой медиков на борту, чтобы перенести конгрессмена через Атлантику ради спасения никарагуанских «борцов за свободу». «Это заставило меня почувствовать себя настоящим великаном».

Для войны «контрас» это был критический момент, когда на слушаниях в конгрессе два или три голоса означали победу или поражение. Том Дауни и Боб Мразек, двое либеральных коллег Уилсона, увидели, как его вкатывают в зал заседаний на врачебном кресле в больничной пижаме и под капельницей. Они сразу же подошли к нему и пригрозили отключить систему жизнеобеспечения, если он не проголосует как надо. Чарли нашел в себе мужество приструнить их в своей типичной техасской манере. «Они вытащили мою тощую задницу из Германии, чтобы помешать вам, слизнякам, уничтожить нашу свободу в Центральной Америке», — сказал он. Что бы ни делал Чарли, никто не мог по-настоящему обижаться на него. Даже Тип О'Нейл не попросил этого прославленного «ястреба» отвергнуть прямой призыв президента.

Затем последовало безрадостное возвращение в госпиталь, где врач ВМС, которого Чарли впоследствии окрестил «доктор Рок», оставил ему диагноз, равносильный смертному приговору. Анализы показывали, что изнуренное алкоголем сердце конгрессмена функционирует лишь на 16%. Речь шла об объеме крови, прокачиваемом при одном сердцебиении (у обычного человека это соотношение составляет 50%). Доктор сообщил Уилсону, его сестре и Чарли Шнабелю о своих глубоких сомнениях по поводу улучшения здоровья пациента. Лучшее, на что он мог надеяться, — это полтора года жизни.

«Я думал, он скажет мне, что нужно поменьше пить или принимать дополнительные таблетки», — вспоминает Чарли, отреагировавший на это известие как типичный алкоголик. У него просто не умещалось в голове, что он больше никогда не прикоснется к спиртному и умрет через полтора года независимо от этого. Уилсон настаивал на консультации других специалистов и получил множество мнений, но каждый следующий специалист лишь подтверждал страшный диагноз доктора Рока.

Уилсон, живший на кислородных масках и неспособный самостоятельно сделать даже несколько шагов, каким-то шестым чувством уловил, что его участь еще не решена. Он заявил своему врачу: «Вы не знаете, о чем говорите». После этого Чарли забронировал билет до Хьюстона для консультации с видным кардиологом Диком Кэшоном. С его точки зрения, он выносил апелляцию на несправедливый вердикт судьбы. Чарли полагал, что если все остальное окажется безуспешным, то Кэшон по крайней мере может устроить ему пересадку сердца. Тогда ему не составит труда вернуться к прежним привычкам.

Само пребывание в клинике Кэшона придало ему сил. Он помнит, какое удовольствие испытал в первый вечер, когда появился официант в черном смокинге и предложил ему выбор из шести закусок. Официант добавил, что он сможет принести вино и коктейли для гостей конгрессмена. В такой обстановке для выздоровления Уилсон чувствовал себя гораздо лучше. На следующий день Кэшон сообщил ему, что собирается удалить фрагмент его сердца через яремную вену. Чарли впервые осознал, что эта история может иметь плохой конец, и стал названивать всем своим ближайшим подругам, Аннелизе, Снежинке, израильской танцовщице Зиве и Триш. Он с опаской спрашивал одну задругой: «Сможешь ли ты относиться ко мне как раньше, если я перестану пить?» Удивительно, но он искренне считал, что без выпивки перестанет быть хорошим компаньоном.

Чарли Шнабель, наблюдавший за этим представлением, помнит облегчение Уилсона, когда тот обнаружил, что подруги не бросят его, даже если ему придется стать трезвенником.

Шифрограмма из оперативного пункта в Париже известила Гаста о наличии проблемы: «Сообщаем, что конгрессмен Уилсон перенес тяжелый сердечный приступ». Авракотос находился в кафетерии, когда заместитель директора Джон Макмэхон по пейджеру вызвал его к себе на седьмой этаж и зачитал послание. «Когда я вошел, Макмэхон сказал: “Это может быть очень серьезно. Фактически он вряд ли выживет. Ты знаешь, что он заканчивал колледж ВМС в Аннаполисе?” — вспоминает Авракотос. — А потом Макмэхон добавил: “Для нас точно настанет плохой день, если мы потеряем его”».

В следующие несколько дней, пока Уилсона переправляли через Атлантику в военный госпиталь в Бетседе, Авракотос внезапно почувствовал себя уязвимым и почти одиноким. Он привык думать о себе как об архитекторе тайного сотрудничества с Уилсоном, но теперь был вынужден признать, что без Чарли он снова может стать парией в Оперативном управлении, бесцельно бродящим по коридорам.

Афганская программа занимала первое место среди забот Гаста. Теперь Агентство вознамерилось выдворить СССР из Афганистана «любыми доступными средствами». Все зависело от продолжения финансирования по линии Конгресса. Спустя годы он вспоминает о своей внезапной тревоге: «Откуда взять больше денег для программы, если Чарли не станет? Но суть даже не в этом: я понял, что не хочу терять друга».