Джума - Гарри Зурабян

Одним словом, штамм "разозлился" на людей и начал косить всех направо и налево. Почему не умер я? Дед, ты не поверишь, но я все время вспоминал, как ты разговаривал с вирусами и микробами. С самого начала я просто не воспринимал этот штамм, как врага. Я ему сочувствовал, потому что самое, наверное, страшное в нашей жизни - это убивать кого-то. Иногда у меня даже возникало ощущение, что между нами установилась некая невидимая связь. Мы вышли на один уровень общения...

Вот и вся моя "одиссея", дед... Хотел рассказать тебе о России, но кажется, только расстроил. Возможно, ты бы ее увидел иной. Пойми, я не никогда в жизни не отрекусь от своих корней, но, дед... Ты не представляешь, какое это счастье - после всего, что произошло, сидеть сейчас под кроной клена! Сидеть с закрытыми глазами и знать наверняка, что стоит их открыть и она, по-прежнему, будет шелестеть над головой. И в этот момент я, кажется, начинаю понимать, за что ты любил Россию и почему ты всю жизнь так рвался увидеть ее еще раз, зная, что не пустит, не простит. А если и пустит, приблизит, то лишь для того, чтобы поставить "по-над яром..."

Сержу вдруг пришли на память строки старого романса, когда-то написанного дедом:

"Уплывали, подавляя жалость, со слезами ярости в глазах.

Золоченное оружие "За храбрость" в побелевших плавилось руках.

Увозили раненую память, взорванную болью на года,

Знали: будущее бросит и обманет. Знали, что проиграна судьба.

Что уже вовек не прикоснуться на заре к березовым стволам,

Звонниц не увидеть, не вернуться к растворенным в небо куполам.

И уже потом чужое небо об одном молить, одно хотеть:

- Господи, не дай мне больше хлеба. Дай хоть раз взглянуть и... умереть!

Дай мне напоследок прикоснуться на заре к березовым стволам,

Звонницы увидеть и вернуться к растворенным в небо куполам.

... По-над яром, у черты забвенья, куст черемухи осыпался, согнулся...

- Дай мне, Господи, еще мгновенье - прошептать: "Россия, я вернулся..."

(Стихи Л. Затяминой)

Серж вздрогнул и, еще пребывая во власти воспоминаний и размышлений, не сразу сообразил, что где-то настойчиво и требовательно сигналит автомобильный гудок.

- Лариса... - прошептал он и начал неловко, суетливо подниматься с земли. - Лариса...

Это женщина, однажды в далеком-далеком теперь прошлом, о котором он не хотел и боялся вспоминать, согрела его неповторимой - темной, беспроглядной, но удивительно чистой и теплой, ночью. Ночью, после которой он, пусть на короткое мгновение, но обрел память, вспомнив кто он, откуда и как попал в Белоярске. Она подарила ему ночь, в которую его, без памяти, без имени, не имеющего, казалось, вообще никакого права на существовование - отвергнутого, скрывающегося, уставшего бежать бесконечными милями хаоса, страданий и боли, его впервые после всех кошмаров, ЛЮБИЛИ! И именно в ту ночь он понял, какое это невыразимое счастье, нежданный, великий дар, какое это наслаждение и неисчерпаемое богатство, когда тебя кто-то любит. Тебя, от которого, казалось, отрекся не только Господь Бог, но и даже дьявол.

- Лариса... Лариса... - Рубецкой встал и, пошатываясь от слабости, опираясь на палку, насколько мог быстро, заторопился к парадному входу.

В какой-то момент он обернулся, глядя виновато на оставшиеся за спиной могилки и, чувствуя, как глаза немилосердно и жгуче застилает слезами, сглотнув мучительный, жесткий ком в горле, прошептал:

- Дед, ты прости... Я наговорил тебе лишнего. Я - дурак, дед. Ты не верь мне, слышишь?!! Россия стоит того, чтобы к ней вернуться! Даже если и потом будет Яр. Черный ЯР...

Он увидел, как из широкой аллеи показалась черная, сверкающая машина. Сделав круг, она остановилась рядом с парадным входом. Водитель, выйдя первым, торжественно открыл правую боковую дверцу. Выжидающе заствыв около нее, протянул руку. Сначала из машины показалась рука, несомненно, принадлежащая женщине, и вот уже появилась она вся. Следом за ней, на посыпанную гравием дорожку, ступил очаровательный, светловолосый малыш.

"Так вот с кем она приехала! - пронеслось в голове Рубецкого. Он с минуту стоял с удивленным и сосредоточенным выражением на лице. - ... Бог мой! Да ведь это... мой ребенок! МОЙ!" - заклокотало у него все внутри.

Внутренне ликуя, он, тем не менее, не мог заставить себя сделать хотя бы шаг. Просто стоял и со счастливым выражением на лице наблюдал за женщиной и ребенком. Они нетерпеливо оглядывались.

Он сделал им шаг навстречу, одновременно внезапно ощутив в сердце кинжальный, несперпимый холод. Серж недоуменно оглянулся. Словно хотел понять, что именно было его причиной.

Взгляд выхватил запорошенный снегом, вытянувший в небо оголенные ветви, клен. "Откуда здесь снег? Ведь теперь август..." - успел подумать он, прежде чем его стало затягивать в бешенно вращающуюся воронку, непроглядную, как тьма и опасную, как крутой яр. Он попытался стремительным рывком выскочить из нее. На миг вынырнув, словно со стороны увидел, как к нему, отчего-то лежащему навзничь под кленом цвета зимы, не помня себя, с лицом, перекошенным страхом, бежит Его Женщина. А где-то далеко позади нее сиротливо и одиноко стоит очаровательный, светловолосый малыш. Он сделал попытку улыбнуться ей, силясь успокоить, как совсем рядом услышал ее, полный отчаяния и ужаса, крик:

- Се-ре-е-ежа-а-а!!!

А потом все звуки и цвета разом померкли и осталась лишь бесконечная, снежная равнина, по которой, мощно выбрасывая в прыжке тела, ему навстречу наслась волчья стая. Ближе, ближе, ближе... И вот он уже смог различить вожака. Это был Рогдай... Серж улыбнулся и прошептал:

- Волки, братья, родные бродяги...

Я всего натерпелся, поверь! Как затравленный, загнанный зверь,

Рыскать в поисках крова и мира Больше я, наконец, не могу

И один, задыхаясь, бегу Под ударами целого мира.

Зависть, Ненависть, Деньги, Нужда - Неотступных ищеек вражда

Окружает, теснит меня; стерла Дни и месяцы, дни и года

Это мука. Обед мой - беда, Ужин - ужас, и сыт я по горло!

Но средь ужаса гулких лесов Вот и гончая злей этих псов,

Это смерть! О, проклятая сука! Я смертельно устал; и на грудь

Смерть мне лапу кладет, - не вздохнуть, Смерть грызет меня, - смертная мука.

И, терзаясь, шатаясь в бреду, Окровавленный, еле бреду

К целомудренной чаше и влаге. Так спасите от псов, от людей,

Дайте мне умереть поскорей, Волки, братья, родные бродяги!

ЭПИЛОГ

... Он вышел на улицу, осторожно держа за руку двухгодовалую дочку. День был пасмурный, но еще, по-сентябрьски, теплый и тихий.

- Ну-ка, Полинка, пошли поглядим, кто там у Амура и Уды на сей раз народился.

Анна из окна, со счастливой улыбкой на лице, наблюдала за дочкой и мужем. Они, не торопясь, пересекали широкий двор, направляясь в сторону сарая, где у Уды вчера родилось двое потешных и забавных щенков.

Она отошла к столу, продолжая прерванную стряпню и поэтому не увидела, как вдруг покачнулся Ерофей, жадно глотая ртом воздух. Лицо его побледнело и он, превозмогая сдавившую грудь и сердце боль, тем не менее, крепче сжал руку дочери, закрывая глаза и безвучно шепча молитву.

Дочка, остановившись, неперпеливо дергала его за руку, но он ни в силах был сделать хотя бы шаг. Его парализовало и сковало летящее в мыслях странное и непонятное видение: по снежной, бескрайней равнине, мощными прыжками пожирая расстояние, стремительно неслась волчья стая, с крупным, сильным вожаком во главе. А навстречу ей, обессиленный, спотыкаясь и падая, брел уставший, ни в силах уже противостоять ледяным, резким порывам ветра, человек.

Ерофей, задыхаясь от острой, кинжальной боли, мысленно постарался сосредоточиться на этом видении. Но когда, наконец, он смог разглядеть человека, силы окончательно покинули его и он почувствовал, что сейчас рухнет замертво.

- Нет... - шептал Мишель Рубецкой, пытаясь вздохнуть глубже. Сынок... вставай! Ну же... Сережа! Господи! - взмолился он в отчаянии, медленно оседая на землю и судорожно сжимая маленькую ручку дочурки : Господи! Пусть лучше я! Волею своей, Всемогущий и Всепрощающий, оставь детей! Не карай, Господи... Прошу тебя...

- Папа, - смеясь, дергала его за руку Полина, думая, что отец придумал какую-то новую с ней игру, - нешто ночь на дворе? Пошто разлегся-то? Гляди-ка, хмарь расходится, солнышко показалось...

... В это время, в старой обители на Оленгуе, по потемневшему лику Богородицы "Одигитрии" покатились чистые, прозрачные капли слез...

... И в это же время, в далеком Квебеке, на подворье Русской Православной Зарубежной Церкви в Монреале, чистыми, прозрачно-светлыми каплями оросился лик чудотворной иконы Божией Матери "Иверская Монреальская"...

... Вначале камера бесстрастно фиксировала фрагменты тела лежащего на койке человека... Он тяжело дышал. Чувствовалось, любое движение причиняет ему невыносимую боль и вызывает приступы мучительного кашля. Несмотря на ужасное свое состояние, человек был в сознании. И он... заговорил: