Напряжение - Андрей Островский

— Как бы там ни было… Не знаю, смогу ли я точно выразить свою мысль, но я убежден, что люди, которые корчатся в судорогах от пропажи своего барахла, пойдут на все, чтобы и накопить его. Они проявят всю свою изобретательность, они пренебрегут этическими нормами… А имя этому — стяжательство. У стяжательства и той же кражи природа одна, корень один. И то, и другое — ростки от одного корня.

— То есть вы зачисляете этих людей в преступники?..

— Нет, конечно. Но при каких-то благоприятных условиях они не постесняются нарушить закон. Вот из-за этой-то общности — верите? — не очень хочется разыскивать преступника.

— Но придется.

— Я не о том. Конечно, это мой долг. Но я — человек, а не электронная машина. Одному хочется помочь, другому — нет, а право на чувство еще никто не отнимал. Вот была недавно кража, на Десантной. Я не с вами тогда выезжал на место происшествия. Встречает седая, сгорбленная старуха, Краева ее фамилия. Не слышали? А мне это имя почему-то знакомо. Так вот, кража там приличная, а она за вызов извиняется, говорит: не стала бы беспокоить, да жалко одну маленькую вещицу — кольцо. Чепуху оно стоит, но дорого как память. Оказывается, ее мужа, профессора, в тридцать восьмом посадили. Ее же — в двадцать четыре часа выселили. Теперь вот вернули, квартиру дали, пенсию. За все те годы она вещи распродала, раздарила, растеряла, а кольцо берегла: муж его подарил, когда они еще студентами были.

— Неужели вы способны поддаваться на подобную сентиментальную чушь? — сказала Золина все так же мягко и бесстрастно.

— Сентиментальная чушь? — Олег все еще не мог окончательно разобраться, дразнит она его или они не понимают друг друга. — Ничего себе сантименты…

— Я — юрист, Олег Васильевич, и вы, между прочим, тоже, а юрист обязан соблюдать закон, не примешивая к нему свое собственное «я». Пока закон предусматривает…

Олег устало откинулся на спинку жесткой скамейки. Он больше не слышал Золину, а видел лишь красный помпон на сером фоне. И ему померещилось, будто это вовсе не шарик, собранный из алых шелковые нитей, а фонарь уличного светофора, в котором зажегся красный…

5

Олег просматривал протоколы показаний, когда пришел Гуляшкин.

— «Купец» накрылся, — с сожалением сказал он, садясь на край своего стола, и вынул грязную, мятую пачку «Авроры». — Третьи сутки не ночует дома. — Из пачки густо сыпался табак на брюки, на пол.

— Найдется, — спокойно ответил Олег. — Куда он денется. А Брянцев что?

— Баламутный какой-то Брянцев. То ли крутит, то ли взаправду ничего не знает… Короче, шестнадцатого и семнадцатого Говорков не работал.

— А сегодня? Ты не спросил?

— Сегодня тоже не появлялся. Запил, говорят.

— Все правильно. Вот смотри. Показания дает маленькая девочка, восьми лет: «Я учусь в первом классе во вторую смену. Занятия начинаются в 13.30. Сегодня, 25 апреля, я вышла из дому, как всегда, десять минут второго. Когда я спускалась с четвертого этажа, то увидела на площадке между четвертым и третьим этажами, у окна, двух дяденек. Сколько им лет, сказать не могу, так как не знаю. Но они не старые. Один — высокий, в черном пальто, в светлой кепке; на шее — шарф в клетку коричневого цвета. Другой — ниже ростом. Он стоял ко мне спиной, и я его не запомнила. Когда я проходила мимо, то увидела, что высокий прячет в карман большую связку ключей». — Олег жирно подчеркнул красным карандашом слова: «высокий, в черном пальто, в светлой кепке; на шее — шарф в клетку коричневого цвета». — А вот что показывает Доломидзе из двадцать первого: «Около двух часов дня в мою квартиру кто-то позвонил. Я открыла дверь. Передо мной стоял высокий молодой мужчина лет 23—24 в черном пальто, в шапке-ушанке под котик. Еще я заметила клетчатый коричневый шарф, который выбился из-под пальто. Лицо у мужчины было бледное; скуластый, брови черные. Он спросил, здесь ли живет Бубенцов. Я ответила, что Бубенцов здесь не живет и никогда не жил и что на нашей лестнице таких нет. Он извинился и сказал, что, наверное, спутал адрес».

— Будем считать, что Доломидзе крупно повезло. Как это? Выиграла сто тысяч на трамвайный билет. — Гуляшкин засмеялся, почесал крупный, в порах, нос и закрыл глаза. Он любил вот так, на слух, улавливать какие-то мелочи, штришки, подмеченные в протоколе и упущенные при чтении глазами. — Скуластый, бледный, брови черные… Ну-ка, прочти показания Климова.

Позвонил капитан Лубко:

— Тут дружинники гражданина одного привели. Задержан в кинотеатре «Марс». Назвался Васильевым, на самом деле Дюдюкин Владимир Андреевич. При обыске обнаружена связка ключей.

— Ого, — отозвался Олег. — Я сейчас, — и повернулся к Гуляшкину: — Кажется, нас это заинтересует.

Прыгая через ступеньку, он сбежал вниз, во владения капитана.

— Который? Этот? Ну, пошли, — скомандовал он и пропустил парня вперед.

Молодой человек был высок; черное пальто, дешевое, но модное, хорошо сидело на нем. Когда он уселся возле стола, Олег убрал папки, бумаги и сказал:

— Посмотри-ка на меня. Что там у тебя под ногами?

— Ничего, — буркнул тот и покосился на Олега, недоброжелательно и боязливо.

Олег отметил, что у него черные густые брови.

— Звать-то как?

— Владимиром.

— Так. А фамилия?

— Дюдюкин.

— Хорошо. Живешь где?

— Солнечная, одиннадцать, квартира пятьдесят восемь.

— А не врешь? — насмешливо, но не удивляясь, спросил Олег, чтобы скрыть впечатление от ответа.

— Можете проверить.

— Документы есть при себе?

— Нету.

— Как же ты ходишь по улицам без документов? Сколько тебе лет?

— Девятнадцать. Сорок четвертого года рождения.

— Вижу. Не маленький. Работаешь, учишься?

— Работаю.

— Громче ты можешь говорить или нет? «Работаю». Где? Кем? Отвечай как следует, раз спрашивают.

— На авторемонтном заводе. Слесарем.

— Сегодня был на работе?

Дюдюкин не ответил. Олег видел его красное ухо, большое и тонкое, и сальные волосы, упавшие на лицо.

— Ну, да или нет? Был или не был?

— Не был.

Олег встал, прошелся по комнате, засунув руки в карманы.

— Почему? — отрывисто спросил он.

— Заболел.

— Бюллетень есть?

— Нет, я хотел идти к врачу, а…

— А попал в кино? Ну-ка, брось темнить. Откуда у тебя эти ключи? — Олег швырнул на стекло, покрывавшее стол, звонкую связку. Длинные тонкие ключи перемешались с толстыми, блестящие — с темными, тронутыми ржавчиной. — Что ты делал в кинотеатре? Почему наврал фамилию? Учти, если не скажешь правду, ты сделаешь себе же хуже. Понял? И знай: раз ты уже нас обманул, больше мы тебе не верим. И каждое твое слово будет проверено. — Он еще прошелся по комнате, туда-сюда, спросил: — Как, сейчас будешь говорить или посидишь, подумаешь до утра?

Парень молчал.

— Хорошо, тогда пойдем. Мне некогда…

— Лучше сейчас, — сказал Дюдюкин. — Можете проверять, я не боюсь. У меня мать на «Скороходе» работает. Встает она рано, раньше, чем я, и уходит. А я через полчаса просыпаюсь, по будильнику. Вчера я пришел поздно…

— Где же ты был?

— Ну, неважно, это не относится к делу.

— Если я спрашиваю, значит, относится. Не забывай, что ты не во дворе и не в школе, и я с тобой в игрушки не играю. Я должен знать все, что меня интересует. Итак?..

Дюдюкин глубоко вздохнул и покачал головой:

— Ну, девушка одна… У нее был, провожал… Пришел домой, лег спать, а будильник забыл завести. Проснулся — двадцать минут десятого. Не пойдешь же на завод! У нас за прогулы премии снимают, дело заводят, товарищеский суд… Я и решил в поликлинику податься, может, бюллетень дадут. А врач наш участковый с трех до шести принимает. Времени много оставалось. Вспомнил я о ключах, взял их да и пошел в кино.

— Хм, когда в кино идут, берут билет, а не ключи. Ну, хорошо, откуда они у тебя?

— А это давно было. Прошлым летом еще. Пошел я в «Марс», а билетов нет, кончились. Хожу по улице, около кинотеатра, думаю, куда бы пойти. Вдруг вижу, лестница какая-то. Прикинул, вроде бы через нее в зал попасть можно. Ошибся, но не совсем. Поднялся на последний этаж, потом на чердак. Прошел по чердаку, вижу: еще одна лестница. Спустился, а там дверь. Посмотрел в скважину — точно, вход на балкон, в фойе. Попробовал дверь — заперта. Ключ нужен. Сказал я ребятам…

— Каким ребятам?

— Булину Илье, Марининым Михаилу и Кольке, братья они, Семену Кузьмину. Булин в нашем доме живет, в сорок четвертой квартире, а те — в тринадцатом доме. Ну и собрали ключи, кто откуда… Пошел я в «Марс» и открыл ту дверь. Ребята тоже потом так ходили.

— Так ведь на дверь ключ-то один нужен. А остальные зачем?

— А мы и в другие кино так же проходили.

— Смотри, какие ловкие. И девушка твоя знает про это?