Напряжение - Андрей Островский

— Поживем — увидим, — уклончиво сказал Олег. — Что я тебе могу обещать? Я узнаю, в чем там дело, и посмотрю, нет ли случайно ошибки. Если все правильно, то будь что будет. И ни о чем меня не спрашивайте и не просите. Договорились? Я ничего не могу с собой поделать, мне противны люди, которые разговаривают с тобой, беспокоятся о твоем здоровье, навязывают тебе дружбу, а сами, оказывается, шуруют в твоих карманах да еще насмехаются над тобой же за честность. А потом — давай цепляться за знакомства и искать лазейки. Трусость всегда с подлостью рядышком. Мне это известно лучше, чем кому бы то ни было.

— Не нужно так, дорогой мой мальчик. Я сама предложила поговорить с тобой. Ты же знаешь, она мне вместо твоей мамы… Бедная Ганночка!

— Да я не о ней, — сказал Олег, вставая.

Людмила Филаретовна тоже поднялась из-за стола. Подойдя к племяннику, она обняла его голову и поцеловала:

— Смотрела я сейчас на тебя… Совсем взрослый мужчина. И мысли взрослые. Конечно, ты во многом прав.

— Мы, тетя Люда, быстрее других мужаем, а если хочешь — стареем: с какого угла смотреть. И вообще мы немного циники. Это наше профзаболевание. Зато контрасты заставляют выше ценить настоящее.

— Ты, я вижу, ничуть не раскаиваешься в своем выборе.

— Что ты! Конечно, нет, даже и говорить нечего.

— Ну, а жениться не собираешься? Не казни за любопытство: я ведь баба, а это самый первый бабий вопрос. Удивительно, что я тебя только сейчас об этом спрашиваю.

— Нет пока… Ты не беспокойся, предупрежу…

Олег вышел в чистенькую переднюю и накинул на себя пальто. Пролезая в рукава, он коснулся пальцами штукатурки. Тетя благодушно заметила:

— Англичане говорят в таком случае: «No room to swing a cat». He понимаешь? Дословно: «Нет комнаты покачать кошку», то есть «страшно тесно». У них часто такие смешные фразы… Да, подожди, пожалуйста, минутку.

Она поспешила в комнату, сгребла из вазы конфеты, нарезала куски вафельного торта и завернула все в газету:

— Захвати, ради бога, сорванцу. Ты его, верно, не больно-то балуешь сладким.

Олег не стал отказываться, сунул пакет под мышку и застучал подошвами по узкой крутой лестнице.

Глава третья

1

Утром Мигунов огорошил.

— Управление решило забрать к себе дела о квартирных кражах.

Олег возмутился:

— Вечная история. Как только что-нибудь поинтереснее, потруднее, так себе… А нам оставляется полное право заниматься карманниками, семейными склоками да мелким хулиганством.

— Ну что ты ерепенишься? Что я должен был, по-твоему, сказать: не нужна нам ваша помощь, сами сладим. Так, что ли? А кончится месяц, они посмотрят наши проценты и скажут: раскрываемость у них низкая, а предлагаем помощь — отказываются; зазнались!

— Да разве дело в процентах?

— Все! Хватит! Я всегда учитываю твои индивидуальные качества — буйный нрав и свободолюбивую душу. Мы договорились, что они пришлют оперативника. Поведете дело все вместе. И успокойся, а честолюбие запри в свой письменный стол.

Посланцем управления оказался Беклемишев, Костя Беклемишев, который блестяще заканчивал милицейскую школу в год поступления туда Олега. Беклемишев был по-настоящему талантлив, удачлив, обладал безупречной биографией и ко всему был хорош собой, то есть у него имелось все, что дает возможность человеку ходить легко и крупным шагом, не глядя под ноги и не считая пройденные километры. После школы его сразу взяли в управление. Олег встречал его там, но познакомиться не было случая.

Беклемишев вошел, безукоризненно выбритый, прекрасно, со вкусом одетый, приветливый:

— Рад вас видеть, оперы. Как работается?

Он положил на стол элегантную папку из какого-то нового, нарядного материала, переливавшегося разными цветами, и поздоровался с Гуляшкиным, с Олегом.

— Приказано присоединиться к вам, — сказал он. — Давайте взвесим наши возможности, посмотрим, что у нас есть, что сделано и чего нет. — Двумя пальцами он потянул за костяной замок «молнии», вынул из папки несколько рыжих картонных «дел» и протянул Гуляшкину. В них лежали документы сходных происшествий, взятые в других районах. — Прочитайте пока, а я займусь вашими. Мне кажется, здесь есть нечто общее. А потом обменяемся мнениями. Не возражаете?

Сняв серый пиджак, Беклемишев повесил его по-домашнему на спинку стула и остался в белой с просинью перлоновой сорочке. Закурил от большой блестящей зажигалки, отогнул тугой картон и начал читать.

Читал он сосредоточенно, ставя время от времени на полях восклицательные и вопросительные знаки своей красной шариковой ручкой и возвращаясь к прочитанным страницам. Когда звонил телефон, он брал, не глядя, трубку и называл свою фамилию. И хотя он раньше не бывал здесь, спрашивали, по-видимому, его, потому что он отдавал какие-то, распоряжения.

— Н-да, — неопределенно проговорил наконец Беклемишев, отложив в сторону бумаги и раздумывая. — С чего же вы начали?

Олег рассказал о трех версиях, разработанных ими.

— Мне нравится вторая, — заметил без колебания Беклемишев.

— Почему?

— Логически, ребята, она более точна и совершенна. Конечно, всякое бывает, возможно, преступник и живет рядом. Но в данном случае строить на этом версию — сомнительно.

— Наверное, поэтому первая и отпала очень скоро. Подозреваемый оказался в командировке. А вот вторая кое-что дала.

Беклемишев внимательно слушал все, что говорил Олег, потом, после вызова, поднялся и, накинув на плечи пиджак, медленно пошел к дежурному:

— Сейчас я кое-что принесу — может быть, пригодится.

— Хоть бы не темнил, что у него там, — проворчал Гуляшкин. Он с утра пребывал в плохом настроении, а в такие дни отличался молчаливостью.

Олег отметил про себя, что Беклемишев держится просто и с достоинством, спокойно и ненавязчиво. И Олег почувствовал себя давно знакомым с этим человеком. Как-то незаметно Беклемишев захватил в свои руки все, над чем размышляли Олег и Гуляшкин, расследуя эти квартирные кражи, все, что они придумали. Мысли же, высказанные им самим вслух, превращались в весомые слова-приказы, не выполнить которые было невозможно. Он подчинил их себе, и Олег не разобрался, как, чем он этого достиг. Но, так или иначе, его восхитило это умение.

Беклемишев возвратился с грязным, мокрым, развалившимся паспортом, приколотым к листу бумаги, и бросил его на стекло:

— Уполномоченный с завода «Искра» доставил. Какая-то дивчина за сараем нашла.

Все трое склонились над паспортом. Он был выдан Супруненко Валерию Васильевичу. Фотография отвалилась. Штампы о месте работы и жительства расползлись и выцвели — что в них было написано, могли прочитать лишь эксперты.

Олег раскрыл одну рыжую папку, бросил, взялся за другую…

— Супруненко Валерий Васильевич, работник автопарка, потерпевший. Правильно: украден пиджак с документами и деньгами. Это, Костя, тебе подарок.

— Ну и что вы намерены делать? — спросил Беклемишев.

— Что прикажет ваше сиятельство, — грубо, зло сказал Гуляшкин.

— Ты чего, старик? — произнес Беклемишев дружелюбно. — Мне хотелось узнать ваше мнение, что бы вы стали предпринимать в этой ситуации?

— Я тебе не старик, понял?

Беклемишев не показал обиды, только пожал плечами и отвернулся. Олегу стало неудобно за Гуляшкина. Он подошел к нему и сказал тихо:

— Дядя Федя… Ну зачем же так?..

— И не дядя Федя… У меня батька был не хуже твоего.

Олега бросило в жар. Он с недоумением смотрел на взбунтовавшегося Гуляшкина, видел покрасневшие белки его глаз и не мог понять, что так возмутило этого на редкость доброго, отзывчивого и самоотверженного человека.

Чтобы как-то сгладить неловкость, Олег сказал, обращаясь к обоим сразу:

— Говорков работает не на «Искре». Факт совершенно точный. Следовательно, паспорт выброшен либо его сообщником, либо скупщиком краденого. Но не на заводе же они передают вещи? Либо тогда это дело никак не связано с тем, что у нас.

— Подожди со связями. Судя по методу, связь есть, А какая — надо смотреть, Давайте сделаем так. Первое, — Беклемишев взял карандаш и поставил на бумаге аккуратную единицу со скобкой, — вызвать Супруненко и выяснить все о паспорте, а до этого — проверить, нет ли однофамильца. — И написал: «Супруненко». — Второе: встретиться с девушкой, нашедшей паспорт. Третье. Дружина на «Искре» есть, и сильная…

2

Ровно в семь тщательно запираются все входные двери милиции, и войти, а тем более выйти из нее чужому человеку можно лишь по пропуску через дежурную комнату. К этому времени в верхних этажах суета и движение мало-помалу замирают. Перестают в ожидании слоняться по коридорам люди, вызванные повестками либо явившиеся сами с жалобами на соседа, пьяницу мужа или какого-нибудь случайного обидчика. Следователи, оперуполномоченные уголовного розыска, машинистки и все прочие, занятые в разных службах милицейского аппарата, без торопливости складывают бумаги в столы и сейфы, звякают ключами и особыми печатками, напоминающими полтинник, придавливают пластилин на крепких фасадах холодных стальных ящиков. Остаются дежурные да те, у кого расследование не терпит остановки.