Ветувьяр - Сия Кейс

этот раз, не так безуспешно. Дернув рукой, Тейвон распахнул глаза — над ним возвышались освещенные факелом смуглые лица южан, что тащили его на носилках по темному коридору катакомб.

“Я жив!” — подумал Тейвон, отгоняя боль и щемящее опустошение в груди. Это просто страх, не более того.

Выходит, у Ингерды не получилось?

Но она читала заклятье на древнекирацийском — он точно слышал. Ингерда просила обменять жизнь ветувьяра на бессмертие. Но Тейвон был жив, значит, обряд не удался?

Другая мысль в мгновение ока сменила эту глупую радость, и тут Тейвон понял все. Понял, почему он выжил и почему ощущал эту странную пустоту внутри.

Ужас кольнул в сердце ледяной иглой. Тейвон не знал другого способа проверить свою догадку, кроме того, который, возможно, немало удивит и испугает наемников. Плевать!

Зажмурившись от страха, Тейвон попытался успокоить беснующееся в груди сердце и тихо, так, чтобы его никто не услышал, произнес заученные с детства слова на древнекирацийском: “Пусть лик мой явит себя, что сокрыт под кожей в глубине меня”.

Ничего не произошло. Более того — Тейвон даже ничего не почувствовал. С ним осталась только тупая боль в груди и пустота, не просто огромная, а бесконечная.

Ингерда обменяла жизнь ветувьяра на бессмертие.

Но Тейвон сегодня не умер.

Потому что вместо него умер Джеррет.

Глава 27. Кирация. Монастырь Двух Лиц

И давно он тонул?

Этого не могло быть. Он плавал слишком хорошо, чтобы тонуть.

Но сейчас его спина коснулась дна, а свет наверху едва пробивался сквозь темно-синюю толщу воды.

И он задыхался. Он чувствовал, как сдавило легкие, чувствовал, как сил остается все меньше и меньше.

Как он здесь оказался? Кто-то пытался его утопить? Да и где он вообще? Он не помнил ничего, казалось, не помнил даже самого себя, но одна ясная мысль все-таки была в его голове.

Ему нужно наверх.

Собрав все свои последние силы, он оттолкнулся ногами от дна. Босые ступни ощутили лишь твердые камни. Он продолжал тащить себя наверх, но тяжесть воды тянула вниз.

Ну уж нет! Так запросто его не убить!

Свет был все ближе, хотя тело совсем ослабело, а рот был полон мерзкой на вкус ледяной воды. Еще немного, совсем чуть-чуть.

Он вынырнул из воды, хватая ртом холодный сырой воздух. Над головой простиралась высоченная пещера, сверху горели факелы, а у берега качалась позабытая всеми лодка.

Здесь наверняка должны быть люди, причем, если судить по тому, что он чуть не утонул — не самые доброжелательные. Но сейчас все было тихо, а оставаться в ледяной воде казалось ему решением не менее неосмотрительным, чем выбраться на берег. Поэтому он поплыл туда, где стояла одинокая лодка, надеясь, что в пещере и вправду никого не осталось, и у него будет время на то, чтобы прийти в себя и осмотреться.

Вытащив свое дрожащее и полностью обнаженное тело на берег, он обессиленно упал на камни и прислушался — вокруг стояла тишина, лишь легонько потрескивали факелы и шумела спокойная вода. Если люди здесь и были, то они ушли.

Они думали, что смогут убить Джеррета Флетчера, но приняли неверное решение. Его можно убить огнем, мечом, ядом, какой-нибудь подлостью, но только не водой.

Вода слишком любила его, чтобы убить.

А вот холод — это уже другое дело. Джеррет продрог до костей, лежа на берегу, но не смог найти ничего, что сгодилось бы хотя бы для того, чтобы элементарно прикрыть свое мужское достоинство. И как ему теперь быть?

Он же не мог выйти к людям в таком виде!

Вместе с тем, он чувствовал себя просто отвратительно. Помимо холода и ноющих от перенапряжения мышц, напомнила о себе рана на плече, а в груди щемило какое-то странное чувство опустошения. Словно его выпотрошили и выбросили в воду лишь пустую оболочку.

Голова разрывалась от мыслей, но среди них не было ни одной хорошей. Он не мог оставаться здесь, но и не мог идти к людям. Он не знал, кто вокруг — враги или друзья, но склонялся к первым, а потому осторожность ему точно не помешает.

Единственная мысль, за которую можно было зацепиться — это Тейвон. Последнее, что Джеррет помнил, это прощание с Селин в комнате гостиницы, а значит, утопить пытались не его, а Тейвона. Ветувьяру всего-навсего хватило ума обратиться более умелым пловцом, чтобы выжить.

“Понял тебя, братец. Возвращаю” — улыбнулся своим мыслям Джеррет, усаживаясь на камень. Тейвон разберется сам — адмирал был нужен ему только для того, чтобы выжить.

“Пусть лик мой явит себя, что сокрыт под кожей в глубине меня” — поспешно пробормотал он на древнекирацийском.

И ничего не произошло. Джеррет прождал секунду, две, но ничего не менялось. Он не терял сознание, не падал во тьму, как это обычно бывало.

Тейвон не отвечал ему.

И у этого могла быть только одна причина — король Кирации был мертв. Джеррет остался один.

Он вскочил на ноги и принялся ходить из стороны в сторону. Во-первых, это согревало, а во-вторых — помогало привести в порядок мысли.

Тейвон не мог быть мертв. Как он посмел допустить такое!? Джеррет попробовал призвать его еще раз, но вновь наткнулся на пустоту. У него больше не было ветувьяра.

Они попеременно топтали с Тейвоном землю почти шестьдесят лет — Джеррет и не думал, что может быть как-то иначе. А теперь он остался один — как самый обычный человек.

Адмирал никогда особо не задавался вопросом, нравилось ли ему быть ветувьяром. Он просто рассматривал это как данность и никогда не думал, что что-то может быть иначе. Может, какая-то его часть даже не верила в то, что такое возможно.

Когда он признавался Селин, то едва не сказал, что если бы у него был выбор, он бы выбрал жизнь ветувьяра — но почему? Может, потому, что он не знал другой жизни?

“Я тебе это не прощу, Тейвон” — мрачно подумал Джеррет, поднимаясь по старым каменным ступенькам, что вели к темному коридору. Он не мог сидеть здесь вечно — нужно было разбираться, что к чему.

А еще, по возможности, мстить.

*

“Предатель! Еретик! Чернокнижник!” — мысленно проклинал Нэриуса Ланфорд. Сам он, впрочем, был не лучше — затянул, струсил и позволил ветувьярской королеве сотворить с собой что-то темное и богомерзкое.

Теперь она с нарочитой медлительностью шла по коридору монастыря, а Нэриус с камарилом следовали за ней, как безмолвные