Время для жизни - 2 - taramans
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Один я, Глаша… совсем один! Никто не будет мозолить твои глазки своей распутной, наглой мордой! — покачал головой Иван.
— Ой! А чего так? То все вдвоем везде ходили… а сейчас — вдруг один? — нараспев тянула с усмешкой буфетчица.
— Так… понятно же, почему один-то…
— Ну да, ну да… Понятно все с вами…, - снова протянула женщина с усмешкой глядя на Ивана, — Поди ходатайствовать за дружка сваво беспутнего пришел, а?
— Ну дак… Глафира Батьковна… я ж всегда Вас почитал за женщину умную, проницательную…, - понурился головой Косов.
— А самому-то как — не обидно-то, что «объездил» дружок твой подружку Катеньку… кошку эту драную! — снова поджала губы Глаша.
— Дак… понятно же… что — обидно! Но… тут же как… он же, придурок этот не головой думает, а… известно чем! — вздохнул Иван.
— Ага, ага… тем самым и думает! — опять певуче тянула Глаша, упиваясь моментом, — Так ты что же… простил его, что ли? Раз пришел просить за него?
— Да ведь… тут как получается — и Катя мне не жена, и не невеста. А с этим мудаком — мы же живем вместях, койки-то по соседству стоят. Тут волей-неволей каждый день эту рожу вижу…
— И-эх! Добрый ты парень, Ванька! — махнула рукой Глаша, — Скажи еще… что и Катьку простил?
Она притворно охнула и прижала руку к губам.
— Ну-у-у…
— Ой, телок! Ой, валенок! Ты, Ваня, как — на голову не скорбен ли? — захихикала Глаша, — Или не противно тебе будет-то… вот так-то…
— А чего — противно-то? Он ее чего — в навозе обвалял, да она после того — не мылась? — удивился Иван, — Да ведь и не девушка Катя давно. Откуда же я знаю… сколько у нее до меня было? И сколько еще может будет?
«Ага… это ты, Глаша, не знаешь, какие в будущем варианты бывали. Там и «тройнички» всякие — вполне в ходу, да и прочий — свальный грех! Хотя… почему мы думаем, что предки были такие дремучие в этих вопросах? Или те же «хлысты» — не были уже в истории? Да и горничные всякие у «чистой публики», переходящие от хозяина к хозяину? Не говоря уж о явных «дамах полусвета»? Вон — тот же Николашка, ту же Мотю Кшесинскую… он с кем там ее делил, с братом, по-моему? Или — с дядей? Так что… пусть это все и редко, и далеко не у всех, но… бывало всякое, и люди о таком — знают!».
— Интересно как…, - покачала головой Глаша.
— А вот, Глаша, ты у меня интересуешься, простил ли я Степана… А сама-то как — Катьку простила? Или… совсем разбежались?
Буфетчица засмеялась, даже вроде бы — с удовольствием:
— Ну как… Сначала-то я так опешила, а потом — разозлилась! Ага! Как этот… ебаришка сбежал… Потаскала эту курву за волосья, поорала. А потом…, - Глаша вздохнула, махнула рукой, — Мы ж с ней давно приятельствуем. Что я — не знала, что она «на передок» слаба? Знала, конечно! Я ведь, тогда-то, по просьбе Степана, именно про нее и подумала, когда он за тебя просить стал…
Женщина всплеснула руками и снова засмеялась.
— Ты чего, Глаш? — удивился Косов.
— Да случай такой… смешной ведь! Кому расскажи — не поверят же, а уж хохоту будет! Прям… кумовья какие-то вы получается!
И продолжая смеяться, Глаша негромко спела:
— Что за кума, коль под кумом не была?
Коль под кумом не была — это что за кума?
Косов поморщился. Было все-таки — не очень приятно.
Буфетчица, увидев его реакцию, замолчала, навалилась своей немалой грудью, на прилавок, приблизилась к Ивану и шепотом спросила:
— А тебе… что же… Катька так понравилась… ну — в этом самом?
Косов хмыкнул, почесал затылок, продолжая играть такого… простоватого парнягу:
— Ну дык… понравилась, конечно. Горячая она баба, что уж тут…
Глаша выпрямилась, усмехнулась и иронично протянула:
— Вот ты… телок! За «кунку» все готов простить… как тот теленок за цыцкой тянешься!
Косову такое заявление снова не понравилось:
— Так и вы… бывает, за толстым да длинным — тоже бегаете!
Глаша на удивление на обиделась, а захохотала, а потом, вытерев глаза уголком рукава, признала:
— Да и мы… бывает. Тоже бегаем! Если, как ты сказал — длинный да толстый! Чего уж греха таить?
— Ну так и что тогда… подковыривать? — насупился Косов.
— Да не подковыриваю я тебя… Просто… глупо все получается. Глупо и смешно!
«Ага! Санта-Барбара, мля!».
— Ладно… чего-то я тебя заболтала! Ты, поди, есть хочешь? А у нас как раз горячие чебуреки поспели. Будешь?
При упоминании о чебуреках… горячих, у Косова рот явно наполнился слюной.
— Буду! — решительно кивнул Иван.
— Садись вон туда, за столик! Сейчас принесу. Да сама с тобой перекушу… чего-то уже проголодалась я.
— Сколько должен буду?
— Да брось ты! — махнула рукой Глаша, — Свои люди — сочтемся!
А потом снова расхохоталась:
— Мы ж с тобой сейчас… навроде родственников! Через этих-то… Степана с Катькой! Ой, не могу! — тряслась она от смеха, — Ой, помру сейчас со смеху! Родственнички, мать иху!
Потом они с аппетитом ели горячие чебуреки и какое-то время пришлось помолчать.
— А я ведь… к тебе, Глаша… еще по одному делу, ага!
Женщина продолжая запивать «вкуснятину» горячим чаем, вопросительно приподняла бровь.
— У нас там, в училище… скоро концерт будет. В аккурат — двадцать третьего февраля вечером! Ну вот… решили по-праздничному все это дело обставить — с чаепитием там, прочим — угощением.
— Ага… ну и что? — вытерла руки принесенным полотенцем буфетчица.
— Да вот… нужны будут чебуреки ваши, да пирожки еще… Может что и еще посоветуешь…
— А сколько надо-то? — заинтересовалась Глаша.
— Дак вот… посчитай сама. Курсантов будет — как бы
