Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный - Эван Хантер

шли к нему. Ну, может, оно и к лучшему. Вдруг кто-нибудь из городка встретил бы его здесь, с цветной девушкой под ручку — ну, пусть и наполовину испанкой. Ох, не дай Бог, до мамы что-нибудь дойдет. Совсем не в том дело, что мнение матери для него главное. Если бы это было так, он бы мигом отправился назад в Кэри, а не оставался здесь и не строил бы всяких планов, как развлечься.

Он начал думать, куда же ему теперь отправиться, раз все его планы насчет цветной девушки расстроились. Собственно говоря, у него не было никаких планов, даже когда он еще надеялся, что она выйдет. Но с ней можно было бы посмеяться и поговорить и немножко похоро- хориться перед ней, а там бы он что-нибудь и придумал, он не сомневался в этом. Например, могли бы пойти а кино, где перед фильмом варьете выступает. Как в прошлый раз, что он был в городе, ему тогда здорово все понравилось.

— Эй, — услышал он голос за собой. — Стойте!

Он с удивлением узнал голос и, оглянувшись, увидел Эмилию, подбегающую к нему. На ней было светло-голубое пальто с воротником, поднятым до подбородка, и яркий серебристо-синий платок на голове. Она подбежала к нему, запыхавшись, с паром, валившим изо рта. Отдышавшись, она сказала:

— Ну, вы прямо скороход какой-то.

— Я думал, вы уж не придете.

— Хозяин другую девушку вызывал вместо меня, вот поэтому так долго.

— Я рад, что вы пришли, — сказал Роджер.

— А я еще не знаю, — откровенно призналась Эмилия и засмеялась. Лицо было матовое, нежного коричневого цвета, глаза чуть-чуть потемнее, а волосы под синим платком черные, черные, как ночь. Когда она смеялась, впереди виднелся косой зубик. Иногда она прикрывала рот рукой, но чаще забывала. Ноги у нее были красивые, и на ней были темно-синие лакированные туфли без каблуков. Она все еще учащенно дышала, но поспевала, не отставая, * когда они стали переходить улицу, она импульсивно взяла его под руку.

— Какого черта, — сказала она. — Делать, так делать.

— О чем вы?

— Да о том, что если уж я пошла с вами, так пошла. А раз так, то пойду с вами под руку, как и с цветным парнем, точно так же. Верно?

— Верно, — ответил Роджер.

— Я еще ни разу не была с белым.

— Ия тоже ни разу, — сказал Роджер и засмеялся, — io есть с цветной девушкой.

— Вот и славно, — пропела Эмилия.

— А почему?

— Ну, не знаю. Но я бы не хотела про вас думать, что вы из тех белых, которым нужно, чтобы только цветная была. Вынь да положь им цветную. Мне это неприятно.

— Да во всем Кэри ни одной цветной девушки не сыщешь, — сказал Роджер.

— Все уже женаты? — наивно спросила Эмилия, а потом зашлась в смехе. — В самом деле, почему?

— Да вообще их у нас нет, — сказал Роджер. — Ни одной.

— Совсем плохо, — сказала Эмилия. — Как же тогда устраивать расовые беспорядки?

— А мы на евреев кидаемся, — ответил Роджер, и ему показалось, что он удачно сострил, особенно когда Эмилия залилась смехом в ответ. Он и сам не знал, что такого смешного было в его словах — разве только, что его земляки не кидались ни на каких евреев. Да во всем Кэри и был всего-то один еврей — Самюэль Сильверстейн, у которого была скобяная лавка и который так страдал от артрита, бедняга. И зачем и кому бы понадобилось нападать на него? Он знал, что никогда бы не стал говорить об этом ни с матерью, ни с Бадди, а вот с Эмилией ему было легко, хотелось шутить, поэтому ои и отпускал всякие шуточки. Вдруг он почувствовал радость, что она все-таки пошла с ним.

— А вы всегда выходите к незнакомым молодым лю «дям? — лукаво спросил он.

— Конечно. А вы всегда приказываете незнакомым девушкам снять халат и притвориться больной и…

— Г олова болит — это не болезнь, — сказал Роджер. — … и выйти на угол, а там вас и нет, вы исчезли?

— Исчез, пропал, растворился! — согласился он.

— Волшебная палочка! ’

— А, вот вы как?

— Да, я чародей и волшебник, — Роджер весь лучился от смеха.

— Ходит по аптеке и напускает колдовство на бедны* маленьких цветных девушек!

— Вы бедная! — удивился Роджер.

— Я очень бедная.

— Нет, правда?

— Эй, мистер, думаете, я шучу, что я бедная? — сказал* Эмилия. — Хорошенькая шуточка! Я вправду очень бедна* На самом деле! Я — очень бедная.

— А я очень богатый, — сказал Роджер.

— Славно. Я так и знала, что когда-нибудь встречу белого миллионера, который увезет меня отсюда, — сказала Эмилия.

— Я и есть он.

— Волшебная палочка!

— Да уж, — сказал он. — Я вчера заработал сто двадцать два доллара. Здорово?

— Так много?

— А сегодня у меня… Ох ты, всего, наверное, долларов пятнадцать осталось.

— Как пришло, так и ушло, — сказала Эмилия, пожав плечами.

— Сотню я первым делом отправил матери.

— Это туда, в Клондайк?

— Туда, в Кэри.

— А я думала, в Клондайк Бэйсин.

— Нет, это называется Кэри.

— А мне показалось, вы сказали — Клондайк-Депо.

— Нет, Кэри.

— Около Хаддлсуорта, так?

— Нет, Хаддлстона.

— Где на санях катаются?

— Нет, на лыжах.

— Вот я так и поняла, — подтвердила Эмилия.

— В Клондайк ли, в Кэри ли, но я послал ей, — сказал Роджер, смеясь, — я послал матери сотню и заплатил четыре доллара за комнату, и купил открытки и марки, и выпил кофе, и угостил Ральфа горячим шоколадом, и…

— Ральфа?

— Это парень один, — сказал Роджер и замолчал. — Наркоман.

— Вот так компания, — удивилась Эмилия.

— Он бывший наркоман, — сказал Роджер. — А парень неплохой.

— Моя мама и мне и всем детям говорила, — сказала Эмилия, — что, если кто из нас хоть попробует этого елья, она того изувечит. Так и сделает!.. Она сама такая маленькая, а вся как из железа. Ей лучше, чтобы ее ребенок умер, чем стал наркоманом.

— А наркотики так просто можно достать? — спросил Роджер.

— Если есть деньги, то можно. В этом городе с деньгами можно достать все, что угодно.

— Вот и Ральф так сказал.

— Ральф знает. Ральф, видно, тертый парень.

— В общем, вот что у меня осталось, — сказал Роджер, засунув руку в карман и вынув сложенную пополам пачечку бумажек, переложил их в левую руку и снова сунул руку в карман, собирая мелочь. Мелочи набралось семьдесят два цента, а бумажками было две пятерки и четыре по доллару. — Четырнадцать долларов и семьдесят два цента, — сказал он.

— Миллионер! Прямо, как вы сказали.

— Верно.

— Верно, — повторила она.

— Что бы