Путь Моргана - Колин Маккалоу

Всем выдали ром, в том числе и каторжникам; кто-то принес свистульку, и матросы пустились в странный пляс, наклоняясь и распрямляясь со сложенными на груди руками, описывая круги, перескакивая с ноги на ногу. Затем началось пение хором, после чего матросы, зная, что каторжники тоже умеют петь, уговорили их исполнить пару песен. Ричард и Тэффи спели балладу Томаса Теллиса, перешли на «Зеленые рукава», народные баллады и мелодии, которые часто слышали в тавернах. Каждому досталось по миске сваренной мистером Келли ухи из рыбы-меч. Размочив в ней черствый хлеб, каторжники сочли яство на редкость вкусным. С наступлением темноты зажгли фонари. Пение продолжалось до десяти часов, пока капитан Синклер не выслал на палубу стюарда Триммингса с приказом разойтись, – приказ касался всех, кроме вахтенных.

Паруса флотилии надували северо-восточные пассаты, морские течения быстро несли ее на юго-запад. Ни одно судно с прямыми парусами не уцелело бы при ветре, дующем прямо в парус: корабли держались под углом к ветру, так, чтобы он попадал на ведущую кромку паруса. Идеальным считался ветер, дующий между кормой и серединой корабля. Поскольку ветры и течения несли корабли к Бразилии, вдаль от побережья Африки и поперек Атлантического океана, все понимали, что рано или поздно флотилия прибудет в Рио-де-Жанейро. Оставалось лишь узнать, когда это будет. Хотя на Тенерифе все бочонки для воды наполнили доверху, губернатор Филлип предусмотрительно распорядился пополнить запасы пресной воды на островах Зеленого Мыса, принадлежащих Португалии и расположенных почти точно к западу от Дакара.

Восемнадцатого июня, ветреным жарким днем, мимо кораблей начали проплывать острова Зеленого Мыса – Саль, Бонависта, Мейо. «Александер» двигался вперед со скоростью сто шестьдесят пять морских миль в день, что равнялось ста девяноста сухопутным милям. Впрочем, при подготовке к плаванию не учитывались отклонения от курса – в расчет принималось только расстояние по прямой. Бывало, корабль проходил за день меньше, чем было намечено, поскольку в поддень время тратилось на определение широты и долготы. Морские сутки продолжались от одного полудня до следующего, когда с помощью секстанта и солнца можно было определить широту, а точную долготу вычисляли по показаниям хронометров – оба этих инструмента хранились на флагмане «Сириус». Как только офицеры «Сириуса» вычисляли долготу, ее передавали другим десяти кораблям, поднимая соответствующие флаги.

Огромный скалистый Сантьяго появился впереди утром девятнадцатого июня. Плавание продолжалось без приключений, пока флотилия не обогнула юго-восточный мыс, направляясь в гавань Прайя. Внезапно наступил полный штиль, ветер утих – если не считать «кошачьих лапок», легких порывов со всех сторон. В довершение всего поднялись высокие волны, бьющиеся о рифы. Увидев, что «Скарборо» и «Александер» отнесло почти в зону прибоя, на расстояние полумили от берега, губернатор приказал флотилии отойти в море. Пополнить запасы воды не удалось.

А потом «Александер» вновь навлек на себя гнев губернатора. Лейтенанты Джонстоун и Шарп часто бывали на борту «Леди Пенрин», одного из двух самых медлительных судов. Офицеры на обоих кораблях держали овец, свиней, кур и уток, которых не только ели, но и резали сами. У капитана, его помощников и команды были свои припасы, и свежая пища ценилась так высоко, что матросы не делились выловленной рыбой с пехотинцами, и наоборот. В команде было несколько заправских рыбаков, зато пехотинцы запаслись лесками, крючками, поплавками и грузилами для ловли. Каторжников, умеющих ловить рыбу, тоже привлекали к этой работе, пополняя их рацион наваристой ухой.

Домашнюю птицу морские офицеры съедали без посторонней помощи, однако в тропических водах подолгу хранить баранину или свинину было невозможно – всю свинью или овцу следовало съесть сразу. Голодные каторжники считали, что морским офицерам следовало бы делиться мясом с экипажем судна, но не тут-то было. Свою провизию офицеры предпочитали уничтожать сами или вместе с равными себе. Поэтому когда Джонстоун и Шарп резали свинью или овцу (коз берегли из-за молока), то вывешивали на корме «Александера» скатерть. Увидев ее, капитан Кэмпбелл и его два лейтенанта посылали шлюпку за своей долей мяса. Когда же скатерть вывешивали на носу «Леди Пенрин», лейтенанты с «Александера» поспешно спускали на воду шлюпку и плыли за свежатиной.

К великой радости Джонстоуна и Шарпа, двадцать первого июня на носу «Леди Пенрин» заполоскалась скатерть. Два офицера тут же велели спустить шлюпку и отправились в гости к друзьям, предвкушая сытный обед. Тем временем губернатор Филлип, капитан Хантер, майор Росс, судья Дэвид Коллинз и десяток других высокопоставленных особ с «Сириуса» с изумлением наблюдали за тем, как офицеры с «Александера» отважно сражаются с высокими волнами, которые ветер гнал с северо-запада. Двенадцать рядовых пехотинцев гребли слаженно и умело, шлюпка быстро проделала путь в оба конца и благополучно вернулась к «Александеру». Пока ее поднимали на палубу, Джонстоун и Шарп глотали слюнки, представляя, как вскоре полакомятся сочной свининой с луком, тушенной в козьем молоке.

Но тут за ними прислал капитан Синклер.

– На «Сириусе» подняли флаги, – бесстрастно сообщил он. – Поднимитесь на ют и прочтите сигнал.

Два лейтенанта взобрались на ют, где Синклер держал своих кур, овец и коз, а также шесть откормленных свиней в грязном загоне, заботливо защищенном от солнца и снабженном корытом с морской водой.

«Шлюпки с «Александера» впредь спускать только с особого разрешения губернатора», – гласили флаги.

Приказ был кратким и равнодушным, но майор Росс восполнил это упущение в тот же день, после того как побывал на «Сириусе».

– Чертовы болваны, я прикажу выпороть вас до полусмерти! – ревел он, не заботясь о том, что его слышат все присутствующие на палубе. Майор Росс вовсе не желал терять драгоценное время и вызывать виновных к себе в каюту, чтобы высказать все, что он о них думал. – Мне плевать на ваши уговоры с Кэмпбеллом и молокососами с «Леди Пенрин»! Хватит гонять шлюпки без толку, и точка!

Не дожидаясь ответа, он снова спустился по веревочной лестнице в шлюпку и отправился на «Леди Пенрин», чтобы еще раз излить гнев.

Рядовые пехотинцы, матросы и каторжники покатывались со смеху. Не выдержав унижения, лейтенанты Джонстоун и Шарп заперлись в каютах и принялись обдумывать план самоубийства.

Плавание проходило гладко, пока дули северо-восточные пассаты, но к концу июня ровный и сильный ветер утих, его сменил налетающий временами бриз. Пришлось часто поворачивать и поднимать паруса; все затаив дыхание наблюдали за усилиями рулевого и ждали, поймает ли парус ветер, который сможет направить корабль по верному курсу. Если ветер утихал, корабль вновь менял румб, и все начиналось сначала. Работа с парусами сменялась ожиданием – и так без конца.