Вкус яда - Тессония Одетт

терпения ни на чувство вины, ни на какие-либо формальности. Все мои мысли вращаются вокруг Астрид, вокруг страха, который усиливается в ее запахе. Когда я не отвечаю, королева возвращается к своему более умеренному темпу перемещения.

Как только я понял, что Астрид в беде и Трис здесь ни при чем, я попросил у королевы разрешения воспользоваться Колесницей в последний раз. За считаные секунды, охваченный тревогой, я был вынужден объяснить, чем вызвана моя просьба, и Трис настояла на том, чтобы сопровождать меня. Если найти Астрид означало найти человека, который убил ее мужа, королева ни за что не хотела оставаться в стороне. Удивительно, что она не прихватила с собой охранников. Предполагаю, она просто рассчитывает расправиться с преступником собственноручно.

Что ж, ей придется лететь быстрее, если она действительно хочет насладиться своим возмездием. Я не собираюсь замедляться из-за пикси, а уж тем более спрашивать у нее разрешения что-либо сделать. Как только я найду Астрид, без колебаний уничтожу проклятого келпи или любого, кто посмел тронуть ее хотя бы пальцем. Трис может догнать меня позже и надругаться над их окровавленными останками, мне все равно.

Аромат Астрид становится острее, его шлейф смешивается с запахом своего обладателя. Я уже близко. Так близко. Но ужас, который пульсирует в ее аромате, сковывает его, душит… Я так боюсь не успеть.

Глава XLIII

АСТРИД

У меня перехватывает дыхание от внезапно захлестнувшего меня притяжения. Такое чувство, будто мои легкие сдавливают железом, из моей крови высасывают жизнь, а из костей уходит энергия. Мой разум теряет ясность, превращая залитую лунным светом поляну в черное пятно.

Я не понимаю, что потеряла сознание, пока не открываю глаза и не нахожу себя лежащей на грязной траве.

Скривив в знак печали губы, Мираса присаживается на корточки рядом со мной. Тонкой рукой она убирает прядь волос с моего лба. Я пытаюсь отпрянуть, но у меня нет сил пошевелиться. Мои веки слишком тяжелые, а глаза закрываются сами по себе.

– Я не хочу забирать твою энергию, дитя мое, – говорит Мираса обманчиво добрым голосом, – но я сделаю все возможное, чтобы вернуть свою магию. Я не допущу тех же ошибок, что и в прошлый раз. Ты не сможешь отразить мою магию, потому что я знаю, чего ожидать. Избегая твоего взгляда, я могу питаться твоей энергией, не истощая при этом себя. Тебе не спастись, Астрид. Единственный выход – согласиться сотрудничать со мной. Стать моим партнером, дочерью. Помогать мне заманивать жертв в мой пруд. Тогда я позволю тебе сохранить украденные у меня силы. Тогда мы сможем стать семьей.

Я пытаюсь заговорить, пытаюсь сказать, что ее представление о семье слишком извращено, но даже не могу пошевелить языком.

– Если не встанешь на мою сторону добровольно, я буду вытягивать из тебя энергию до тех пор, пока ты не вернешь мне мою магию. – Мираса снова гладит меня по волосам, от ее холодной ласки у меня сводит живот. – Так вот оно, твое истинное лицо. Ты так красива, дочь моя.

В этот момент я понимаю, что моя магия, должно быть, исчезла, когда я потеряла сознание. Наконец, мне удается снова открыть глаза. Лицо Мирасы расплывается перед моими глазами, но, как только зеленые радужки ее глаз становятся прозрачными, меня охватывает ужас. Повинуясь инстинкту, моя магия возвращается на место.

Водяная фея отдергивает руку и тихо усмехается.

– Мне все еще не нравится эта сторона твоей магии, Астрид, но теперь она не сможет мне помешать. Ты надела эту маску в тот момент, как оказалась на поляне. Надев ее снова, ты не напугаешь меня. Отражай мои худшие качества сколько хочешь. Это не изменит того, что должно случиться.

Я снова пытаюсь пошевелиться, пытаюсь заставить свои губы, руки, что угодно, хотя бы дрогнуть. Но ничего не выходит. Теперь я понимаю, почему так много ее жертв, заманенные на край озера, истощенные, неспособные бороться с водой, заполняющей их легкие, утонули. Какая печальная ирония: существо, питающееся любовью, послало так много людей на жестокую, никак не связанную с любовью смерть. Сомневаюсь, что сама Мираса когда-либо была влюблена.

Но я была.

Я вспоминаю лицо Торбена, его улыбку, силу его прикосновений. Успокаивающее тепло его медвежьего меха. Затем я думаю об отце. О том, как он любил меня, принимал мою магию. О его доброте. Заразительном и громком смехе.

Покалывание поднимается к моим губам, откуда распространяется на пальцы рук и ног. Медленно, мучительно, дюйм за дюймом ко мне возвращаются силы. Не полностью, но достаточно, чтобы позволить мне сесть. Встать. Мираса тоже поднимается на ноги, оглядывая меня сквозь едва открывшиеся веки.

– Ты быстро пришла в себя. Я спрашиваю еще раз: готова ли ты сотрудничать? Я не хочу истощать тебя снова.

Я качаю головой.

Мираса обнажает зубы.

– Тогда верни мне мою магию. Это твой последний шанс, Астрид. После этого я не стану тебя жалеть.

– Я не знаю, как вернуть ее, – отвечаю я, слова кажутся тяжелыми на моем языке. Я покачиваюсь, но мне удается твердо упереться ногами в траву. Внутри меня накапливается все больше и больше силы, согревающей и укрепляющей меня. – Думаешь, я хотела владеть этой магией?

– А разве нет?

Я собираюсь возразить, но правда тяжелым грузом ложится на мои плечи. Я хотела владеть своей магией. Возможно, неосознанно, но теперь, понимая, как работают мои странные способности, я знаю, что всю свою жизнь невольно использовала магию, чтобы защитить себя, держать других на расстоянии. Все из-за Мирасы, ее пренебрежения и жестокости, которых я даже не помню. Из-за тех ужасающих глаз, в которые она, высасывая из меня энергию, заставляла меня смотреть. Именно тогда, будучи еще младенцем, я впервые применила свою магию. Чтобы защититься от нее. Вот почему я автоматически использую свои чары снова и снова всякий раз, когда вступаю в зрительный контакт с кем-то еще. Отец был единственным человеком, с которым я чувствовала себя достаточно защищенной, чтобы сдерживать свою магию. И Торбен.

Мысли о Торбене пронзают мое сердце осколком стекла, напоминая об опасном положении, в котором он оказался, о жертве, которую ему пришлось принести. Но воспоминания о нем также наполняют меня теплом.

Глубоко вздохнув, я закрываю глаза, сосредоточившись только на чувстве любви. На чувстве комфорта. На ощущении меха под моими руками. На том, как усы котенка щекочут мне щеку. На том, каково это – чувствовать, что тебя лелеют. Что о тебе заботятся. На запахе краски на холсте. Звуках раскатистого смеха