Вкус яда - Тессония Одетт

намерения Торбена – нет. Я вспоминаю нашу первую встречу, как он надел на меня наручники и едва не вырвал мое сердце из груди. Тогда он был моим врагом, человеком, которого послали хладнокровно убить меня.

Мираса права. Я влюбилась в него.

Я ожидаю, что от этого признания мое сердце пронзит стыд.

Но ничего такого не происходит.

Вместо этого мое тело охватывает легкость. Успокаивающее тепло.

Слова Мирасы могут быть правдой, но они не объясняют всего, что произошло между моей первой встречей с Торбеном и моментом, когда я осознала, что люблю его. Несмотря на сделку, которая могла стоить ему жизни, несмотря на его неуверенность в моей невиновности, несмотря на тот факт, что убивший моего отца яд когда-то смешался с моей кровью…

Торбен не отрекся от меня. Он изо всех сил боролся, чтобы доказать мою невиновность. Он стал мне другом. Утешал меня в трудную минуту. Помогал мне пережить один из самых тяжелых моментов в моей жизни. И дело не только в этом…

Ощущение меха на моей щеке наводняет мою память… Два воспоминания. О Торбене, что лежит рядом со мной на кровати, успокаивает мой измученный разум, пока я нахожусь в ловушке своего горя. О медвежонке, прижавшемся к моему крошечному плачущему тельцу, когда мне было больно и одиноко.

Да, я определенно влюбилась в своих похитителей. Я люблю их обоих разными типами любви.

Но оба они являются гораздо большим.

Гораздо-гораздо большим.

Мираса кладет руку мне на плечо. От ее прикосновения мое тело напрягается. Холод ее ладони просачивается сквозь мою блузку.

– Теперь ты свободна, – говорит она. – Пришло время тебе занять свое законное место рядом со мной.

Я освобождаюсь от ее хватки и поднимаюсь на ноги.

– Мое место не…

Слова застревают у меня в горле, когда Мираса извлекает из кармана своей изготовленной из мха юбки рубиново-красный плод. Она протягивает мне пурпурный малус, фальшивая улыбка расцветает на ее жестоких губах.

– Возьми это, дочь. Откуси кусочек, и вся боль, которую ты пережила, исчезнет. Прими дар, что избавит тебя от страданий. Избавит от ответственности. Тебе больше не нужно мучиться. Не нужно пытаться стать кем-то, кем ты не являешься. Вместо этого ты сможешь вести беззаботную жизнь со мной. Ты больше не будешь страдать от последствий своей магии. Вместо этого ты дашь своим силам волю, используешь их по своему усмотрению, наказывая тех, кто плохо с тобой обращался.

Голод гложет мой желудок, горячит мою кровь. Не просто голод, а похотливый, ненасытный зверь. Я неотрывно смотрю на яблоко, обещающее избавить меня от печали. Обещающее заглушить боль, которая пронзает мое сердце.

– Всего один кусочек, моя дорогая, – воркует Мираса. – Один укус, и ты станешь свободной. Позже ты сможешь получить столько, сколько твоей душе будет угодно. Мы перенесем наш пруд в самое сердце рощи пурпурного малуса. Ты будешь использовать свою магию, чтобы привлечь новых жертв. Так я смогу питаться и стать сильнее. В свою очередь я помогу тебе обрести контроль над твоей магией. Вместе мы превратим этот пруд в озеро, каким он когда-то и был. Ты нужна мне, дочь.

Слово «нужна» эхом отдается в моих ушах, даже несмотря на терзающий меня темный голод. Мое зрение тускнеет по краям, пейзаж вокруг становится бесцветным. Только сияющий, как маяк в лунном свете, шар прямо передо мной остается ярко-красным.

Я проглатываю сухость в горле, жажду, отчаянное желание оцепенеть от облегчения.

Дрожащей рукой я принимаю яблоко.

Глава XLI

АСТРИД

Лицо Мирасы светлеет, в глазах ее пляшет победный огонек, когда она протягивает мне ядовитый плод. Я снова и снова верчу яблоко в руках. Затем, со всей силой, на которую только способна, я швыряю плод через поляну, в темную щель между деревьями.

Когда я встречаюсь взглядом с Мирасой, в ее глазах бушует ярость. Я выдерживаю ее взгляд, даже не дрогнув.

– Нет, – отрезаю я холодно. Твердо. Решительно. – Я не стану принимать яд, не буду стоять с тобой бок о бок и позволять использовать меня так, как ты посчитаешь нужным. Я тебе нужна, верно? Ты полагаешь, что я украла твою магию.

– Так и есть, дочь, – отвечает она, оскалив зубы. – Младенцем ты только и делала, что плакала, плакала и плакала, так что я пыталась успокоить тебя. Но ты все время просилась на ручки, хотела быть сухой, выпрашивала еды. Казалось, что бы я ни делала, это не могло тебя успокоить. Месяцами я страдала, не зная, как сделать тебя счастливой. Поэтому однажды я решила использовать на тебе свою магию.

Я хмурюсь.

– Ты… ты пыталась влюбить меня в мое же отражение?

– Да, но, поскольку я могу использовать свою магию, только когда прикасаюсь к воде, мне пришлось держать тебя на руках, стоя в озере. Ты боялась воды, отвергала стихию, которая питает твою магию.

Нетрудно представить, почему меня пугало ее озеро, учитывая, что ранее Мираса заявила, что я не любила, когда вода попадала мне в легкие. Вероятно, она пыталась заставить меня сменить форму. Утаскивая меня на самое дно, Мираса жаждала увидеть, стану ли я наконец такой же, как она.

– Ты только и делала, что плакала, – говорит она. – Ты даже глаз не открывала, чтобы посмотреть на меня. Как и тебе, мне нужен зрительный контакт, чтобы использовать магию. Так что, признаю, мне пришлось вытянуть из тебя немного энергии. Любовь подпитывает меня лучше, чем любая другая эмоция, но я могла выпить и твой страх. Это, казалось, напугало тебя еще больше, но заставило открыть глаза. Ты посмотрела на меня, и я наконец смогла зажечь магию, чтобы заставить тебя почувствовать любовь. Но мне помешали твои собственные чары, которых я до этого момента не видела. Внезапно ты стала казаться мне мерзким существом, бездушным чудовищем, в жилах которого нет ничего, кроме отчаяния и жажды крови. Из-за овладевшего мной удивления моя магия вышла из-под контроля. Вместо того чтобы высасывать энергию из тебя, я сама начала истощаться. Удерживая твой взгляд, я чуть не высушила себя досуха, и, только когда отпустила тебя, смогла освободиться. Из-за этого ты чуть не упала в озеро. Я потратила последние силы, чтобы поднять тебя на руки и отнести на берег. После этого я погрузилась в глубокий сон, чтобы восстановить свою энергию. Когда я проснулась, тебя уже не было.

– Меня спас отец, – говорю я ровным тоном, чтобы скрыть, насколько меня расстроил ее рассказ.

Мираса усмехается.

– Сначала я даже обрадовалась. Не потому что хотела избавиться