Вкус яда - Тессония Одетт

не могла слиться с водой, как я. Вместо этого ты оставалась в этом хрупком человеческом теле, нуждающемся в воздухе, и стонала всякий раз, когда в твои легкие попадала малейшая капля воды. Теперь ты понимаешь, почему я оставила тебя одну, пока сама отдыхала? Понимаешь, почему я была так расстроена тем, что Эдмунд Сноу украл тебя у меня?

– Это не оправдывает того, что ты убила его.

Она усмехается.

– Только не говори, что скорбишь по своему похитителю.

– Похитителю? Он спас меня! Стал единственным родителем, который у меня когда-либо был. Ты забрала его у меня. Моего отца, человека, которого я любила больше всего на свете. Да, я скорблю о нем.

– Эдмунд Сноу не был твоим отцом, Астрид. Он сказал тебе подобную чушь? – Моя мать мрачно смеется. – Лживые люди.

Кровь стынет у меня в жилах.

– Что… что ты имеешь в виду?

– Ты действительно думала, что он произвел тебя на свет? – Она замолкает, качая головой. – Нет, Астрид. Эдмунд Сноу никогда не осмеливался подойти достаточно близко, чтобы хотя бы прикоснуться ко мне. Он всегда останавливался у озера, прятался в тени, чтобы нарисовать мой портрет. Мне никак не удавалось приманить его поближе. Потому что он знал, кто я, что я сделала с горсткой невезучих дураков, которые осмелились искать свое отражение в моих водах. Думаю, тебе известно о моей магии?

Я неуверенно киваю, чувствуя себя так, словно мое тело больше мне не принадлежит.

– Ты заставляешь людей влюбляться в свое отражение. После чего они падают в озеро и тонут.

– Это только часть, – замечает Мираса. – Да, те, кто смотрел в мое озеро и встречался со мной глазами, наполнялись всепоглощающей любовью. Настолько завораживающей, что не могли пошевелиться, даже когда я высасывала из них силы.

– Что значит «высасывала из них силы»?

Я знала, что ее жертвы тонули, но их тела всегда находили.

– Я водяная фея, так что довольно хорошо разбираюсь в эмоциях. При помощи своей магии я могу подпитывать эмоции, которые я вызываю. Вот как я выживаю и поддерживаю объем и ширину своего озера.

Я замечаю, что водоем позади нее вряд ли можно назвать полным или обширным, но оставляю данное наблюдение при себе.

– Если для подпитки тебе нужны только эмоции, почему тогда те, кто влюблялся в свое отражение, тонут?

– Не все из них, – поправляет она. – Так уж получилось, что большинство из тех, у кого я высасывала энергию, падали в мое озеро.

– И ты просто оставляла их тонуть?

Она пожимает плечами, словно потерянные человеческие жизни ничего не значат.

– Я понимала, что мне ни к чему ходящие об озере слухи. Так что да, я оставляла тонуть тех, кто падал в мои воды. Но я пытаюсь объяснить не это. Мы же говорили о твоем похитителе, Эдмунде Сноу, верно?

Я сжимаю челюсти.

– Эдмунд был призом, который я стремилась заполучить, – продолжает водяная фея, – но, как я ни старалась, он не подходил к моему озеру достаточно близко, чтобы я сумела заманить его в ловушку. Видишь ли, моя магия работает только тогда, когда хотя бы часть моей физической формы связана с основным водоемом. Знал ли он об этом или просто опасался меня, но этот мужчина предпочитал восхищаться мной на расстоянии. Когда ты родилась, он стал приходить еще чаще. Наблюдал за нами, рисовал нас. А потом украл тебя.

– Ты оставила меня одну, когда я рыдала.

– Я же говорила, мне нужно было отдохнуть. Кое-что случилось…

– Что же? Что такого случилось? Если Эдмунд не мой отец, тогда кто… – Я не могу заставить себя закончить вопрос. Мои собственные слова эхом отдаются в моей голове.

Эдмунд не мой отец.

Эдмунд не мой…

Нет. Что бы ни говорила Мираса, Эдмунд Сноу был моим отцом в прямом смысле этого слова.

– Хочешь знать, кто был твоим настоящим отцом? – спрашивает она.

Я не уверена, что готова услышать ответ, поэтому ничего не говорю. И тут мне в голову приходит леденящая душу мысль. Я искоса бросаю взгляд на келпи, который продолжает расхаживать у меня за спиной.

Мираса хихикает.

– Нет, это не Вартул. Он скорее деловой партнер, чем любовник. При необходимости Вартул оказывает мне различные услуги. Взамен я предоставляю ему водоем, где он может безопасно питаться.

Нетрудно догадаться, что она имеет в виду. Она позволяет ему питаться человеческими жертвами из ее пруда, что незаконно. От этой мысли у меня сводит живот.

– Твой настоящий отец – просто один из мертвецов, – сообщает она. – Не все они впадали в безвольное оцепенение, прежде чем рухнуть в мои воды. Перед этим я наслаждалась самыми красивыми.

Ради всего святого, это чудовище – действительно моя мать?

– Получается, ты убила их обоих. Человека, который произвел меня на свет, и того, кто меня вырастил.

Мираса ворчливо вздыхает.

– Наше воссоединение должно было пройти совсем не так.

– А как ты его себе представляла? Думала, я брошусь в твои объятия и поблагодарю за все, что ты сделала? – Рыдание вырывается из моей груди.

– Я надеялась, что ты, по крайней мере, поймешь меня. Мы одинаковые, Астрид. Два существа, обладающие могущественной магией.

– Я совсем не похожа на тебя! Я никогда не хотела, чтобы моя магия причиняла вред или страдания. Я сожалею о каждой унции боли, которую когда-либо невольно причинила.

Она прищуривается, ее губы растягиваются от отвращения.

– Причинение вреда и страданий – естественный образ жизни. Жертва должна страдать, чтобы хищник мог выжить. Все мы чьи-то жертвы. Это мое право – делать то, что я делаю, питаться так, как пожелаю. По крайней мере, так должно быть.

– Ни у кого нет права на убийство.

Она усмехается.

– До войны у фейри не было таких жестких ограничений. Тогда я питалась себе подобными, и никому не было до этого дела. Любой, у кого хватило глупости посетить мое озеро, заслуживал смерти. Я не хотела, чтобы вокруг моего озера, моего леса разрастались человеческие города. Я не соглашалась пускать людей на нашу землю, не позволяла им жить среди нас. Я не соглашалась отдавать мое озеро под юрисдикцию зримой королевы, не соглашалась следовать ее жестоким правилам. Никто не стал меня спрашивать. Почему я должна меняться?

Я испытываю лишь крошечную долю сочувствия. Я слышала о трудностях, через которые прошли многие фейри – в частности, незримые, – чтобы адаптироваться к послевоенным изменениям. Границы королевств сдвинулись. Там, где когда-то был только лес, появились человеческие города. Самые дикие из незримых существ были изгнаны в земли, находящиеся под защитой незримого правителя каждого королевства.