Александр Дейнека - Пётр Германович Черёмушкин

этом вполне уверен, потому что, во-первых, и это главное: получил приглашение приехать в Подрезково, где у него были летний дом и мастерская, — сделать несколько снимков там. А во-вторых, совершенно неожиданно он решил заплатить мне за фотографии. Я сопротивлялся, как мог, а он:

— Вы человек молодой, студент, вам деньги нужны, я знаю точно.

Примерно через неделю состоялась моя поездка в Подрезково. Перед фотографированием хозяин показал дом. Не дом — домик, небольшой светлый летний домик. Прохожу по комнатам — симпатичное жилье. На веранде замираю: на стене пейзаж Ван Гога.

— Неужели подлинник?

— Нет, конечно. Хорошая репродукция. Купил, когда был в Европе. Вот, умеют сделать так, что не отличишь.

Спускаемся с крыльца в яблоневый сад. За садом, в дальнем конце участка — мастерская, деревянное строение, поднятое над землей на сваях. Дейнека жалуется:

— От сырости и мышей сваи спасли, а от жуликов нет. Зимой дом и мастерскую я закрываю, живу и работаю в Москве. Но в эту зиму замок сломали, в мастерскую залезли и набезобразничали. Местные, наверное. Взять там было нечего, но в шкафчике осталась непочатая бутылка водки и полбутылки коньяку. Так вы знаете, водку выпили, а коньяк не тронули, побоялись. Думали, отравлен. Кто же у нас оставляет бутылку недопитую? Но, хуже всего — порезали картину. Там изображена обнаженная девушка. Чем им девушка не понравилась?

Пока продолжалось фотографирование, под ногами крутилась маленькая, приветливая собачка по кличке Тюбик. Тюбик то бегал вокруг, то прыгал на столик и все время заглядывал хозяину в глаза — выпрашивал очередной сухарик.

А потом Александр Александрович вынес из комнаты вещь совершенно замечательную — 16-ти мм, трехобъективную с пружинным заводом, швейцарского производства кинокамеру „Болекс“.

— Вы ведь на операторском учитесь, покажите, как обращаться с этой штуковиной. А то купил, а как снимать никто толком объяснить не может.

Честно говоря, я эту камеру видел только на картинках. Знал, что аппарат исключительно надежный и что берут такие камеры в дальние экспедиции по диким местам. А пружинный завод, чтобы не зависеть от подзарядки аккумулятора. В общем камеру мы зарядили. Я показал, что где и чего нажимать. Александр Александрович что-то снимал, и позже я забирал у него пленку для проявки»[239].

Вручение Ленинской премии должно было состояться в Кремле. Обычно на подобных мероприятиях работают теле- и кинооператоры, фотографы. Видимо, Александр Александрович не рассчитывал получить фотографии от официальных фотокоров, поэтому пригласил Степанова в качестве личного фотографа.

«Торжественное мероприятие: получение медалей, короткие речи, общее фотографирование, автографы. Я снял две или три пленки и собрался уходить, о чем и сообщил Дейнеке. А он говорит:

— Сегодня вечером в ресторане „Метрополь“ будем отмечать награждение. Я пригласил много народу. Вы тоже приходите.

Вечером являюсь в „Метрополь“. У входа в банкетный зал гостей встречает сам лауреат. Дейнека замечает меня и с удивлением спрашивает:

— А где же фотоаппарат?

Конфуз ужасный! Ведь понятно, что пригласил он меня не посидеть за одним столом с народными и заслуженными. Лечу домой — я тогда жил на проспекте Мира, хватаю камеру и мгновенно возвращаюсь в „Метрополь“. Слава богу, опоздал, но не очень»[240].

* * *

В 1965 году Дейнека совершил долгожданную поездку в Париж. Он вспоминал свое пребывание в столице Франции в 1935 году и отмечал, что теперь это совсем другой город. «В нем заиграли новые локальные краски реклам, одежд, машин. В этой новой гамме Парижа отражена большая роль художников: Пикассо, Леже, Люрса и других много работавших над декором архитектуры, влиявших на силуэт и тональность одежды людей»[241]. Как и в 1935 году, через 30 лет Дейнека делает множество зарисовок и обращает внимание на книготорговцев на набережной Сены, на парижские улочки, на посетителей Лувра у «Козы» Пикассо, на женщин и мужчин, танцующих рок-н-ролл. Да, он немного напоминает «Эстрадный танец», который Дейнека рисовал в Америке в 1935 году, но теперь натренированный взгляд художника констатирует «упадок и разложение буржуазного общества».

Париж изменился и открывается Дейнеке новыми гранями. И снова танец, и снова движение, и снова цвет. На одной из парижских картин того времени обращает на себя внимание запечатленный возле Триумфальной арки портрет Гагарина, украшающий один из газетных киосков: Гагарин в большом скафандре с надписью «СССР». Дейнека бродит по набережным Сены и вдыхает запах парижских кафе. Забыты покаяния на заседании МОССХа в марте 1949 года, когда Александр Александрович вынужден был клеймить «окопавшихся в Париже художников-подмастерьев».

Во время встречи с великим французским художником, монументалистом и декоратором Жаном Люрса, он сказал Дейнеке следующее:

— Огромные нагие пространства современной архитектуры нуждаются в очеловечивании… Мне нужно ощущение живой плоти, живой жизни в том пространстве, которое служит мне жильем. Мне нужны зелень, звезды, человек…

Люрса умер в 1966 году, но оставил людям радость своих созданий. Гобелены Люрса, декоративные решения Леже, некоторые монументальные работы Пикассо служат одной большой задаче — очеловечиванию архитектурных конструкций, созданию декора, делающего современный интерьер или городской пейзаж нарядным, радостным. В этом смысле очень интересен музей Леже под Каннами, созданный стараниями его друзей. Жаль только, что ему самому уже не довелось побывать в нем. Но это старая грустная история из жизни художников…

Одной из загадок поездки Дейнеки в Париж остается его возможная встреча с Юрием Анненковым, который в это время поддерживал контакты с некоторыми старыми знакомыми из Советского Союза, посещавшими Париж. Клеймо невозвращенца уже не столь тяжело, как в сталинские годы, и 19 июня 1965 года Анненков встречается с Анной Ахматовой, чей портрет он сделал много лет назад. Отношение к эмигранту становится все более либеральным. В апреле 1966 года газета «Неделя» публикует его воспоминания о встречах с Лениным. В ноябре министр культуры СССР Екатерина Алексеевна Фурцева обращается с запиской в ЦК КПСС с просьбой разрешить купить у Анненкова ряд картин для хранения в Советском Союзе, о чем «совпосольство» просил сам художник. Фурцева ссылается на мнение посетивших его в Париже директора ГМИИ имени Пушкина Ирины Антоновой, главного режиссера Ленинградского театра комедии Акимова, доктора искусствоведения Зильберштейна и др. Не был ли этим «и др.» Александр Александрович Дейнека, который тоже мог замолвить словечко за Анненкова перед госпожой министершей, любившей бывать