Кентавр - Элджернон Блэквуд

После недолгого молчания доктор заговорил, словно про себя, ни к кому особо не обращаясь.

— Все сильные эмоции, — негромко начал он, — затрагивают выход личности в область, которую теперь называют подсознанием, и в гневе, любви, экстазе человек более велик, чем обычно. Но вам, возможно, удалось постичь наивысшую форму — слияние с самим существом Земли, непосредственное и полное. Удалось ощутить дух жизни всей планеты. Вы почти переступили порог, расширенная часть вашего существа краем слилась с ней. Земля задела вас, и вы поняли…

— Задела? — необычное выражение привлекло внимание.

— Обычно то, что происходит внутри нашего организма, мы не ощущаем, — с легкой улыбкой отвечал доктор, — пока что-то не разладится и не привлечет к себе внимание. Сигнал боли заставляет осознать это. Тогда подсознательные процессы признаются сознанием. К примеру, стоит задеть легкое, и вы сразу признаете и почувствуете его существование. Выделите из подсознательного фона в область острого личного восприятия. Сходным образом, слово или настроение способны стимулировать некую область, которая обычно далека от осознания. Прошлой ночью области вашего расширенного Я, для большинства людей слишком далекие от восприятия, вошли в соприкосновение с самой Землей. Она задела вас, ранила, и через эту рану вы смогли соединиться с нею. Пережитое — истинно космическое взаимодействие.

О’Мэлли слушал, но не слова приятеля. За немецкими выражениями, нелегкими для восприятия, его разум различал стремительное движение мыслей, которые текли в направлении, сходном с его размышлениями, отчего ирландец почитал услышанное истинным для себя. И с восхищением признал искусность этого судового медика с мистическим уклоном, с которой тот стремился ввести его в более безопасные области нормального состояния. Шталь ничего не отрицал. Уловив волну переживаний кельта, он позволил своим мыслям сочувственно течь рядом, постепенно, но настойчиво, опуская с небес на землю.

И результат оправдал старания: О’Мэлли возвращался, но не мог устоять перед искушением хотя бы частично, умозрительно, передать понимающему человеку пережитое приключение. Да кто из знакомых стал бы вообще слушать такой рассказ, не говоря уже о том, чтобы поверить его словам?

— Но почему именно со мной такое происходит? — спросил он. — Разве не всем под силу ощущать те «космические воздействия», о которых вы говорили?

Такой глупый вопрос задавал, конечно, рассудок. Всему существу О’Мэлли ответ был, несомненно, известен заранее.

— А потому, — отвечал доктор, постукивая при каждом слове по блюдечку, — что вам удалось неведомым образом сохранить невероятное простодушие, нетронутую невинность, под стать первобытному миру, вкупе с открытостью. Осмелюсь предположить, что даже обычное чувство стыда вам незнакомо.

Слова Шталя глубоко проникли в него. Миновав рассудок, который мог бы подвергнуть их критике, они поселились там, где интуиция угадала их истинность. То есть, несмотря на неуклюжесть выражений, смысл он уловил.

— Не такой уж я святой! — слабо засмеялся он.

Шталь покачал головой.

— Скорее всего, так вышло оттого, что вы живете сами по себе и никогда не погружались в жизненную суету. И каналы восприятия остались открыты приливным волнам огромного мира вокруг. Хотел бы я быть таким же храбрым.

— А другие?..

Немец чуть помедлил.

— Большинство людей, — начал он, явно подыскивая слова, — слишком толстокожи, чтобы вообще откликнуться на воздействие сознания шире их собственного. Опыт своей ограниченной личности для них альфа и омега, отчего они упрямо отвергают любые доказательства со стороны других людей. «На самом деле наша личность способна значительно превосходить представления, основанные на теперешней земной форме сознания, которая подходит для нашего временного существования здесь, и специально для нее развилась, но лишь частично отражает наше Я. Вполне вероятно, что личность никогда на проявляется полностью на земном плане».

Совершенно очевидно, цитата. Ирландец где-то уже читал эти слова. Он все прочнее ощущал себя в окружающем мире, возвращался в него, сопрягая подсознательное с сознанием.

— И все же сознание в отрыве от мозга невообразимо, — заметил он, скорее чтобы выслушать ответ, чем высказаться самому.

Догадался ли Шталь о его намерении или нет — судить трудно.

— Нельзя с достаточной уверенностью утверждать, что субстанция, именуемая мозгом, одна подходит для использования разумом и сознанием, хотя и верно, что другой мы не знаем. — И повторил: — Хотя и верно, что другой мы не знаем.

О’Мэлли еще глубже опустился в кресло. Слова «слишком толстокожи» вызвали в памяти воспоминания о лондонской жизни. Перед глазами предстали тамошние знакомые и друзья: в клубе, на званых обедах, парках, театрах; он вспомнил их разговоры… стрельбу… уничтожение совершенной жизни; разговоры о лошадях, политике, женщинах и прочем. Вполне хорошие, честные, симпатичные люди. Но как им удается дышать в таком тесном мирке? Поистине, здравомыслящие образчики величайшей цивилизации! Вспомнилось и недоуменное выражение лиц пары приятелей, с которыми он осмелился как-то поговорить о просторах, ведомых и дорогих ему…

— Хотя верно, что другой мы не знаем, — вновь медленно проговорил Шталь, поглядев в чашку и помешав кофейную гущу.

Доктор поднялся со своего места и подошел к ирландцу, потирая руки, глаза его блестели. Он рассмеялся.

— К примеру, я вот сейчас совершенно не осознаю тот кофе, который только что выпил! — воскликнул он. — Однако если бы он вдруг расстроил мне желудок — немедленно бы осознал снова.

— Значит, вы считаете, что особые состояния — симптом заболевания? — по аналогии спросил ирландец.

— Сейчас да, — последовал ответ, — и останутся таковым, пока не удастся лучше понять их соотношение с ограниченным сознанием личности. Воинственные мощные силы более широкого сознания еще стремятся к захвату и покорению. Но времена меняются. Кое-кто уже признал, что состояния, называемые нами истерией и безумием, трансом, гипнозом и иже с ними, не поддаются удовлетворительному объяснению на современном уровне представлений. — Он посмотрел сверху вниз на сидящего приятеля. — Вот если бы мне удалось понаблюдать в непосредственной близости за вашим Я на протяжении нескольких лет и при различных условиях, — многозначительно добавил он, — вот тогда я смог бы открыть кое-что миру!

— Благодарю! — воскликнул ирландец, теперь полностью пришедший в себя, то есть вернувшийся к повседневности. Ничего лучшего он не мог придумать, однако сказал от сердца.

Он пересел в другое кресло и задымил сигаретой. Снова попадать под микроскоп к доктору ему совершенно не хотелось. Перед его умственным взором вдруг предстала картина изгнания этого экспериментатора и визионера из респектабельной клиники, где потребовали «разорвать связь» с их заведением, дабы не портить их репутацию.

Шталь, ничуть не оскорбленный, продолжал развивать свою мысль вслух:

— Ибо человеку с вашей организацией, более активному на внешних пределах сознания, чем в центральных областях… то есть подобного вам… как мне представляется, может оказаться возможным воспринять иные формы жизни и существ еще более высокоорганизованных, чем Земля.

Им завладело странное возбуждение, глаза блестели. Шталь ходил из угла в угол по каюте, а О’Мэлли следил за ним с нарастающей тревогой.

— Только подумать, подавляющее большинство все отрицает лишь оттого, что сами они — просто мертвы! — воскликнул доктор. — Придавлены! Не способны воспринять никаких намеков и знаков! И живут себе без вдохновения в крошечном осколке мира, считая его всем мирозданием! Ах, друг мой, — неожиданно он подошел совсем близко, — как очевидны их потуги, демонстрация самодостаточности и гордыни, крайне недальновидная глупость их отрицаний для тех, кто, подобно нам, познал неудержимый зов широкого мира! Ведь то подсознание, о котором теперь так много говорят, отражает глубинную истину, открытую совсем недавно и не до конца понятую. Наша личность куда шире, чем мы думаем, и подсознательная часть ее огромна. Но что еще важнее — есть и над-сознание. И если первая часть заключает в себе отринутое родом человеческим прошлое, то вторая нащупывает то, что ждет в будущем. Идеальная личность, о которой можно мечтать, должна бы сочетать в себе обе области, поскольку многое было отринуто поспешно и преждевременно. Его стоит восстановить, и на подсознательном уровне оно еще существует, ожидая своего часа. Но сконцентрироваться бы стоило именно на над- или сверхсознании, ибо именно там сокрыты гигантские силы, таинственно открывающиеся гениям, приходящие по вдохновению или под гипнозом.