Меньшее зло - Юлий Дубов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы так легко принимаете поражение?
— Не поражение, — возразил Хорэс. — Тактическое отступление. Взвешенное, просчитанное и очень хорошо мотивированное. Согласитесь, мы никак не можем позволить вам сорвать игру. Слишком велики ставки.
— Другими словами, вы твёрдо решили нейтрализовать меня. Причём, именно нейтрализовать, а не убрать совсем — есть ощущение, что в будущем я смогу пригодиться.
— Вы очень точно сформулировали.
— Так вот, — сказал Платон. — Теперь, когда все точки расставлены, сообщаю вам, что ни на какую сделку я не пойду. Вы почему-то решили, что для меня капитуляция — тоже меньшее зло. По сравнению с озвученной вами альтернативой. Может, оно и так, но я по вашим правилам не играю. Война так война, я готов. Даже если на стороне российских спецслужб против меня будет воевать самая мощная страна в мире.
— Хотите выпить? — неожиданно предложил Хорэс. — У меня есть очень неплохой коньяк. Вот там — за стойкой. И мне налейте немного. Вот так, достаточно. Благодарю вас. На здоровье! Так о чём мы? Вы не будете воевать, мой молодой друг. Для вас война закончилась. Как я заметил в начале беседы, никакой возможности отказаться от предложенных вам правил поведения у вас нет. И если вы позволите мне поговорить ещё несколько минут, я объясню вам, почему так считаю.
— Я вас слушаю.
— Ваши свидетели, как известно, находятся в Турции. Они прибыли туда по поддельным документам, что считается серьёзным преступлением. Несмотря на довольно квалифицированные попытки скрыться, их местонахождение нами надёжно контролируется. Если эти люди попадут в руки турецких властей, их будут судить и приговорят к длительному тюремному заключению. Вы про турецкие тюрьмы что-нибудь знаете?
Удар был настолько сокрушительным, что Платон на мгновение отключился. На поплывшем перед глазами сером лице Хорэса почти беззвучно шевелились голубоватые губы, выплёвывая ненужные уже слова. Ведь ещё сегодня утром Ларри проверял у Андрея — тот сказал, что замели все следы и сидят в тихом месте. «Ты уверен? — спросил Ларри, — точно нет хвостов?», и Андрей ответил уверенно: «Кишка у них тонка, Ларри Георгиевич, против наших, по правилам работают», после чего Ларри, впервые за эти три дня, подмигнул Платону и вроде даже улыбнулся.
Но этот человек опять что-то говорит…
— Мне кажется, что вы несколько переутомились, — произнёс Хорэс, глядя на Платона с сочувствием. — У вас явно нездоровый цвет лица. Вам совершенно необходимо отдохнуть.
— Вы говорили про турецкие тюрьмы, — напомнил Платон. Старик небрежно махнул рукой.
— Вряд ли стоит принимать все это так близко к сердцу… Можете мне поверить — турецкие тюрьмы и царящие там порядки настолько отвратительны, что мы, конечно же, примем все меры для избавления ваших людей от близкого знакомства с ними. Я надеюсь, вам понятно, почему мы не привезём их сюда? Они будут переправлены на какой-нибудь остров с хорошим климатом и нелюбопытным населением. Они отдохнут и поправят здоровье там, вы отдохнёте здесь, и всё устроится.
— Вы несколько раз упоминали, что у нас откровенный разговор, — сказал Платон, кусая губу. — Ну что ж, откровенный — так откровенный. Вряд ли для вас является секретом, что у нас… отношения. Мы собираемся… Собирались пожениться.
— Я проинформирован.
— И что скажете?
— Вы ещё так молоды, — протянул Хорэс, глядя куда-то вверх. — Молоды и нетерпеливы. Поверьте старику — настоящее чувство от разлуки только набирает силу. Вам придётся немного подождать.
— Почему?
— Ну это же элементарно! Мы не можем позволить, чтобы вы покинули территорию Соединённых Штатов.
— А я и не могу её покинуть, — сообщил Платон. — Я у вас практически уже прохожу по программе защиты свидетелей, если вы не забыли. Привезите её сюда!
— Послушайте, — неожиданно резко сказал Хорэс. — Вы ведь всё-таки разумный человек… Пока ваши протеже находятся под нашим контролем и в неизвестном для вас месте, я совершенно спокоен. Это даёт мне полную гарантию приличного поведения с вашей стороны. Когда возникнет такая необходимость, вы, ваши свидетели, ваша информация — все это немедленно соберётся в одном месте и в одно время. Но не раньше. Вы понимаете меня?
— Но тогда вы тоже должны понимать, что мои отношения с мисс Маккой — вовсе не политика. Это — личное.
Хорэс снова тяжело вздохнул.
— Вас же никто не втягивал в эту историю, вы ввязались в неё сами. Конечно, это политика. А то, что политика чувствительно задевает ваши личные планы, вряд ли должно всерьёз отражаться на принятых решениях. Не правда ли?
Эпилог
Двое на песке
«Она лениво чертит по песку одно только слово».
О. ГенриМесто действия — песчаный пляж. Женщина с рыжими волосами сидит в тени под скалой. Идёт время. Тень от скалы становится всё короче. И скоро исчезнет совсем. Рядом блестящее ведро с растаявшим льдом, из воды торчат банки «Будвайзера».
Несколько пустых банок валяются рядом с полосатой подстилкой, на которой, вытянув руки вдоль туловища, лежит мужчина с плохо выбритым лицом. Мужчина встаёт, вытаскивает из-за скалы велосипед с широкими шинами, катит его по песку к самому краю прилива, там садится в седло, с силой, но без азарта, крутит педали. Проезжает метров двести, разворачивается и мчится обратно. Из-под колёс летят брызги и мокрый песок.
Вернувшись, он бросает велосипед у воды, лениво бредёт к подстилке и снова ложится, вытянув руки.
— Пива хочешь? — спрашивает он, не глядя на женщину.
Она не отвечает. Мужчина выжидает минуту, потом, не поднимаясь, вытягивает из ведра очередную банку «Будвайзера» и трясёт мокрой ладонью. Капли воды попадают на обнажённую спину женщины. Она вздрагивает, смотрит на спутника сквозь непроницаемо-чёрные очки. Тот не замечает её взгляда или делает вид, что не замечает. Он занят — жадно пьёт из банки. По небритой щеке течёт пенящаяся струйка.
Женщина поднимается.
— Куда пошла? — лениво спрашивает мужчина, но похоже, что ответ его не интересует. Он спросил просто так, потому что идти здесь некуда. — Не знаешь, какой сегодня день?
— Среда, — отвечает женщина. — Или четверг. Четверг. Среда была вчера.
Она берет зонтик, но не открывает его, а идёт к морю. Туда, где ещё не стёрлись следы широких велосипедных шин. Садится у воды и смотрит перед собой.
Потом медленно начинает выводить на песке буквы. Но накатывающая волна стирает их раньше, чем женщина успевает дописать слово.
Другой эпилог
Двое на снегу
«Тело, без сомнения, может стать, как высохшее дерево, но может ли сердце уподобиться остывшему пеплу?»
Чжуан-цзыМесто действия — Новая Англия. Заросшие соснами берега озера, напоминающие почему-то про Стивена Кинга. Недавно прошёл сильный снегопад, и растопыренные хвойные лапы украшены белыми шапками. Очень тихо.
На тёмно-коричневой скамье, вылезающей из сугроба футах в двадцати от берега, сидит человек в чёрном пальто из лайковой кожи с шалевым меховым воротником. Он курит длинную толстую сигару, внимательно следя, чтобы пепел, достигший уже двух дюймов, не упал. Табачный дым пробивается через длинные седые усы, поднимается к нависшей над скамьёй сосновой ветке и растекается под снежным сводом.
У воды стоит второй человек, в клетчатой куртке с откинутым капюшоном. Он вглядывается в противоположный берег озера.
— Скажи, здесь классно, — говорит он, не оборачиваясь. — Как дома. Особенно сейчас, со снегом. Помнишь книжку про Васька Трубачева? У них на озере была пещера в снегу, они там ворону в котелке варили. Давай тоже пещеру выроем.
— Давай, — соглашается сидящий. — Не возражаю.
Наступает молчание. Человек на берегу нагибается, потом бросает снежок в ближайшую сосну. На жёлто-коричневой коре появляется белое пятно.
— Ты Марии дозвонился? — спрашивает человек на скамье.
— Угу. Ещё вчера.
— Она визу получила?
— Получила. Но она же под подпиской. Теперь следователь не разрешает. Говорит — не раньше чем через два месяца.
— Суки.
— Суки.
Снова молчат. Тот, что в куртке, поворачивается и идёт к меченой белым сосне, глядя вверх по стволу. Под чёрными туфлями хрустит снег.
— Не подходи к белке, — советует сидящий. — А то она подумает, что ты — дерево.
— Перестань. Я же просил.
— Ладно, ладно. Извини.
— Нет, не извини. Просто об этом мы никогда не разговариваем. Ты понял меня?
— Понял, понял.
Пепел всё же падает рядом со скамейкой. Усатый досадливо морщится.
Вот они сидят рядом. Тот, что в куртке, откинулся на спинку, растянув руки в стороны, закрыл глаза.
— Я же тебе говорил, чтобы ты сапоги надел, — бурчит усатый. — Посмотри, туфли совсем мокрые.
— Ну и хрен с ними.
Долго молчат.
Потом Ларри негромко произносит:
— Ты понимаешь, что в Россию мы теперь четыре года точно не приедем? Это в лучшем случае. А то и все восемь.