Прогулка по висячему мостику - Екатерина Трубицина

— Извините за беспокойство — Ваш багаж.

— Спасибо.

Ира наскоро вытерлась и быстро оделась. Осталась одна проблема: незаметно доставить табуреты в гостиницу. Ира тихонько покинула номер, заперла дверь и спустилась по лестнице, на ходу на всякий случай, придумывая объяснения для таксиста и портье. Лестница, которой ввиду наличия достаточного количества лифтов, почти никто не пользовался, была абсолютно пустынна. На первом этаже пути от нее вели в две стороны: в фешенебельный холл и в темный коридор с невзрачной дверью, закрытой на засов. Ира отодвинула засов. Дверь, не имевшая более никаких замков, слегка скрипнув, открылась на улицу. Чтобы вернуться назад тем же путем, Ира плотно прижала ее к косяку, во избежание привлечения внимания к заветной двери открытым состоянием.

— План «Б» будем обдумывать в случае крайней необходимости, — сказала она сама себе и направилась к стоянке такси.

Пользоваться эксклюзивным видом общественного транспорта ей не пришлось: несмотря на поздний час здесь, в отличие от Сочи, вовсю бегали автобусы и троллейбусы, а на остановках толпился народ. Ей без труда удалось выяснить у бабульки с авоськой, как наилучшим образом добраться до района, где находился дом Радного — расположенный там проход показался ей оптимальным решением.

Зив и Лоренц встретили Иру бурей восторга.

— Ребят, простите, некогда!

— Можем чем-то помочь? — Зив в один момент перешел с радостного щенячьего повизгивания на серьезный тон.

— Неплохо бы… Сможете где-нибудь достать упаковочную бумагу?

— Не вопрос! — мурлыкнул Лоренц, и они вдвоем тут же исчезли в проходе.

Ира, не включая света, поднялась на третий этаж, нащупала табуреты и вместе с ними спустилась в цоколь. Потом сходила на кухню за двумя «нейтральными». Зив и Лоренц еще не успели вернуться. Ира присела на первый попавшийся в темноте табурет и закурила. Пауза тут же заполнилась глазами Рауля и по телу вновь замерцали всполохи молний.

— Надо с этим что-то делать… — в мучительно-сладостном томлении прошептала сама себе Ира и усилием воли вновь попыталась переключить внимание на табуреты.

Попытка, пусть и неблестяще, удалась. Ира не особо сомневалась, на каком именно табурете сидит, но порядка ради поднялась и, не решаясь в целях конспирации даже в цоколе воспользоваться стационарным освещением, достала мобильник, включила подсветку и перевернула табурет — как и ожидалось он оказался «благоприятным». Она поставила его на место, и тут в проходе показался Зив с огромным свертком упаковочной бумаги в зубах, а следом за ним — Лоренц, волочащий по полу маток тонкого шпагата.

— Блеск! — воскликнула Ира и первым делом избавила от неудобной и тяжеловатой для кота ноши Лоренца. — Как вы про шпагат догадались? Я о нем даже не подумала…

— Если люди чего-нибудь завертывают, они обязательно потом это чего-нибудь перевязывают, — медленно промурлыкал Лоренц, одновременно вылизывая свою шкурку.

Осталась одна проблема — почти кромешная темнота. Вообще-то, подсветки мобильника Ире вполне хватило бы для произведения упаковочных работ, но для этого ей явно требовалась еще одна рука.

— Да… — в задумчивости вымолвила она, — пожалуй, все же придется включить свет.

— Ира, — гавкнул Зив, — вспомни, как ты ночью шла с Владом по лесу.

Ира вспомнила. Тогда она на удивление очень отчетливо видела в полной темноте.

— Вспомни не сам факт, — замурлыкал Лоренц, — а то, что ты чувствовала и заставь себя чувствовать это снова.

— Знаете, по-моему, тогда со мной и с Владом что-то сделал лес.

— Безусловно, — подтвердил Зив, — это он научил тебя и Влада видеть в полной темноте, но раз ты умеешь, то можешь этим пользоваться тогда, когда тебе нужно.

Ира закрыла глаза и погрузилась в воспоминания, пытаясь поймать те ощущения и… Она даже не поняла, удалось ли ей почувствовать то, что нужно, но в какой-то момент вдруг стало всё видно, притом и глаза открывать не понадобилось.

Ира вышла на остановку. Троллейбусы с автобусами продолжали сновать, и народу не поубавилось. Она без приключений добралась до гостиницы. Состояние незамкнутости запасного выхода, как и ожидалось, никого во время ее отсутствия не заинтересовало, так что Ира спокойно зашла в здание, задвинула засов и начала подниматься по лестнице. Восхождение тоже прошло без приключений, правда, от подъема на одиннадцатый этаж с четырьмя связанными попарно табуретами, Ира порядком притомилась. Впрочем, именно эта усталость оказалась как нельзя кстати — Ира, только лишь коснувшись головой подушки, тут же уснула. Крепко и без снов.

Спросонья свет уличных фонарей, лившийся в щелку между занавесками, казался каким-то странным. Ира встала с кровати и подошла к окну. На фоне серовато-синего предрассветного неба летели огромные белые хлопья.

— Нет. Это не Сочи… — проговорила вслух Ира с интонацией Остапа Бендера, грезящего о Рио-де-Жанейро, и набрала Генкин номер:

— Доброе утро Геночка!

— О! Ирчик! Ты уже проснулась? А сколько время?

— Дрыхнешь еще? Вставай! Глянь в окно — там снег!

— Ба-а! И в правду! Батюшки! Уже полвосьмого! Чой-то я нынче заспался!

— А во сколько ты обычно встаешь?

— Да где-то так и встаю, вот только просыпаюсь сам.

— Геночка, знаешь, мне твоя помощь понадобится.

— Всегда готов!

— Тогда собирайся и спускайся ко мне.

— Будет сделано, Ирчик!

Минут через пятнадцать Генка уже стучал в дверь.

— О! А это откуда? — удивленно спросил он с порога, указывая на стоящие посреди комнаты аккуратно упакованные табуреты.

— Вчера вечером в Сочи смоталась и принесла, — честно ответила Ира.

— А-а, так это к тебе ломились с воплями «Ваш багаж», — сразу «догадался» Генка.

«Я бы не сказала, что б так уж ломились и вопили, хотя душ, наверное, заглушил частично громкость. А вообще, самое главное, всегда говорить только правду, но иногда так, чтоб в нее никто не верил», — подумала про себя Ира, а вслух, кивнув на табуреты, сказала:

— Поможешь?

— Не вопрос, Ирчик!

Пока Генка тащил табуреты по коридору, Ира, следуя за ним, воздавала хвалу древнекитайским и советским строителям. «Интересно, а все же, в какой номер доставили багаж?». Вопрос на самом деле выглядел интригующим, так как Ирину и Генкину обители разделяли четыре этажа, да к тому же находились они в противоположных крыльях здания.

— Злая на Гарова? — прервал Генка Ирины размышления.

— По поводу? — не поняла его Ира.

— Ну что сюрприз твой обломал.

— Да. Есть немного.

Выйдя из лифта, Ира почувствовала присутствие Рауля. Табуретная эпопея, усталость от нее, глубокий сон без снов, первый снег, игра в «верю — не верю» с Генкой — отвлекли внимание от мучительно-сладостного трепета, и вдруг он нахлынул с неимоверной силой. Ира, подчиняясь не своей воле, обернулась. Рауль с лучистой улыбкой подошел к ним:

— Доброе утро! — мягко и бархатисто произнес он, обволакивая Иру чувственным восторженно-нежным взглядом.

— Доброе утро! Вы видели!? На улице снег! — Ира искусно скрыла свое возбуждение бурной, но вполне безобидной радостью.

— Да. Русские зимы начинаются рано. Для меня это экзотика.

— Для меня тоже. Я родилась и живу в Сочи. У нас, правда, иногда бывает снег, но только в качестве стихийного бедствия.

Рауль рассмеялся негромким, но звонким искристо-серебристым смехом.

— Доброе утро… — запыхавшись, но в то же самое время по-деловому приветствовал Рауля Генка. Он малость замешкался с табуретами при выходе из лифта, чего Ира не заметила и теперь даже на какой-то миг удивилась: откуда он вообще взялся?

— Давайте помогу, — предложил Рауль, не дожидаясь ответа, подхватил оба свертка, и они втроем направились к стоянке автотранспорта.

Присланная Радным машина уже дожидалась их. Сволочь Генка, не раздумывая, плюхнулся на переднее сидение. Подобное отсутствие галантности совершенно не вписывалось в Генкин стиль, и Ира аж опешила от неожиданности, а потому без всяких возражений села сзади вместе с Раулем, который всю дорогу высказывал свои соображения относительно темы их вчерашнего разговора.

Ира внимательно слушала и даже что-то говорила, но что именно слушала и говорила, не смогла зафиксировать в памяти. «Надо срочно что-то с собой делать — нам ведь работать вместе!», — только и носилось у нее где-то на границе сознания и подсознания, полностью изолированной от пребывавшего в страстной эйфории всего остального. Ей, правда, с блеском удавалось контролировать все внешние проявления, но чего это стоило! Рауль вел себя тоже, в общем-то, корректно, скромно и почтительно, но вся его корректность, в купе со скромностью и почтительностью, распространялась лишь на тему разговора и сантиметров двадцать-тридцать свободного пространства между ними. В общем, пара десятков минут пути от отеля до нового корпуса мебельной фабрики показались Ире вечностью.