Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914) - Даниэль Бовуа

Когда же Комитет западных губерний подал этот список царю, тот – верх непоследовательности – принял решение о переселении лишь нескольких желающих, а также просил оказать им большую, чем было предусмотрено ранее, помощь. У этого неожиданного поворота, о котором Лубяновский узнал 21 июля 1833 г., было, возможно, две причины. Первая была связана с серьезными трудностями в обеспечении продовольствием, а также со сложной обстановкой на Кавказе, что в конечном счете привело к тому, что 7 августа было принято решение отложить отъезд. Вторая причина заключалась в том, что власти осознали опасность высылки в нестабильные районы людей, являвшихся подозрительными в политическом и социальном отношении.

23 ноября 1833 г. подольский губернатор вновь спрашивает о возможности отъезда переселенцев. Разрешение было получено лишь 4 июля 1834 г., и, наконец, 12 августа небольшая колонна отправилась в южном направлении – на Ставрополь. В ней насчитывалось лишь 76 человек, поскольку часть переселенцев к тому времени уже умерла (среди желавших переехать было много пожилых людей) или заболела.

Гора родила мышь – депортация шляхты на Кавказ так и не состоялась!

Принимая во внимание провал этого проекта, ход которого стоило реконструировать, чтобы показать, насколько можно исказить историческую правду, возникает искушение согласиться с выводом Александра Солженицына о том, что царские репрессии по сравнению с преследованиями советского времени были в целом детской забавой и что человеческий фактор смягчал всю их строгость. Однако не будем спешить с выводами. Провал акции по переселению 5 тыс. семей – ничто в сравнении с успехом другого предприятия по деклассированию безземельной шляхты – с его неторопливыми, придирчивыми и неумолимыми методами нам предстоит познакомиться.

Как от них избавиться?

Указ об однодворцах и гражданах западных губерний был принят 19 октября 1831 г., за месяц до описанного выше указа. В его основе лежало возмущение самим фактом существования такой социальной группы, которую а priori обвиняли в Польском восстании и воспринимали как аномальное явление в социальной структуре Российской империи. Ее следовало лишить права на дворянское происхождение с помощью проводимой ревизии документов, подтверждающих дворянство.

В России «однодворцами» называли немногочисленную категорию первоначально владевших «двором» и не отрабатывающих барщину «вольных» крестьян. Со времен Петра I эти крестьяне относились к податному сословию, на них распространялась рекрутская повинность, а их немногочисленные привилегии заключались в том, что в отношении их были запрещены телесные наказания, кроме того, вместо подушного они платили подворный налог.

К гражданам относилась преимущественно (см. выше ч. 1, гл. 4) образованная шляхта, занимавшаяся в городах профессиональной деятельностью: врачи, учителя, артисты, адвокаты. Именно существование категории «граждан» являлось важным признанием существования интеллигенции в качестве социальной группы.

Как уже говорилось, сохранение статуса безземельной шляхты в Российской империи представлялось властям аномалией, поскольку эта часть населения не платила налогов. Такое положение дел невозможно было терпеть в стране, в которой такие привилегии распространялись лишь на дворянство (впрочем, польские реформаторы еще во время Великого сейма 1788 г. сами указывали на необходимость ограничения традиционного шляхетского равенства). Именно это и стало причиной для официальных действий по слиянию обнищавшей шляхты с крестьянами-однодворцами. Превращение многочисленной по сравнению с русским дворянством мелкой шляхты в податное сословие могло принести казне существенные денежные поступления. Показательно, что основная инициатива по проведению данного мероприятия исходила из Министерства финансов. Однако в дальнейшем оказалось, что финансовая причина не была ключевой. Прежде всего речь шла о ликвидации шляхты путем искусственного слияния с уже существовавшей категорией населения. Полная свобода шляхты как социальной группы позволяла ей оставаться в рамках польского культурного сообщества. Эти люди подлежали собственному суду, сохраняли собственные культурные традиции и пользовались привилегией получения образования. Заставить большую часть шляхты ассимилироваться с крестьянством означало уничтожить ее культуру и идентичность.

Идея проверки благородного происхождения, как и идея переселения, не была новой.

21 декабря 1831 г. Сенат известил киевского военного губернатора Б.Я. Княжнина о принципах проведения ревизии, которые были предложены министром финансов Е.Ф. Канкриным. И хотя они были далеки от совершенства, как и проект по переселению, со временем они будут улучшены.

Все документы на дворянское звание, отмечалось в документе, должны были рассматриваться уездной комиссией, в состав которой должны были входить государственный чиновник, секретарь и местный предводитель дворянства. Полиция должна была следить за тем, чтобы вся шляхта прошла через комиссию в течение года с момента издания обращения. Комиссия должна была выдавать подтверждения, или т.н. легитимацию. Списки тех, чье происхождение не было подтверждено, должны были передаваться в казенные палаты, т.е. налоговые органы, для записи этих лиц в однодворцы, а лиц без бумаг следовало считать бродягами.

Слабым местом этих распоряжений, а в то же время шансом для тех, против кого они были направлены, была мысль, что вся шляхта добровольно согласится на такую проверку и что достаточно обязать полицию и помещиков сообщать о тех, кто уклоняется от подобной проверки, и все удастся566.

Между тем Герольдия также предложила услуги по проведению проверки: 21 января 1832 г. министр юстиции Д.В. Дашков сообщил генерал-губернатору, что император «для вящего облегчения жителям западных губерний, именовавшимся доныне шляхтой», позволил подавать бумаги о подтверждении благородного происхождения прямо в Герольдию с целью упрощения процедуры. Шляхта была извещена об этом в форме плакатов (так же, как это было сделано в Подольской губернии в случае акции переселения), названия которых – проявление наивности или цинизма? – призывали «так называемую шляхту» к повиновению567.

Новые решения нанесли серьезный вред дворянским собраниям, поскольку до этого времени только они могли удостоверять принадлежность к дворянству. Царская администрация впервые навязала выборным органам польской шляхты своих контролеров, нанеся удар по тому, что еще сохранилось от их прежних «золотых вольностей». Именно поэтому предводители трех губерний осмелились выступить с протестом.

16 мая 1832 г. граф Константин Пшездецкий, предводитель подольского дворянства, первым обратился к В.В. Левашову с просьбой походатайствовать в столице, чтобы к дворянским собраниям, привилегии которых гарантировались еще Жалованной грамотой Екатерины II от 21 апреля 1785 г., было больше доверия и «дабы… все семьи признаны депутатским собранием в дворянстве и внесены в дворянскую родословную Подольской губернии книгу… были оставлены навсегда на правах и преимуществах служащих дворянству, и дозволено было выдавать из оных книг… свидетельства для поступления желающим в военную и гражданскую службу, без отсылки документов в департамент герольдии». Пшездецкий просил также о том, чтобы, как и раньше, лишь дворянское собрание решало вопросы принадлежности к дворянству, поскольку именно оно проводит необходимую проверку, и работа уже доведена до 1826 г. На следующий день, 17 мая, граф Хенрик Тышкевич выступил с такой же просьбой от имени киевской шляхты, напомнив, что, согласно правам, предоставленным Екатериной II, Герольдия имеет право вмешиваться лишь в случае судебного рассмотрения спора между дворянином и дворянским собранием. Соглашаясь с тем, что необходимо проведение более широкой проверки, он добавлял, что она должна осуществляться лишь дворянским собранием, поскольку только ему известны обстоятельства жизни и родословная каждого шляхтича. Одновременно с этим он пытался сократить, насколько возможно, размах деклассирования, утверждая, что в случае 4233 семей из 10 396 семей его губернии можно быть уверенным в их благородном происхождении, 6027 – нуждались в проверке, и только 136 следовало, по его мнению, объединить с податными сословиями. 25 мая 1832 г. волынский предводитель Грациан Ленкевич пошел еще дальше, напомнив с подчеркнутой вежливостью Левашову о священном характере привилегий и неприкосновенности шляхты, умоляя применить к польской шляхте право давности. Он писал: «…добрый и снисходительный наш начальник, не упускайте даже единого случая, дабы подать страждущим руку помощи, и никогда не изволите оставлять без защиты и покровительства прошений, к Вам приносимым…» Ленкевич ссылался на Вислицкий статут Казимира Великого 1347 г. и на все «конституции» (сеймовые решения) за 1505, 1589, 1633, 1658, 1768, 1775 годы, а также на привилегии, подтвержденные 2 апреля 1801 г. Александром I. Он указывал, что никто не должен нарушать столь древних прав. «Затем надежда моя и целого дворянского сословия, мной предводимого, положена в начальничьем сердце Вашего превосходительства и в милости Всеавгустейшего Монарха нашего»568.