Проклятье на последнем вздохе или Underground - Елена Гладышева

Радиоактивную воду слили и радиация уменьшилась. Один из водолазов был другом Кости. Но даже Константин до конца своей недолгой жизни не узнал о том, как погиб его друг.

Но люди победили, наверно потому, что только русские люди, попав в такую фатальную ситуацию, в основном на голом героизме могли добровольно идти на смерть, ради сохранения жизни другим.

Константин даже успел заработать жене на натуральную шубу. И получить облучение в дозе несовместимой с жизнью, и, как результат — лучевую болезнь, с которой он попал в больницу. Там он встретил медсестру, чем — то похожую на Риту, или просто такую же недоступную для него и опять влюбился.

Но неизлечимая болезнь была решительно против и вскоре, накаченные в армии, бицепсы и трицепсы стали похожи на второсортные сухофрукты. Костя был настолько ослаблен, что уже не мог есть и даже упоминание о пище вызывало у него сильную тошноту. От когда — то длинной, кудрявой шевелюры не осталось и следа. И эти страшные мучительные боли! Теперь он мечтал уже не о самой медсестре, а об, обещанном ею, обезболивающем уколе.

На его похороны Лариса не забыла надеть новую, дорогую шубу, а вот платком голову не покрыла.

— И без него жарко, — оправдывалась она перед свекровью, поправляя свои шикарные, крупно накрученные волосы.

— Хорошо, хоть детей они не нажили, — промелькнуло, в голове свекрови. — А каких же несчастливых детей я родила? Или героев? Валерочку в цинковом гробу из Афганистана встретила и теперь Костик ушёл. И никого у меня кроме этой вертихвостки не осталось. Да и та наверно скоро сбежит. Очень надо ей за мной ухаживать.

15

Вместо демонстрации Анна загремела в больницу. У неё обозначились не шуточные проблемы со здоровьем: надорванное жизнью сердце начало мстить. Как известно, зло деструктивно: оно сужает критерии рационального и разрушает.

В кардиологии Анна пролежала целый месяц. За это время ей впороли столько больных уколов, что она потом долго вспоминала каждый. Но её, вначале синюшное, лицо заметно порозовело и к ней потихоньку стали возвращаться жизненные силы.

Как только она немного пришла в себя, то удивилась, увидев, лежащую с ней в одной палате Клаву, с которой она когда — то работала телефонисткой и даже испытала некоторую радость от этой встречи.

Клава совсем не изменилась, только возможно стала ещё толще. И не мудрено. Ведь к ней каждый день приходила её мама и приносила ей разные вкусности.

Хотя Анна уже сама была бабушкой, глядя на эту заботливую, бойкую старушку, она остро ощущала, как сильно ей самой не хватает матери. Конечно, её навещала дочь. Но Рите нужно было управляться и другими делами и поэтому она всегда так торопилась, что Анна каждый раз испытывала неловкость, чувствуя себя обузой. И всякий раз на прощание выдавливала из себя вымученную улыбку.

Как — то от скуки Клава вспомнила, что примерно год назад к ней перед работой подошёл незнакомый мужчина и спросил: как он может увидеть Дувайкину Анну, которая жила с милицейским майором? Клава оглядела незнакомца оценивающим взглядом старой девы. Мужчина был высокий и симпатичный, но с бледной, истончённой кожей и с нездоровым блеском в глазах. Было видно, что он болен и давно.

— А никак не можете, — ответила она незнакомцу. — Анна вышла замуж и уехала к мужу в Саратовскую, или в Свердловскую область.

Она объяснила Анне свой поступок тем, что мужчина не вызвал у неё доверия. И Аню она давно не видела и ничего о ней не знала.

На самом же деле она просто опять позавидовала Анне.

— Он ещё спрашивал тогда не остался ли у тебя тут кто — нибудь из родных? Когда я сказала, что все они уже умерли — он очень расстроился, — оправдывалась Клава.

Анна могла бы проигнорировать слова Клавы, но почему — то предпочла потом долго перебирать в памяти всех своих давних знакомых. Этого мужчину она вспомнить так и не смогла.

— Так вот оказывается, какие сплетни про меня ходили — что я сожительствовала с Фильчиковым! А я — то так старалась, что — бы наши с ним отношения не выходили за рамки обычного безобидного флирта, — расстраивалась Анна, напрочь позабыв про незнакомца.

После выписки из больницы, она поехала в Кисловодск в санаторий по горящей бесплатной путёвке, чутко навязанной ей в профкоме.

— Не капризничай, Милёхина, — снисходительно взглянула на Анну солидная председательша. — Ну и пусть, что путёвка желудочная. Отдыхать — не работать. И в санатории врачей много и сердце тебе подлечат, а желудки у нас — детей войны, у всех больные. Заодно и подкормишься бесплатно, а то вон худющая какая!

Скажи спасибо, что жена главного инженера от неё отказалась. Мы для неё и выбивали. А она оказывается в Чехословакию собирается.

И сегодня Анна в четвёртый раз сказала спасибо Катюне — жене главного инженера, когда с трудом отошла от сердечного приступа, случившегося с ней на самой высокой точке утренней прогулки по самому сложному маршруту рукотворного, семи километрового парка, откуда действительно, в лучах восходящего солнца, была видна заснеженная вершина Эльбруса.

На этот маршрут её затащила Зиночка — соседка по диет — столу в столовой, которая навязалась Анне в подруги.

Сама Зиночка, похоже, в своей жизни ничем и никогда не болела и как она попала в санаторий, оставалось только догадываться. И как — то за обедом Зиночка предложила Анне вместо «тихого» часа сходить с ней в город сдать в химчистку платье, а заодно и забрать из фото — киоска фотографии, про которые она забывает уже вторую неделю.

На улице, после дождя, сверкавшего на листьях деревьев алмазными каплями, и ещё не совсем просохшего на асфальте, было свежо и легко дышалось. А, стекавшая с гор река, бушевала, стремясь выскочить из каменного русла бешенным, пенистым потоком.

На фотографиях Зиночка, похожая в своих цветастых платьях на приличную клумбу, улыбаясь, обнималась с каким — то лысоватым мужчиной. Заметив, что Анна заинтересована, Зина подала ей фотки.

— Любовник так себе, да ещё и не сказал, что через два дня уезжает. Зря только время на него потратила!

Сквозь пелену вдруг помутившегося сознания Анна слышала звонкий голосок жизнелюбивой Зиночки, невыносимо больно дребезжавший на её оголённых нервах, а с фотографий на неё равнодушно смотрел Борис.

— Пойдём в санаторий, — еле выговорила Анна, дрожащей рукой возвращая Зине карточки. — Плохо мне. Полежать хочу.

Выглядела Анна действительно скверно и Зина вела её под руку до самого спального корпуса.

— Горничную не видели? — столкнулся с ними на этаже толстый пенсионер. — Я хотел её попросить рубашку погладить. Я бы ей заплатил.