История Беларуси - Митрофан Довнар-Запольский

При таких условиях освобожденному крестьянину не легко было налаживать свое хозяйство, он легко попадал в зависимость от помещичьего двора или от лесоторговца.

Но и другие стороны хозяйства не находились в блестящем положении. Сильно задолжавший помещик представлял собою хозяйственно слабый организм.

Великорусский помещик был случайным налетчиком-истребителем леса, а польско-белорусский с трудом держался в своем имении. Городская промышленность находилась в пеленках.

Во всех отношениях хозяйство из крепостного права выходило в весьма расстроенном виде. Для налаживания оно требовало много труда и много усилий.

ГЛАВА ХVII. Белорусская народность и ее культура до эпохи национального возрождения

§ 1. Положение белорусской культуры в первой половине 19 в

Все сказанное раньше о значении польской культуры в Белоруссии указывает на то, что эта культура весьма слабое имела действие на белорусскую массу. Надо помнить и учесть то оригинальное явление, что полонизация Белоруссии и Литвы имеет очень недавное происхождение и является следствием не только стремления белорусов и литовцев к польскому языку, нравам и обычаям, но и следствием неудачной политики русского правительства, своими мерами поддерживающего полонизацию и совершенно незнакомого с местными условиями. Официально польский язык был введен в делопроизводство законом в 1696 г. Но издание этого закона имело политическое значение и не соответствовало степени распространения польского языка в Белоруссии, даже в среде шляхты, не говоря о крестьянстве и мещанстве. Писатель 40-х годов 19 в. Ян Чечот свидетельствует о том, что деды его поколения предпочитали употребление белорусского языка.

Только с начала 19 в., т. е. уже в годы русского владычества, польский язык стал приобретать более широкое распространение. В этом отношении Виленский университет сыграл крупнейшую роль, по признанию самих поляков. Сошлемся на такого знатока Белоруссии, как Василевский, по мнению которого, в эпоху Виленского университета полонизация Литвы и Белоруссии достигла высшего развития; именно в это время подверглись полонизации остатки белорусской и жмудско-литовской шляхты, в это время шляхта пошла целиком по пути духовного сближения с Польшей. И это, прибавим, вполне понятно: все культурное и либеральное потянулось к Польше. Русская политика отклонилась от поддержания белорусской национальности, не знала ее и не понимала. Призыв бюрократического элемента из России был довольно слабым, а все низшие должности и должности по дворянству, самоуправлению остались в руках полонизованных элементов. Теоретическая постановка вопроса русским правительством не соответствовала практическому проведению этой теории в жизнь. Вильна по прежнему осталась культурным центром польского влияния. Католическая религия и ее представители являются наиболее усердными проводниками польского влияния. В среде интеллигентного общества получилось раздвоение: получившие польское образование переходили в лоно полонизма, а получившие русское образование подвергались русификации. Край остался без интеллигентных сил, связанных с народом. Полонизация продолжала проникать и в народные массы. По утверждению хорошего знатока нашей страны и убежденного поляка по своим взглядам Василевского, процесс полонизации народных масс, едва только начавшийся перед восстанием 1863 г., при преемниках Муравьева сделал наибольшие успехи. Белорусы стали охотно принимать польский язык, за ними пошли и православные литовцы, до тех пор пользовавшиеся белорусским языком. По его же утверждению, и теперь, на белорусско-литовском пограничьи есть села, где старшее поколение говорит по-литовски, среднее по-белорусски и младшее по-польски.

Только православные белорусы оказались более устойчивым элементом, католики же, к сожалению, такой устойчивости не оказали. После издания указов 1905 г. о свободе религии оказалось даже довольно значительное движение среди православных белорусов к католицизму. Конечно, свободный выбор религии можно только приветствовать, но если этот переход сопровождается тем, что с ним соединяется и переход в лоно чуждой национальности, — это представляет печальное явление, с которым белорусы должны бороться.

§ 2. Отток белорусских культурных сил

Только что сказанное выясняет нам причины, в силу которых иногда лучшие силы белорусского народа своими талантами и трудами питали чуждые им культуры. Когда вспоминаешь ряд блестящих имен белорусов, ушедших в лоно польской культуры, то охватывает чувство гордости, и чувство грусти. Гордости, — потому, что белорусы дали столько достойных мужей польской культуре, грусти — потому, что их работа пошла не на пользу края и его народа. Приток белорусских народных сил в сторону польской культуры начался рано, еще с 17 в., но тогда он не имел серьезного значения, был явлением спорадическим и кроме того белорусские культурные силы иногда поддерживали тогда особого рода культуру общую и белорусам и полякам — культуру латино-польско-белорусскую. Так, для 17 в. можем назвать известного иезуита историка Войцеха Вьюк-Кояловича, составителя мемуаров Альбрехта Станислава Радзивилла, канцлера, витебского воеводу пана Храповницкого, прозаика, и немногих других.

Но все же это люди, действовавшие на месте. Иное дело 18 в., особенно конец его и начало 19 в., т. е. время усиленной полонизации Белоруссии. В этот период польская культура выхватила из среды белорусской нации величайшие умы. Кажется, можно без большого преувеличения сказать, что верхи этого периода расцвета польской культуры в значительной мере украсились белорусскими уроженцами и частью такими, которые не порвали связи с родиной. Итак, оставляя в стороне много второстепенных имен, вот еще имена некоторых: Франциск Богомолец, стольник витебский, иезуит, автор комедий, Венгерский Томаш, из Подляхии, поэт и прозаик, Франциск Князьнин, витеблянин, лирик; Франциск Дмоховский, из Полесья, переводчик античной поэзии и других произведений; Мартин Матушевич, каштелян брестский, переводчик с латинского; Михаил Залесский, войский В[еликого] кн[яжества] Лит[овского], прозаик; Франциск Венжик, из Подляхии, поэт и прозаик; Казимир Сапега, сеймовый оратор; Кшиштов Кишка, из Подляхии, ботаник; Михаил Карпович, церковный оратор; Антоний Горецкий, родом из Вильны, поэт. Разумеется здесь приведены только немногие имена для доказательства сказанного. Или вот еще несколько имен: Юрий Тянинский, оратор и латинский поэт; Бернард Сверуль, профессор римского права в Виленском университете и переводчик научных сочинений, Фердинанд Серафимович, виленский профессор, редактор «Курьера Литовского», переводчик Вольтера; Догель, Юндзилл, Казимир Нарбут и др. Следует только назвать наиболее выдающихся деятелей, начиная со знаменитого Костюшки, гродненского уроженца, его ближайшего помощника и видного писателя Юлиана Немцевича, величайшего из польских историков Адама Нарушевича, родом из Пинска, великого астронома, профессора и ректора Виленского университета Почобута. 30-е и 40-е годы дали польской культуре таких великих писателей из среды белорусов, как Адам Мицкевич и его школа, (напр., Антоний Одынец из Ошмянского повета, Александр Ходзько из Минского повета, Юлиан Корсак из Слонимского повета и некоторые другие), В. Сырокомлю, Иосифа Крашевского, знаменитого беллетриста, историка и публициста, происходившего из гродненской шляхты и учившегося в Виленском университете, Зориана Доленгу-Ходаковского (псевдоним Адам Чарноцкий).

Позднейшее время дало известную писательницу Элизу Ожешко из Гродненского повета. Ряд весьма замечательных писателей, ученых и публицистов, хотя и писали на польском языке, но по вопросам, касающимся Белоруссии и Литвы. О них нам еще придется говорить по другому поводу. Здесь мы приведем имена по крайней мере некоторых из них, напр., Игнатия Ходзько, Лукаша Голембиовского родом из Пинщины, известных историков братьев Евстафия и Константина графов Тышкевичей из Борисовского повета, Адама Киркора, Теодора Нарбута, Михаила Балинского, Иосифа Ярошевича и Игнатия Даниловича и др.

Для нас имеет громадное значение деятельность двух величайших польских поэтов в той мере, в какой эта деятельность связана с Белоруссией. Нам необходимо по несколько строк посвятить Адаму Мицкевичу и Владиславу Сырокомле. Адам Мицкевич происходил из Новогрудского повета, первоначально обучался в Новогрудке, а с 1818 года мы видим его в Виленском университете, по окончании которого он на некоторое время попадает учителем в Ковно.

В молодости его ближайшими друзьями были уже известные нам Зан, Ян Чечот, т. е. белорусы по духу, особенно последний. Дружба с ними привела к тому, что Мицкевич оказался замешанным в дела виленских тайных обществ и выслан был из родного края. С тех пор деятельность его протекает в разных городах России, а после 30-го года он является политическим эмигрантом и живет преимущественно в Париже. Мицкевич был величайшим польским поэтом, но он мало знал Польшу и лучшие его произведения были написаны или сюжеты их сложились во время пребывания в Белоруссии. В свою лирику и в свой эпос он внес только то, что дала ему родина, т. е. родная Белоруссия и даже ближе — местность Новогрудского повета. Мицкевич знал Белоруссию и интересовался ее поэзией. Во многих своих произведениях он сам отмечал источники их «из народных песен», или отмечает, что эти мотивы он слышал в той или другой местности. Положение белорусского народа для него, как и для большинства его сверстников, было не ясно. Он высказывает мнение в одном месте, «что народ польский в Литве говорит русским диалектом, смешанным с польским языком, или литовским, отличающимся от языков славянских», во всяком случае, Мицкевич знал, любил этот именно народ, белорусский, называя его то польским, то литовским. Он любил родную природу и воспевал ее образы и даже еще недавно можно было встретить дворы и селения точно описанные в «Пане Тадеуше» или в других произведениях. Весьма замечательно, что Мицкевич иногда прибегал к употреблению белорусских народных слов, вводя их в польскую речь (напр., белорусское sieci вместо польского niewod).