«Жажду бури…» Воспоминания, дневник. Том 1 - Василий Васильевич Водовозов

иностранную книгу, которая могла бы рассчитывать на сравнительно быстрый расход. Я указал на «Классовые противоречия в 1789 г.» К. Каутского; книжка была уже старая (она вышла в свет к столетнему юбилею революции), в свое время была уже переведена на русский язык и напечатана в «Северном вестнике» эпохи Михайловского843. Но книжка была очень хорошая, и к тому же с тех пор она появилась в подлиннике новым, сильно исправленным изданием. Один юный социал-демократ Иона Биск перевел ее (без вознаграждения), но, к сожалению, перевел очень неудовлетворительно, и мне пришлось сильно исправить его перевод. Киевская цензура отказалась пропустить ее, и мы послали на цензуру в Петербург. Недоразумений я не боялся, так как книжка уже за 13 лет перед тем была разрешена. И вдруг — книжка оказалась запрещенной.

К счастью, вскоре после этого мне по различным делам пришлось съездить в Петербург. Там я зашел в цензуру. На общий вопрос о причине запрещения сколько-нибудь вразумительного ответа я не получил, а на мое указание, что ведь произведение Каутского однажды было разрешено, цензор мне ответил:

— Появление чего-либо в журнале, издающемся без предварительной цензуры, для цензуры не указ.

— Да ведь «Северный вестник» издавался тогда под предварительной цензурой!

— Нет, без.

Это было явное недоразумение. «Северный вестник» возник в 1885 г. (или около) при Евреиновой и издавался в конце 80‐х годов при Михайловском и в начале 90‐х годов при Волынском под предварительной цензурой, и только потом Любови Гуревич и Волынскому удалось выхлопотать освобождение от нее844, — и мне удалось это недоразумение выяснить, хотя и не сразу. В результате рукопись была разрешена с исключением одного или двух мест о польской политике России, и книжку оказалось возможным напечатать в Киеве, помнится, в 2000 экземпляров845. Несмотря на то что почти одновременно, совершенно независимо от меня, ту же книжку выпустил в свет в Петербурге и прежний ее переводчик Львович846, но выпустил, очевидно не зная о появлении ее в подлиннике новым изданием, по старому тексту «Северного вестника», несмотря на это, наше издание, вопреки моей уверенности в противном, очень быстро, месяцев в 6, разошлось до последнего экземпляра, преимущественно в Киеве и вообще на юге; в Петербурге она почти не продавалась. Весь доход от нее пошел в Красный Крест.

Лишь только эта книжка появилась в свет, мою жену стали донимать из разных мест предложениями издать в переводе ту или другую книгу. Таких предложений было получено до десятка. Все предложения касались исключительно немецких книг и притом почти исключительно социал-демократических и по большей части весьма специальных и узких. Пойти по дороге книгоиздательства, да еще такого специального, моя жена не решилась, и ни одно из этих предложений не было принято. Даже книжку Каутского она не сочла возможным выпустить вторым изданием, и таковым (в переводе Биска под моей редакцией) она была выпущена только в 1905 г.847 Н. Е. Парамоновым (издателем «Донской речи»)848 с восстановлением запрещенных цензурой мест.

Кстати, о Парамонове. В начале 900‐х годов он был студентом Киевского университета. Сын ростовского пароходовладельца-миллионера849, он в это время, в первые годы ХX века, был в решительной ссоре со своим отцом и не получал (или не брал) от него ни копейки, предпочитая жить обычной жизнью студенческой бедноты, то есть пробавляясь уроками, случайно находимой им статистической, корректурной и тому подобной работой. В течение нескольких месяцев он жил, снимая за 8 рублей в месяц маленькую комнатку у нас, и в это время я близко познакомился с ним. Он производил сильное впечатление своим практическим умом, своим сильным характером и энергией, с которой пробивал дорогу в жизни и вместе с тем серьезно и добросовестно учился. Политические симпатии его тоже лежали на стороне социал-демократии, и, кажется, он был активным членом партии, но вел себя осторожно и кончил курс вполне благополучно. С большим сочувствием он относился к предприятию моей жены и во многом с большим усердием помогал ей.

По окончании курса Парамонов уехал на родину, в Ростов-на-Дону. Там в 1903 г. или около он основал книгоиздательство «Донская речь», издававшее преимущественно брошюры беллетристического, политического и популярно-научного содержания, рассчитанные на читателя из народа — рабочего класса и крестьянства. Я не знаю, начал ли он издательство после примирения с отцом и на деньги, полученные от него, или до и на собственные заработанные гроши; во всяком случае, оно было начато приблизительно так же, как издательство портретов и картин моей жены, то есть в очень маленьком масштабе, но сразу превосходно пошло и дало возможность Парамонову обратить его в очень крупное предприятие850; если для этого он не пользовался капиталами отца, то сильно содействовали этому полученные в наследство коммерческая сметка, практическая жилка и, вероятно, кредит, создаваемый — даже и при ссоре с отцом — миллионами и репутацией этого последнего.

Книжки для издания Парамонов подбирал по известному плану и с определенным политическим направлением, а именно социал-демократическим, но без обычной узости, так часто отличавшей и отличающей социал-демократов. Его помощником по редакционной части был его приятель, социал-демократ С. Г. Сватиков, автор нескольких недурных книжек по истории851. Но он и сам выбирал книжки. Так, прочтя в журнале «Новый путь» мою статью о «всеобщем голосовании» (в 1904 г.)852, он сейчас же решил, что статья может быть пригодна в качестве брошюры, и обратился ко мне с письменным предложением (я жил тогда в Петербурге, а он в Ростове-на-Дону) издать ее в 10 000 экземпляров и назначил гонорар в 100 рублей. Предложение было для меня совершенно неожиданно — мне и в голову не приходило, чтобы подобное издание было возможно (конечно, с книгопродавческой точки зрения) — и очень приятно; я, разумеется, его принял853. Еще более неожиданно было, когда через два месяца он сообщил, что книжка разошлась сполна, и предложил за тот же гонорар выпустить ее новым изданием, уже в 50 000 экземпляров и по удешевленной цене (первое издание было выпущено по 10 или 8 копеек854, второе по 5 копеек); я, конечно, и на этот раз принял предложение855 и внес в книжку некоторые исправления, частью фактического свойства ввиду новых событий, а частью в сторону дальнейшей ее популяризации856. На этот раз прошло месяцев девять или десять, и Парамонов выпустил ее третьим изданием857, тоже в 50 000 экземпляров.

Но время шло, рынок насыщался, а главное, после подавления эсеровского