Мечом раздвину рубежи - Андрей Серба

Императоры и патриархи Восточно-Римской империи пользовались услугами тысяч секретных осведомителей и агентов как в самой империи, так и за ее пределами в Европе, Азии, Африке – везде, куда только могли дотянуться их длинные корыстолюбивые руки. Уже при императоре Константине Первом лишь в столице насчитывалось десять тысяч тайных соглядатаев. Агенты, действовавшие за пределами империи, в большинстве своем были умны и решительны, преданы порученному им делу. Отдаленность и медлительность связи с начальством выработали в них широкий кругозор, инициативу, смелость принятия собственных важных решений. Всеми этими качествами в полной мере обладал бывший византийский центурион, а ныне близкий друг и единомышленник великой княгини русичей.

Правильно ли он поступил, предложив услуги Ольге в ее борьбе за сохранение власти своего мужа? Может, для Нового Рима было бы выгодней, чтобы великим князем Руси стал воевода Свенельд? Григорий много думал об этом и после длительных и обстоятельных бесед с Ольгой окончательно пришел к заключению, что именно она может в наибольшей мере устроить Византию в роли правительницы Руси. Не важно, будет ли при этом она править сама или прикрываться именем мужа, великого князя Игоря. Умная, властная, честолюбивая, она вряд ли станет довольствоваться положением хозяйки богатой, сильной, но находящейся на задворках европейской жизни державы. Это великим князьям, проводившим жизнь в бесконечных боевых походах, бесчисленных сражениях, вполне достаточно для счастья славы непобедимых полководцев, грубой лести полудиких подданных, уважения сподвижников-воевод, хвалебных речей и песен гусляров на великокняжеских застольях и пирах.

Однако все это чуждо и неприемлемо для просвещенной, много читающей, знакомой с греческой и римской культурой Ольги, имеющей представление о пышной, увлекательной для знатных женщин жизни императорских и королевских дворов Византии и Западной Европы. Разве может устоять молодая, красивая Ольга перед соблазном видеть подобную жизнь подле себя, быть ее центральной фигурой? А ближайшая дверь в эту жизнь – Византия. Придворная жизнь в ней не только намного заманчивей и романтичней, чем в окружении франкских королей или германских императоров, таких же полуварваров, как и муж Ольги, но сама Византия ближе к Руси по расстоянию, путь к ней по воде легче и безопасней, нежели по болотным хлябям или лесным чащобам к западным соседям Руси. Но чтобы тесно дружить с христианской Византией, соприкасаться с ее дворцовой жизнью, иметь доступ к ее науке и культуре, нужно самой быть христианской державой! Желая быть на равных с Византией и походить на ее царствующее семейство, русская великая княгиня будет вынуждена сама стать христианкой, а со временем обратить в новую веру и своих подданных-язычников! Вот почему Византии выгодна на Руси женщина-правительница.

Но совсем другое дело, если великим князем станет викинг Свенельд. Воитель до мозга костей, могущий в жизни только воевать и грабить, способный удержаться у власти лишь на мечах дружины, он будет вынужден постоянно исполнять желания своих воевод и ярлов, а они предельно просты – новые боевые походы за богатой добычей. А самое близкое и лакомое место для удовлетворения подобных вожделений – Византия, тем более что дорога туда хорошо известна, а наличие богатств не вызывает сомнений. Неразрывно связанный с языческой дружиной, чуждый культуре и искусству, видящий в христианской Византии злейшего врага, Свенельд станет такой же угрозой Новому Риму, как прежде князья Аскольд и Дир, Олег, сегодняшний Игорь, который с таким же успехом мог двинуться в поход на Византию, как на Хвалынское море.

Поэтому он поступил правильно, став союзником Ольги,– ни при одном великом князе-мужчине Византия не видела добра от Руси. Так отчего не проверить, что сможет привнести во взаимоотношения двух соседних держав власть великой княгини-женщины, правь она единолично согласно праву наследования либо управляй вместо недалекого, безвольного мужа? И кто знает, не станет ли со временем великая княгиня Руси в руках другого человека такой же игрушкой, как в ее руках муж Игорь?

– Какой же ответ буртасов? – спросил Игорь у поднявшихся на борт его ладьи Асмуса и Бразда.

– Тот, который мы ожидали,– нет! – ответил Асмус.– Поскольку мы пролили кровь их братьев по вере на Хвалынском море и на берегу Итиль-реки, они считают нас врагами и не позволят ступить на свою землю. Если же мы попытаемся сделать это вопреки их запрету, они нападут на нас и уничтожат.

– Уверен, что буртасскую орду привело сюда не стремление отомстить за единоверцев, а желание отбить нашу добычу. Может, стоило бы предложить им не треть ее, как мы решили, а половину?

– Предлагали,– сказал Бразд.– Но всякий разговор о плате за наш проход к Саркел-реке буртасы переводили на пролитую их единоверцами кровь на Каспии и Итиле. И заявляли, что их бог Аллах не позволяет им вступать в какой-либо сговор с врагами его веры. Я понимаю буртасов и их Бога – зачем довольствоваться третью или половиной нашей добычи, коли есть возможность завладеть ею целиком? Ежели подобное стремление связывается с именем верховного Бога всех мусульман, дальнейшие переговоры бессмысленны.

– Я тоже уверен, что решить наше дело с буртасами миром не удастся,– поддержал Бразда Асмус.– Не для того они собрали супротив нас почти двадцать тысяч всадников. А помимо самих буртасов в их войске еще не меньше пяти тысяч булгар.

– Булгар? – удивился Игорь.– А им что надобно здесь?

– То же, что прежде хазарам, а теперь буртасам,– ответил Асмус.– Тем более что булгарский каган тоже признал своими богами Мухаммеда и Аллаха и заставил многих своих соплеменников поклоняться им.

– Я не удивлюсь, ежели вскоре против нас выступит вся Дикая степь,– произнес Бразд.– Многие степняки при набегах на Русь испробовали русского меча и мечтают об отмщении за это. А слухи о якобы несметных богатствах, имеющихся при нас, привлекут в ряды наших недругов даже самых трусливых из них. Выходить на берег и пробиваться к Саркел-реке следует как можно скорее, ибо каждый упущенный день множит число ворогов и приближает нас к осеннему серопогодью.

– Понимаю и сам, что надобно покидать ладьи,– сказал Игорь.– Ведь не до скончания веку хорониться в них от степняков? Наступит зима, реку скует льдом, и нам, желаем того или нет, все равно придется сойтись с недругом в бою. Но сколько к тому часу будет его и сколько останется нас? Однако где выходить на берег, какой дорогой следовать к Саркел-реке? У нас восемь тысяч мечей, у ворога втрое больше. К тому же он на конях, а мы пешие, и на наших руках больше тысячи раненых и больных, не считая поклажи. Высадиться на берег в том месте, где к нему подступает степь? Тут же бой с буртасами, исход коего вряд ли будет в нашу пользу. Покинуть ладьи там, где лесные чащобы не дают доступа коннице к воде? Придется вначале продираться сквозь непролазный лес, а при выходе из него в степь все равно не миновать встречи с недругом. Получается, что куда ни кинь – всюду клин.

– Надобно приставать к берегу там, где нас во время высадки не сможет атаковать конница,– заявил Асмус.– Высадиться одновременно всему войску невозможно, а потому степняки будут бить нас по частям. Даже отрази мы их натиск и обоснуйся на суше, как выносить из ладей раненых и разгружать поклажу под вражьими стрелами на том крохотном пятачке, который нам по силам удержать? Следует также помнить, что бой при высадке и оборона при разгрузке ладей уменьшит число боеспособных воинов и увеличит количество раненых. По силам ли будет нам после этого проделать путь до Саркел-реки при постоянных нападениях степняков? А ежели мы спокойно высадимся там, где конница не сможет нам помешать, то перед выходом из леса в степь позволим дружинникам отдохнуть и встретимся с ворогом всеми своими силами, свежими и в боевом порядке.

– А что дальше? – спросил у Асмуса Бразд.– Допустим, высадились мы без помех из ладей, миновали лес и отбили натиск степняков при выходе из него. Но впереди у нас длиннейшая и труднейшая дорога к Саркел-реке. Как пройти ее с ранеными и оставшейся поклажей, отражая нападения буртасов, не зная от них покоя ни днем ни ночью? А как переправиться на другой берег Саркел-реки, не имея ладей и челноков и будучи скованными сотнями раненых? Конечно, можно сколотить плоты, но для сего надобен участок берега, где мы будем в безопасности от степняков. Но позволят ли они нам выйти к реке там, где мы захотим? Не думаю. Скорее всего, на подходе к Саркел-реке они преградят нам путь, окружат и навяжут решительное сражение. Ежели мы прорвем окружение, они станут нас преследовать до реки по пятам и там, прижав к воде, постараются уничтожить. Однако предположим, что нам удалось отбиться и переправиться на противоположный берег. Сколько нас останется? И что ждет? То же, что и прежде: бои уже с печенегами и черными клобуками, которым тоже есть что нам припомнить и за что рассчитаться. Сомневаюсь, чтобы кто-либо из нас возвратился на Русь, последуй мы совету главного воеводы,– закончил Бразд.