Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся - Карл Сафина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из всего того, что подразумевается под словом «конформизм», вытекают необычайно масштабные следствия. Конформизм – отличная штука, если мир, в котором вы живете, устойчив и неизменен[311]. Или если ваша культура честна и прекрасна и в ней царит справедливость. Но мир, в котором мы живем, постоянно меняется, причем с большой скоростью. Поэтому теперь и нам, и шимпанзе требуется немножко больше нонконформистов, чтобы находить новые способы подстроиться к переменам, которые мы же сами и создаем.
Мы говорили, что культура – это то, как мы обычно поступаем. Но такое определение оставляет в стороне новаторов – самых важных и в то же время самых редких (и сталкивающихся с наибольшим сопротивлением) создателей культуры. В 1953 году (еще до того, как началось широкое исследование поведения животных в природе) самка японского макака по имени Имо начала отмывать от песка и грязи клубни картофеля, которые люди давали ее группе. Это нововведение быстро переняли ее родственники и товарищи по играм. Она прославилась как первое известное за переделами человечества существо-новатор[312].
Культуры нет без новаторства. Под интеллектом можно понимать способность изобретать. Однако культура как таковая держится по большей части на конформизме, однородности и традиции. Для существования культуры необходимы и новаторы, создающие поведение, которому их никто никогда не учил (и которое часто остается без внимания остальных или активно отвергается), и приспособленцы, ограничивающие себя в процессе обучения более узким спектром возможностей. Любопытно, не правда ли? Культура полна иронии. Быть консерватором безопаснее, чем мыслить свободно, и безопаснее, чем экспериментировать и изобретать новое. Однако конформизм, как отметили Уайтен и ван Шайк, – это «противоположность интеллекту». Без свободно мыслящих новаторов и изобретателей невозможно ни совершенствование, ни приспособление к переменам, ни даже само возникновение культуры. Этот напряженный конфликт между интеллектом и приспособленчеством не ослабевает, и мы становимся тому свидетелями каждый день.
Где бы шимпанзе ни жили, они всегда охотятся. Но где бы шимпанзе ни охотились, они делают это по-разному. Даже наши соседствующие сообщества Вайбира и Сонсо охотятся каждое на свой манер[313]. И обезьяны, и дукеры одинаково обычны на обеих территориях. Но в 90 % случаев успешной охоты добычей шимпанзе Сонсо становятся обезьяны, а дукеры – менее чем в 7 % случаев. Вайбира в этом отношении отличаются разительно: в 60 % случаев, когда исследователи отмечали, что шимпанзе едят мясо, их добычей были дукеры. Оба сообщества шимпанзе живут в одном и том же лесу, на граничащих друг с другом участках. И там и там есть самки, перешедшие от соседей, среди которых они родились и выросли. Единственное, в чем состоит различие в сообществах, – это культура охоты. Между группами наблюдается культурное разнообразие; внутри каждой группы – строгий конформизм.
Шимпанзе, обитающие в Фонголи, что в Сенегале, охотятся на мелких приматов – галаго[314], прощупывая дупла деревьев палочками, которые они грубо заостряют, превращая в копья[315]. Хотя в большинстве сообществ шимпанзе охотой занимаются в основном самцы, в Фонголи с копьями ходят преимущественно самки и неполовозрелые особи. В сущности, для них это единственный способ заполучить хоть какое-то мясо, поскольку взрослые самцы не слишком любят делиться добычей.
Исследовательница Джилл Пруэц описала мне, как впервые наблюдала охоту с копьями: «Я увидела, как самка-подросток тащит орудие – большую палку, и сразу смекнула, что она что-то затевает. Поэтому я пошла следом за ней». В своем научном отчете Пруэц и ее коллега Пако Бертолани написали: «Шимпанзе крепко схватывают орудие одной рукой и несколько раз с силой втыкают его в полость дупла». Иногда шимпанзе осматривают или обнюхивают острый конец, пытаясь понять, задели они жертву или нет. Одна самка шимпанзе, загнав копье глубоко внутрь полой ветки, прыгала по этой ветке, пока та не отломилась. Затем она засунула руку внутрь и извлекла тушку убитого галаго. По словам Пруэц, та самка, за которой она последовала в первый раз, по имени Тамбо, – одна из самых ловких охотниц в Фонголи. Неудивительно, что ее сын Сай добыл своего первого галаго в самом юном возрасте среди прочих шимпанзе. И еще, добавляет Пруэц: «Я до сих пор прихожу в восторг каждый раз, когда вижу, как какой-нибудь шимпанзе охотится с использованием орудий. Нам еще столько предстоит узнать о том, как они учатся этому и как совершенствуют умения».
Многоступенчатое изготовление орудий в этологии называется крафтингом. Среди животных умение мастерить сложные орудия известно только у людей, шимпанзе, орангутанов, некоторых врановых и попугаев, а также у очень немногих других видов. До 2005 года люди даже не подозревали, что шимпанзе Фонголи способны мастерить охотничье оружие. А ведь для того, чтобы отломить длинную ветку, очистить от коры и заострить конец передними зубами, превратив ее в копье, шимпанзе должен иметь оформленное намерение, а также держать в уме образ орудия, которое он желает получить в итоге. Исследователи указали, что шимпанзе Фонголи демонстрируют «предусмотрительность и сложность интеллекта», и сравнили их с «ранними родичами человека».
Я же думаю вот о чем. Такого рода комментарии подразумевают, что освоение навыков убийства с помощью орудий – эволюционный прогресс. С одной стороны, технологической, – это несомненно так. Но ведь есть и другие способы проявления высшего интеллекта. Например, прогресс в эмоциональном интеллекте – высшая эмпатия. Когда в Камеруне один галаго угодил в вольер, где содержали спасенных горилл, те брали его в руки, гладили и рассматривали, поглощенные восторгом, а потом очень бережно перенесли его к ограде и выпустили на волю (вы можете посмотреть ролик в интернете; достаточно набрать в поисковике «gorilla bush baby»). Это одна из самых впечатляющих вещей, которые мне доводилось наблюдать. Способность проявлять заботу и видимое старание не причинить вреда – вот это действительно можно назвать прогрессом.
Безусловно, как непревзойденные создатели оружия, люди имеют право похвалить освоивших копья шимпанзе за «предусмотрительность и сложность интеллекта», хоть и сравнивают их при этом снисходительно с «ранними родичами человека». Но лично я смиренно склоняю голову перед спонтанной добротой горилл, которых никто не учил. Именно в ней я вижу предусмотрительность и сложность интеллекта куда более высокого уровня. Пожалуй, это и есть то, на что нам следует внимательно смотреть в надежде научиться подражать. Мы причиняем больше вреда и страданий,
