Железный Густав - Ганс Фаллада

— Убить меня мало! — терзался Эрих. — Я вел себя как кретин! Я себя не помнил…

«Их трое, — соображал адвокат, оценивая положение. — Один охраняет выход, другой — уборные. И только один проверяет документы и записывает фамилии. Этак он долго проканителится, мы — последние на очереди, и, стало быть, время у нас есть…»

Эрих силился вспомнить, что он тут плел, но не мог собраться с мыслями. Уж не заключил ли он с Бронте сделку на разницу перед всей этой публикой?

— Скажите, я… — обратился он к адвокату.

Но тот был занят своими мыслями.

— Что ж, попытаться можно, — бормотал он себе под нос. А затем: — Послушай, Эрих, мой умный сын. Вспомни, нет ли у тебя в пальто или в шляпе каких-нибудь писем или фирменных ярлыков, вообще чего-нибудь, позволяющего установить твою личность?

— По-моему, нет, — отвечал Эрих, поразмыслив.

— В таком случае пожертвуем нашими пальто и шляпами и попробуем удрать — «дать тягача», как сказали бы мои клиенты.

— Ничего там нет, — соображал Эрих, — разве только фирменные ярлыки. Но я завтра же утром намекну моему портному.

— Ладно, попытка не пытка. Наблюдай, что творится в зале, и сообщай мне обо всех маневрах полицейских.

— С тем, что у входа, беседует Бронте, а тот, что караулит уборные, задержал пьяного…

— Чудно, чудно, — беспечно отозвался ровный ласковый голос. Чуть слышно щелкнул ключ в замке. — Наш стол как раз у выхода на улицу, — пояснил адвокат. — В десять часов хозяин просто запер дверь на ключ. А я ее сейчас открыл. Будь так любезен, опиши, что кругом творится. Вообще, говори со мной…

— А вдруг перед дверью спущены жалюзи? — спохватился Эрих. — Пока еще каждый занят собой. На нас никто не обращает внимания.

— Вот уже одно очко не в нашу пользу, — констатировал адвокат, продолжая возиться с дверью. Он сидел на табурете за спиной у Эриха. Тот почувствовал, как в дверную щель потянуло сквозняком.

— Второе очко не в нашу пользу: перед дверью, возможно, стоит часовой. Третье очко не в нашу пользу — нас могут сразу же арестовать на улице, так как мы будем без пальто и шляп. Четвертое очко не в нашу пользу — после нашего ухода Бронте или кто-нибудь другой захочет нас выдать. Но этот шанс кажется мне сомнительным, поскольку им всего-навсего угрожает денежный штраф, а с депутатом вряд ли кто захочет ссориться.

— Первое очко, — подхватил Эрих, — отпадает. Жалюзи еще не спущены, да и второе кажется мне сомнительным, часовой бы уже заметил свет в дверную щель…

— Возможно, он стоит лицом к улице! Во всяком случае, рискнем! Не забудь, что наверх ведут ступеньки, помнится, их было шесть или семь. Да, на случай, если я отстану, не беспокойся о моей толстомясой неповоротливой особе. Каждый за себя, и бог за всех.

Некоторое время оба сидели молча, наблюдая за тем, что делается в зале. Эрих схватил было свой бокал, но друг спокойно накрыл его руку своей.

— Сейчас не время! — сказал он.

И спустя несколько минут:

— Кажется, пора, Эрих! Ступай ты первый!

Не торопясь, открыл он дверь. Эрих в темноте выбрался наверх по ступенькам. На улице было еще много народу, кое-кто на него оглянулся, но нигде не видно было полицейских мундиров.

Тем временем и адвокат не спеша поднялся по лестнице. Он взял Эриха под руку.

— За нами не сразу погонятся, я запер дверь снаружи. Ну вот, а теперь постараемся скорее поймать такси. На нас обращают внимание — ведь мы налегке.

Сев в машину, приятели разразились дружным смехом. Оба чувствовали себя школьниками, натянувшими нос ненавистному учителю.

— Нет, нет, — заявил адвокат, едва к нему вернулось обычное равновесие духа. — Я этого так не оставлю! Когда мы снова будем у руля, я серьезно поговорю с товарищем Зеверингом насчет его полиции! Не выставить на улице караул! Теперь я понимаю, почему наши братья-враги коммунисты ругательски ругают полицию!

У Эриха были свои основания хохотать.

— Подумать только, ведь я даже не заплатил за шампанское! По случаю общего переполоха нам забыли подать счет! Не то двадцать, не то тридцать бутылок шампанского — аллах его ведает, сколько мы успели выпить! Не говоря уж о мокко!

Он не мог успокоиться, так забавляло его это нечаянное жульничество.

— Кстати, раз уж ты вспомнил о мокко, — сказал депутат, — едем ко мне, выпьем по чашечке в тепле и уюте, а заодно и побеседуем. У меня к тебе, кстати, есть дело…

— Нет, доктор, об этом и речи быть не может! К чертям мокко и всякие дела! Я хочу развлекаться, именно сегодня, сейчас. И не вздумайте меня отговаривать…

— Мне, признаться, мало улыбается снова угодить в такую переделку… — начал адвокат.

— Ах, оставьте ваши поученья! Мы еще когда-нибудь заделаемся пай-мальчиками!.. — прервал его Эрих. И снова залился смехом. После счастливо избегнутой двойной опасности его разбирала шумливая, озорная веселость. Он считал себя избранником счастья, оно ни при каких условиях ему не изменяет.

Адвокат посовещался с шофером.

— Что ж, Эрих, если ты настаиваешь…

— Разумеется, я настаиваю. Этой ночью я вообще не склонен спать. Именно этой!

— Идет! — сказал адвокат. — Водитель говорит, что в старой западной части города еще и сейчас открыты многие кабачки. Их хозяева в самых лучших отношениях с полицией, ну, ты понимаешь! — И он пошевелил пальцами, словно отсчитывал деньги. — Ну и порядочки же у нас, — вздохнул он с шутливой покорностью.

— В сущности, — рассмеялся Эрих, — вас эти порядочки не слишком огорчают. В душе вы противник всяких лишений и ограничений, и такая беспутная жизнь вас вполне устраивает.

— Что ж, ты отчасти прав! — согласился адвокат со вздохом удовлетворения. — А сейчас поднимемся ко мне. Посмотрим, что у меня найдется. Надо же тебя как-то одеть…

Они поднялись в квартиру адвоката и здесь под веселые шутки и беспричинный смех стали примерять Эриху всевозможные пальто и шляпы.

Заодно прикладывались они к наливкам, стоявшим тут же на столе, и, должно быть, под действием выпитого, Эрих спустился с адвокатом вниз в весьма странном наряде.

На нем было короткое, по моде, но непомерно широкое меховое пальто и черный котелок, который был ему тоже велик, и он лихо сдвинул его на затылок.

А потом они помчались по ночному городу — из ярко освещенного центра в более темные кварталы. Был первый час ночи, улицы опустели, огни в ресторанах и кафе были погашены. Лишь изредка доносились к ним приглушенные звуки джаза. За спущенными жалюзи Берлин пел и плясал над бездной, а на утро ждало его горькое похмелье…

— Водителю известен, конечно, какой-нибудь славный кабачок, — шепнул Эрих на ухо соседу.

— А если не ему, так мне… — отвечал адвокат.

Потом они опять молчали и курили, с нетерпением ожидая минуты, когда их встретят новые женские лица и новое вино наполнит их бокалы.

Наконец, машина остановилась перед кабачком, хозяин которого был, должно быть, особенно в ладах с полицией. Все окна ярко светились, музыка гремела на всю улицу. — Эрих потянул за ручку двери, и она подалась.

— Как раз то, что нам нужно, — обрадовался он.

Сдвинув котелок на затылок и широко распахнув шубу, он размашисто вошел в вестибюль. С оглядкой, слегка втянув голову в плечи (мало ли на что можно напороться в таком месте!) и мягко ступая, следовал за ним адвокат.

В кабачке сидело довольно много народу, воздух был пропитан табачным дымом и парами алкоголя. Повсюду пестрело рассыпанное конфетти, яркие обрывки серпантина сползали с лестничных ступенек и шуршали под ногами.

— Здорово, а? — сказал Эрих приятелю, остановившись посреди зала.

В узком проходе между столиками танцевала девушка, искусно причесанная, искусно размалеванная — и совсем нагая. Под томное пение первой скрипки она сладострастно изгибалась и играла бедрами, глаза ее были полузакрыты, улыбка блаженной истомы агонизировала на лице.

— Красивое тело, а? — сказал Эрих. — Совсем еще девчонка…

Он положил руку на плечо адвоката, тяжело на него оперся и глазел в упор на танцовщицу, как глазели и другие. Глазел на то, что видел сотни раз, на то, что продавалось на каждом перекрестке, брошенное от пресыщения, от безнадежности и равнодушия, и думал: «Бог мой, когда четыре года назад у меня в Далеме танцевала в костюме Евы некая малютка, я услал из дому всю прислугу, считая, что это невесть что! А сегодня это происходит на публике и никто не удивляется! Да, нечего сказать, шагнули мы… Впрочем, меня это не касается, я не депутат…»

И он покосился на адвоката.

Но у адвоката были свои заботы: он купил у цветочницы за бешеные деньги всю ее корзину фиалок с Ривьеры и принялся осыпать букетиками обнаженную танцовщицу. Девушка улыбалась, польщенная и вместо с тем испуганная; адвокат не отличался меткостью, и танец, с великим трудом поставленный стараниями некоего импрессарио, совмещавшего с этим занятием торговлю живым товаром, окончательно разладился, когда какой-то букетик угодил ей в лицо…