Калигула - Зигфрид Обермайер

Овация была назначена на 31 августа, день его рождения. Денег, конечно, на нее не пожалели — надо было настроить императора на милостивый лад. Некоторые германцы должны были выступить в роли пленников, Калигула даже привез с собой несколько галльских князей, намереваясь выдать их за «королей варваров». Им пришлось месяцами отращивать волосы, чтобы выглядеть по-настоящему дикими. В Риме никто не должен был заметить подлога. Галеру с тремя рядами весел, на которой он совершил короткую прогулку по Атлантике, разобрали на части, переправили через Альпы и теперь представляли ее как «военный корабль» императора.

Сенаторы глубоко вздохнули, поскольку Калигула их не совсем игнорировал. Собственно, овация в конце августа отличалась от большого триумфального шествия только тем, что император был облачен в претексту[10], а голову его украшал миртовый венок.

Когда процессия остановилась у базилики Юлии, Калигула осыпал собравшуюся толпу свежеотчеканенными денариями и сестерциями с его изображением. Плебеи с такой жадностью на них набросились, что многие старики и инвалиды оказались задавленными насмерть. На телегах, запряженных мулами, везли корзины с ракушками — доказательство «победы над Нептуном» и свидетельство пребывания императора в Галльском проливе.

Плебеи, в основном те, кому достались монеты, орали до хрипоты, выражая восторг. К тому же император возвестил о проведении в следующие дни бесплатных игр. Снова раздались радостные возгласы, но скоро Калигула показал свое истинное лицо.

На игры в цирке Максимус собрались и те, кто страдал от нововведенных налогов: грузчики, проститутки, мелкие ремесленники, перевозчики и уборщики улиц. Им представилась редкая возможность видеть императора — пусть и издалека, и они дали выход своему недовольству, громко выкрикивая:

— Никто не понимает новых законов!

— Твои налоги давят нас!

— Бери деньги у богатых, а не у нас!

Калигула некоторое время слушал выкрики, а потом послал преторианцев восстанавливать порядок. Но чернь разбушевалась и, по всей видимости, не собиралась успокаиваться. Император отдал короткий приказ и удалился. С обнаженными мечами преторианцы бросились на недовольных, устроив кровавое побоище, которое унесло жизни более сорока человек. Сотню остальных схватили и превратили из ремесленников, поденщиков и хозяев дешевых трапезных в гладиаторов. Лишь немногим из них суждено было пережить следующие дни, но потом уже никто не осмеливался на подобные выступления.

Следующее распоряжение еще больше отравило воздух в Риме. Рабы, которые раньше не имели права даже свидетельствовать в суде, теперь могли доносить на своих хозяев по поводу утаивания доходов и нарушений налоговых выплат. За это они получали свободу и восьмую часть конфискованного имущества. Соблазн был велик, и многие рабы получили возможность отомстить господам.

Сразу после прибытия в Рим императора Сабин приступил к службе во дворце. Уже спустя несколько дней префект Аррецин Клеменс приказал всем трибунам собраться.

Со времен Тиберия преторианская гвардия состояла из десяти когорт по тысяче человек и десяти отрядов всадников общей численностью триста человек, каждую из которых также возглавлял трибун. Вся гвардия подчинялась двум префектам, но только один из них, Клеменс, действительно выполнял функции начальника, другой же — пожилой, заслуженный человек — просто носил высокий титул.

Кто-то из трибунов всегда отсутствовал, и поэтому сейчас перед Клеменсом стояли навытяжку только девять из них. Префект едва ли походил на военного человека, но был тщеславен и проницателен.

— Господа, к сожалению, я собрал вас по неприятному поводу. Речь идет о сестрах императора и их охране на Понтийских островах. Назначенный самим императором командующий караульного отделения на Понтии центурион Авл Приск позволил подкупить себя Юлии Ливилле, передавал ее письма и сообщения, чем, я произношу это с огромным сожалением, опозорил преторианскую гвардию. Его изобличили, он во всем признался, и император желает, чтобы мы, его товарищи, вынесли ему приговор. Вы знаете, как доверяет нам император и что он всегда вознаграждает нашу верность привилегиями и подарками. Приск не только совершил государственную измену, но и обманул доверие императора, чем запятнал честь всей гвардии. За это может быть только одно наказание: позорная смерть! Я предлагаю государственного изменника Приска привязать к столбу и бичевать, пока не умрет. Кто согласен, поднимите руки.

— Разреши мне вопрос, префект, — взял слово Сабин. — Был ли случай тщательно расследован? Приск признался добровольно?

Клеменс недовольно сморщил лоб.

— О, наш новенький сомневается в правомерности процесса. Но позволь указать тебе, что ни один преторианец или даже простой легионер не может предстать перед военным судом без тщательного дознания и выяснения всех обстоятельств дела. Доволен?

Сабин кивнул, и Клеменс повторил свое требование. Все девять рук поднялись.

— Другого я не ожидал и сразу же доложу императору о нашем приговоре. А теперь к другому вопросу: император поручил мне найти подходящего человека на место Приска. Ситуация вам понятна. Служба на Понтии сравнима с отбыванием ссылки и не приносит чести. Поэтому я прошу предложить центуриона, которого неплохо было бы проучить, но в остальном верного и надежного. Через год его отпустят.

Сабин поднял руку. На лице префекта появилась вымученная улыбка.

— Ты, похоже, решил испытать мое терпение, трибун? Слушаю тебя.

— Меня самого неплохо бы проучить, префект, поскольку мой предыдущий вопрос был немыслим, и я прошу за него прощения. Поэтому я готов добровольно отправиться на Понтию.

Это было выше понимания префекта, и он посмотрел на Сабина с недоумением.

— Ты, трибун? Не годится, Корнелий Сабин, ссыльных на Понтии всегда охраняла манипула во главе с центурионом. Ты слишком низко ценишь свой ранг, Сабин. Я не могу послать трибуна на остров охранять женщину. Император будет в ярости, и мне придется нести ответственность. Нет, выбрось это из головы.

Но Сабин не сдавался.

— Я прошу тебя только о том, чтобы ты предложил мою кандидатуру. Скажи императору, что тем самым я хочу выразить особую признательность за оказанную милость. Он знает, о чем идет речь.

Клеменс вздохнул.

— Хорошо, почему бы и нет? Но я уже сейчас могу сказать, что ты получишь отказ.

На обратном пути Херея прошептал:

— Ты ведь делаешь это не без причины, Сабин. Что ты задумал? Скажи мне!

Сабин молчал.

— Ты больше мне не доверяешь? Что случилось с тобой? Ты рискуешь впутаться в такое…

Сабин остановился.

— Я не рискую впутаться. Я иду на это с открытыми глазами и точно знаю, что делаю. Но едва ли мне все удастся. Потерпи, друг мой, мы скоро обо все поговорим.

Через день Калигула приказал явиться к нему трибуну Сабину, которого тщательно обыскали в поисках оружия, а потом провели узкими коридорами в личные покои императора.

— Ты должен исполнить роль Париса и решить, какая из дам тебе больше нравится, — выпалил навстречу ему Калигула. Сабин оглянулся, но не заметил никого, кроме императора в короткой до смешного тунике и пары молоденьких рабынь, занятых его одеждой.

— Терпение, Сабин, я продемонстрирую тебе красавиц одну за другой.

Потом он исчез за расписанной узорами ширмой. Озадаченный Сабин остался стоять у дверей. За ширмой послышался шорох и вдруг перед ним появилось существо, окутанное в темно-голубые одежды с золотыми звездами. Лицо скрывала вуаль, а на голове красовался серебряный месяц. Мелкими торжественными шагами видение проплыло перед Сабином, покружилось, как в танце, и откинуло вуаль. Но под ней было не человеческое лицо, а серебряная маска женщины.

Существо исчезло, и немного погодя из-за ширмы появилась Венера в белых просторных одеждах, серебряных сандалиях и под вуалью. В одной руке она держала зеркало, другой же манерно поправляла складки одежды. Она протанцевала вокруг Сабина, вздыхая, в восторге от собственной красоты, а потом тоже исчезла.

Следующей и последней оказалась Минерва, в полном обмундировании: лицо спрятано за золотой маской, грудь и плечи защищены эгидой с головой Медузы в центре и змеями по краям. Она прошла твердой военной походкой, с гордо поднятой головой, и звуки ее шагов разносились по всему залу.

Сабин сразу догадался, что за всеми тремя масками скрывался император, но кого он должен был выбрать? Согласно мифологии, Парис отдал яблоко Афродите, но что-то подсказывало ему, что Калигула требовал приз не для нее. В голове пронеслось молнией: Луна! Конечно, это была Луна, ведь не случайно маска показалась ему такой знакомой: она напомнила Сабину Друзиллу, чьи изображения в Риме можно было встретить на каждом шагу. Он вздохнул и теперь спокойно ждал появления императора. Тот не замедлил предстать перед трибуном в ярких, расписанных восточными узорами одеждах с бахромой. Неподвижные глаза с любопытством смотрели на Сабина.