Калигула - Зигфрид Обермайер

Калигула оглядел офицеров.

— Что вы на это скажете? Ясное предложение, над которым следует подумать.

Один из них попросил слова:

— Но как мы можем доверять его предложению, император? Мы не знаем наверняка, что произошло; возможно, Админий просто повздорил со своим отцом и с нашей помощью хочет занять его трон.

Калигула пожал плечами.

— А если и так? Он, во всяком случае, готов подчиниться Риму, а его отец работает против нас. Чем больше растет власть Циннобелия в Британии, тем опаснее он становится как противник.

Он обратился к принцу:

— Ты слышал возражения офицера, но я решил пока поверить тебе и милостиво принять твое предложение покориться Римской империи.

Админий упал на колени и поцеловал руку императора.

— Благодарю, император! Под защитой римского щита я вижу начало новых, золотых времен для моей страны. Убийственные гражданские войны закончатся, страна наконец объединится.

Калигула вскочил и воскликнул:

— А теперь ты должен увидеть, принц Британии, какой мощный у тебя покровитель!

Легатам и трибунам было дано приказание построить войска на пляже и установить баллисты и другие боевые машины.

Между тем император пригласил гостя к столу, расспрашивая об обычаях, нравах и религии его родной страны.

Ближе к вечеру представление можно было начинать. Солдатам, обслуживающим боевую технику, было приказано метать камни и огненные стрелы в море. Калигула вышагивал с принцем Админием по пляжу.

— Ты видишь? — кричал он. — Смотри внимательно! Это Рим! Римская мощь и сила! Твой отец должен был бы видеть мои легионы и боевые машины! Вид их поверг бы его в отчаяние, ты не думаешь?

Админий не знал, что и сказать. Он находился под сильным впечатлением, осознавая, что никто на острове не в силах сопротивляться мощи такой армии.

— Когда ты начнешь поход, император?

— Когда начну? Не сегодня и не завтра! Ты же покорился мне, ты молод, ты будущее. Посмотрим…

Император обратился к трибунам:

— Прикажите своим людям собирать ракушки! Пусть наполнят ими шлемы и кошели! Это наши военные трофеи. Мы не должны возвращаться в Рим с пустыми руками!

Офицеры переглянусь, не зная, было ли это шуткой.

— Давайте! Чего вы еще ждете? — в гневе закричал Калигула, пришпорил коня и поскакал к расступающимся солдатам.

— Давайте-давайте! Берите сколько унесете!

Воины выполнили то, что от них требовалось, наполнив шлемы всем, что лежало на пляже. На следующий день император приказал возвести маяк в честь «победы» над Британией. Каждый легионер получил подарок в размере сотни денариев, и ликованию не было предела. Офицеры, приняв в десять раз больше, перешептывались:

— Наш император немного сумасшедший, но у него щедрая рука.

— Он может теперь себе это позволить, — высказался пожилой трибун, — напав на Британию, он израсходовал бы в десять раз больше, а пара тысяч из наших рядов удобрила бы своими телами чужую землю. А так мы все остались в живых да к тому же с подарками. Разве можно желать большего? Да здравствует император Гай Юлий Цезарь Германик!

Вечером Калигула устроил в честь своего гостя торжественную трапезу. Пил без меры, опрокидывая кубок за кубком, опьянев, встал.

— Сколько тебе лет, Админий?

— Как раз двадцать, император.

— В двадцать лет со мной тоже было так: я ждал, когда же освободит трон старик, который просто не хотел умирать. Пять лет я должен был высиживать в ожидании, пока это не случилось. Тут требуется терпение, мой юный друг, много терпения!

Он придвинулся ближе к своему гостю, и тот почувствовал, как в лицо ударило кислыми винными парами.

— Но когда ты наконец дождешься, когда ты, принц, усядешься на трон, к которому так давно стремился, тогда мир распахнется перед тобой и все окажутся у твоих ног — все! Вдруг воздух вокруг тебя становится тонким, как в горах, и у тебя появляются сотни друзей и при этом не остается ни одного. Они косятся на твой пурпур, а их жены убеждают их, как замечательно он мог бы смотреться на них, и тогда отовсюду, из каждого угла, пахнет бедой. Кому ты можешь еще доверять? Знати никогда не доверяй, потому что каждый считает себя достойным твоего места. Ты можешь создавать своих людей из вольноотпущенников, которые думают только о деньгах, а не о троне: он все равно для них недоступен. Они связаны с тобой в счастье и несчастье, им ты можешь доверять. Но другие, патриции, отпрыски древних родов, ненавидят и презирают тебя, плетут интриги и заговоры. Здесь нужен железный кулак, Админий! Руби им головы, и если возможно, то сразу дюжинами! Попадутся невиновные — не жалей! Чем их будет меньше, тем надежнее окажется твой трон. В конце концов ты останешься один, без единого настоящего друга, опираясь только на тех, кого создал сам, но трон твой стоит твердо, и те, кто останутся, возненавидят тебя, но будут бояться. Страх, Админий, — главный инструмент правителя, не забывай! Плебеев можно держать в узде раздачей хлеба и играми, но знать — только страхом. Я пью за тебя, Админий, будущий король Британии, который не должен забывать, что над ним есть еще боги и римский император, — и ты спокойно можешь называть их одним именем.

После этого разговора, который обернулся скорее монологом Калигулы, Админий засомневался, правильный ли путь он выбрал и не лучше ли было объединиться с отцом.

С помощью охранников Калигула, шатаясь, направился к императорской палатке, перед входом его вырвало, и он недовольно отодвинул в сторону руки помощников.

— Я могу идти и один, оставьте меня в покое!

Калигула тяжело упал на постель к Цезонии. Императрица проснулась.

— Сегодня я покорил Британию, любимая, для тебя! Принц Админий — мой союзник, он — будущее. Да, Цезония, твоему супругу удалось завоевать остров варваров без единого взмаха меча. Милая шалость, не правда ли? Они обязаны мне в Риме триумфом — должен ли я принять его?

Заспанная Цезония поняла только половину из сказанного, но она твердо знала одно: нужно как можно скорее оказаться в Риме, ведь только там она могла насладиться своим новым рангом.

— Великолепно, Гай! Без единого взмаха меча? Тогда мы сэкономили кучу денег и можем истратить их на более приятные вещи. Я горжусь тобой! Когда мы возвращаемся?

Но Калигула уже уснул. Его пьяный храп заполнил палатку, и Цезония спрятала голову под подушками. В Риме все пойдет по-другому, там в ее распоряжении будет часть Палатинского дворца, и ей лишь иногда придется выносить его присутствие в своей постели.

Цезония Августа! Цезония Августа! Калигула обещал выпустить монеты с ее профилем. Она была супругой властителя мира и родила ему ребенка — за это можно было и храп послушать, и он теперь звучал в ее ушах сладкой песней.

На следующий день Админий исчез вместе со своими людьми. Калигула не придал этому значения.

— Возможно, он сам испугался собственной храбрости и снова залез в гнездо отца. Об этом можно не беспокоиться — Британия из-за внутренних распрей сама себя уничтожит и превратится для нас в легкую добычу. Но сенату придется уже сейчас присвоить мне звание Британика.

Калигула послал в Рим гонца с известием о победе, где оно было передано сенату в присутствии обоих консулов.

30

В Римской империи многие желали зла императору, и у всех были на то очевидные причины. Существовали сотни людей, которых он оскорбил, унизил, казнил близкого родственника или друга. А еще была в Риме кучка идеалистов. Их толкали на заговор не личные мотивы, а стыд за все происходящее. Эти люди с тоской вспоминали золотые времена Августа, который бесстрашно выходил на форум без охраны и принимал меры предосторожности только для того, чтобы его не задавила восторженная толпа. Он привык говорить:

— Меня заботит не то, что некоторые обо мне плохо говорят, а то, что они плохо делают.

Он запретил обращение «господин» и настоял на том, чтобы сенаторы оставались сидеть, когда он входил в курию. Никого не привлекали к ответственности за смелое изречение или даже дерзость.

Когда Секст Папиний, его отчим Аниций Цереал и императорский чиновник Бетилиен Басс затевали разговор о далеких золотых временах, конца ему не было видно. Никто из них не питал особой ненависти к Калигуле и не искал личной выгоды, но всех их мучило чувство стыда за Рим, и они считали любого другого приличного римлянина гораздо более подходящим на должность императора, чем жестокий полубезумный расточитель. Весть о крушении заговора повергла их всех в глубокую печаль.

— Слишком много людей знали об этом, — выкрикнул Папиний, — если целые легионы оказались задействованными!

Отчим попытался его успокоить:

— Легионеры ни о чем не догадывались. Они просто подчинялись легату Гетулику, который, скорее всего, посвятил в свои планы только некоторых офицеров.