Греко-персидские войны - Михаил Борисович Елисеев

Свои в своих же, весла и гребцов круша. А греки кораблями, как задумали, Нас окружили. Моря видно не было Из-за обломков, из-за опрокинутых Судов и бездыханных тел, и трупами Покрыты были отмели и берег сплошь. Найти спасенье в бегстве беспорядочном Весь уцелевший варварский пытался флот. (400–420).

Главной причиной поражения персов был неудачный выбор места для битвы, где они не смогли в полной мере использовать как быстроходные качества своих кораблей, так и подавляющее численное преимущество. На данный факт обратил внимание Плутарх, отметив, что число триер эллинов «в тесном проливе равнялось числу кораблей варваров» (Them. 14). Немалую роль в том, что битва случилась не там, где надо и не в надлежащее время, принадлежит Ксерксу. Царь лично вмешался в руководство военными действиями и «дал бой в самом неудобном для себя и в самом выгодном для противника месте – в том узком проливе, где он не мог развернуть всего множества своих кораблей» (Nep.Them. 4). Поэтому результат был закономерен.

Но неужели у персов совсем не было шансов на победу? Шанс был, и достаточно неплохой, для этого надо было только своевременно ввести в бой египетскую эскадру. Мы помним, что перед битвой Ксеркс отправил египетские корабли в обход Саламина, чтобы перехватывать убегающие греческие триеры. Однако царь перехитрил сам себя, поскольку вместо панического бегства эллины атаковали персидский флот. В итоге египтяне в сражении участия не приняли. Здесь уже возникает другой вопрос – почему Ксеркс не приказал египетской эскадре ударить по врагу с тыла? Можно предположить, что персидский царь до самого последнего момента верил в то, что греки будут разбиты и побегут с места битвы, а египтяне их всех переловят. А когда осознал масштаб катастрофы, что-либо менять было уже поздно. У командующего египетской эскадрой было четкое указание Ксеркса, где находиться и что делать. Даже если он и видел, как складывается ход битвы, то не имел права без указания свыше оставить позицию, а заниматься самодеятельностью не хотел. Вышло бы себе дороже. И действительно, согласно Диодору Сицилийскому, в поражении Ксеркс обвинил финикийцев (XI, 19), а к египтянам у него претензий не было, поскольку они делали то, что он им приказал. Но факт остается фактом – вычеркнув из битвы египетскую эскадру, персидский царь серьезно ослабил главные силы флота.

Если же называть главного творца победы при Саламине со стороны эллинов, то это, вне всякого сомнения, был Фемистокл: «Одержана была эта победа, правда, благодаря общей храбрости и рвению всех сражавшихся, но замысел и искусство принадлежали Фемистоклу» (Plut. Them. 14). Об этом писал и Корнелий Непот, отметивший, что Ксеркс был побежден «не столько оружием греков, сколько кознями Фемистокла» (Them. 4). Данный факт отмечает и Диодор Сицилийский. Спровоцировав персидского царя на битву, афинский стратег заставил делать Ксеркса то, что было выгодно эллинам.

Юстин приписывает Фемистоклу еще одну хитрость, повлиявшую на ход битвы: «Когда исход сражения был еще сомнителен, ионяне, по совету Фемистокла, начали мало-помалу выходить из битвы: их измена сломила боевой дух у других [сражавшихся]. Персы видят вокруг себя бегущих, их строй колеблется, и скоро они, побежденные в бою, сами обращаются в бегство» (II, 12). Но данные сведения вступают в противоречие с информацией Геродота, отмечающего, что малоазийские эллины храбро сражались при Саламине.

Рассмотрим вопрос о потерях сторон. Согласно Ктесию Книдскому, у персов погибло 500 судов (Persica, 26). Более правдоподобные цифры приводит Диодор Сицилийский. Он пишет о том, что эллины лишились 40 триер, а персы потеряли свыше 200 боевых кораблей. При этом историк оговаривается, что он не учитывает тех судов, какие были захвачены вместе с командой (XI, 19). Геродот ничего не говорит о том, скольких кораблей недосчитались персы. Но в дальнейшем приводит данные о численности флота персов после зимовки в Киме и на Самосе: «Вместе с ионийскими у них было триста кораблей» (Herod. 130). Получается, что в 479 г. до н. э. морские силы Ксеркса так и не оправились от понесенного поражения. Не исключено, что немало царских кораблей погибло во время возвращения в Малую Азию, поскольку наступило время осенних штормов. Отсюда и цифра в 300 судов. Юстин конкретных цифр не называет, а просто констатирует, что «много кораблей было захвачено [греками], много потоплено» (II, 12).

Плутарх и Геродот рассказывают о наиболее отличившихся в битве эллинах: «Первым, взявшим корабль, был афинский триерарх Ликомед; он срубил с него украшения и посвятил их Аполлону Лавроносцу во Флии» (Plut. Them. 14). «Отец истории» обращает внимание не только на отдельные личности, но и на целые полисы: «В этой морской битве наибольшую славу из эллинов стяжали себе эгинцы, потом афиняне, а из отдельных воинов эгинец Поликрит и афиняне – Евмен, сын Анагирунта, и Аминий из Паллены, который преследовал и Артемисию» (VIII, 93). Действительно, именно Аминий стал одним из героев битвы, первым атаковав вражеский корабль, а затем вместе с Соклом из Педиэи убив командующего флотом малоазийских эллинов Ариобигна. Если бы ему удалось взять в плен Артимисию, вне всякого сомнения, именно афинянин был бы признан лучшим бойцом среди всех союзников. Аминий был младшим братом Эсхила, а другой его брат, Кинегир, героически погиб во время Марафонского сражения.

При Саламине Аминий получил тяжелую рану и чудом остался жив. Интересный факт из его дальнейшей биографии рассказывает Клавдий Элиан: «Трагического поэта Эсхила обвинили перед судом в нечестии за какую-то его драму. Когда афиняне уже готовились побить его камнями, младший брат Эсхила Аминий, отбросив гиматий, показал свою по локоть отрубленную руку. Он храбро дрался во время Саламинской битвы, был изувечен в сражении и первый из афинян удостоился награды за отвагу. Судьи, взглянув на руку Аминия, вспомнили о его доблести и помиловали Эсхила» (V, 19). Можно не сомневаться, что Эсхил был таким же доблестным бойцом, как и его братья.

Но вернемся к Геродоту. Похвалив одних союзников, он подвергнул жесточайшей критике других. Речь идет о коринфском стратеге Адиманте и его людях. «Отец истории» пишет о том, что как только военачальник увидел