Новый Мир ( № 6 2012) - Новый Мир Новый Мир

Позднее наступило время „Бесов”. Но тут я был не один. „Бесы” — самая читаемая советской интеллигенцией книга послесталинских, скорее даже послехрущевских годов. „Вехи” читали все-таки немногие, а „Бесов” все. И восхищал отнюдь не Ставрогин, а Верховенский-отец и губернатор Лембке — персонажи комические. Интеля смеясь расставались со своим прошлым».

…Сколько любопытного все-таки узнаешь про иных «интелей»: «надо было», оказывается, «дать демоничность», «христианского дионисизма» подпустить. Парамонов, одним словом.

Вадим Перельмутер . Свобода стиха. — «Арион», 2012, № 1.

Редкое — по нынешним временам — исследование поэтики… Евгения Винокурова (в частности, его выстраданной верлибристики).

С этого номера в журнале возникла и новая рубрика — «Мой важный поэт».

«Мы решили время от времени обращаться к известным поэтам и критикам с просьбой назвать наиболее „важного” из действующих стихотворцев: наиболее на данный момент значимого, с точки зрения пишущего. Хотя сама эта значимость может определяться не только „общепоэтическими”, но и какими-то частными, даже личными причинами».

В этом номере Виктор Куллэ говорит об Олеге Чухонцеве, Олеся Николаева — о Николае Кононове, Мария Галина — об Олеге Юрьеве.

Лешек Шаруга. Эксперименты Шимборской. — «Новая Польша», Варшава, 2012, № 2 <http://www.novpol.ru> .

Сначала — стихотворение ушедшей недавно великой поэтессы под названием «Маленькая девочка стаскивает скатерть»:

«Вот уже год на этом свете, / а тут еще не все исследовано / и взято под контроль. // Теперь опробуются вещи, / которые не двигаются сами. // Нужно им в этом помочь, / подвинуть, подтолкнуть, / брать с места и переносить. // Не все хотят, например, шкаф, буфет, / неподдающиеся стены, стол. // Но скатерть на столе упрямом / — если схватиться за края покрепче — / согласна ехать. // А на скатерти стаканы, ложки, чашка / аж трясутся от охоты. // Очень интересно, / какое они выберут движенье, / когда окажутся уж на краю: / гулять по потолку? / летать ли вокруг лампы? / прыгнуть на подоконник, а оттуда на дерево? // Мистер Ньютон пока ни при чем. / Пусть себе смотрит с неба и машет руками. // Эта попытка сделана должна быть. / И будет сделана» (перевод Натальи Астафьевой).

Шаруга приводит анализ этого стихотворения Милошем (который, закавычивая, называл В. Ш. «легким», то есть не оказывающим читателю сопротивления поэтом) — в эссе «Шимборская и Великий Инквизитор»: «Обращаясь к сочиненной Иваном Карамазовым Легенде о Великом Инквизиторе, к тому, что Христос отверг соблазн с ангельской помощью преодолеть законы всемирного тяготения и, наконец, освобожденный из темницы, одарил поцелуем Своего гонителя, Милош объясняет, что силу тяготения преодолевает — а значит, доказывает, что эксперимент может опровергнуть упрочившуюся уверенность в неизбежности обычного хода вещей, — благодать: „Единственное исключение — благодать, противопоставленная этой силе тяготения, то есть как бы молчаливый поцелуй Иисуса, данный Великому Инквизитору. Так что, как видно, под невинным стишком Виславы Шимборской таится пропасть, в которую можно углубляться почти без конца, какой-то темный лабиринт, по которому, хочешь не хочешь, мы блуждаем на протяжении жизни”.

Такой же маленькой девочкой, заново и наново экспериментирующей и по-прежнему удивленной тем, что то, что есть, таково, каким оно должно быть, — остается и та, что написала это стихотворение. Потому что всегда в конце любого опыта — любого ее стихотворения — неизбежно возникает вопрос, на который нет ответа: должно ли так быть? И совершенно ли очевидно то, что есть? И можно ли этому противостоять, а если можно, то как? Да вот так: не уставая возобновлять опыты, потому что, как она написала в стихотворении „Луковица”: „И не дан нам (...) / идиотизм совершенства”.

Ничуть не преувеличивая, Шимборскую можно счесть поэтессой, каждое новое стихотворение которой, каждое новое творение, — это возобновление такого опыта, эксперимент, в том числе и языковый».

Составитель Павел Крючков