Восстание на Боспоре - Виталий Полупуднев

– Сейчас, сейчас, милостивый господин! Уснул я, к стыду моему. Будь милостив!

Всадники уже сидели на конях, готовые сразу ринуться в ворота, смять свиту Саклея, изрубить ее и скакать дальше наудачу в сторону рынка, где ворота города, по словам Астрагала, охранялись слабо. Бунака привязали к седлу арканом, чтобы не свалился.

Но у Лайонака не клеилось с замком, он не мог найти нужный ключ. До сознания Саклея тем временем дошло, что во дворе творится неладное. Аорс кричал не зря. Волосы зашевелились на голове от страшного предположения. Как бы в подтверждение его догадки, распахнулось окно в самом верху дома, рядом с теремом Гликерии. Оттуда показалась голова Аорса и истошный крик рассек тьму ночи:

– Господин! Хозяин! Саклей, сын Сопея! В твоем доме – разбойники! Купец, гость твой, обокрал тебя! Он освободил Бунака! Имя купцу – Лайонак!.. Эге-ге!.. Сейчас они распахнут ворота и убьют тебя! Берегись!

Мимо проезжал многоконный отряд дандарийских всадников.

– Стойте! – закричал им Саклей. – Стойте! Скорее на помощь! Я – Саклей, друг царя и лохаг пантикапейский! В моем доме грабители и бунтари!

– О господин! – продолжал взывать Аорс. – Я сослужил тебе службу, так не забудь этого, не вини меня и не наказывай строго!..

Теперь уже во многих домах вспыхнули огни, подбегали вооруженные горожане. Около ворот образовалась толпа конного и пешего люда, готового содействовать Саклею.

– Конные – с седел не слезать! – распоряжался Саклей. – Если они выедут верхами, атакуем их!.. Пешие – готовьтесь встретить их копьями! Вспарывайте мечами животы их лошадям, стреляйте из луков во всадников! Никто не уйдет из наших рук! Вот он, тот заговор, который я пытался раскрыть!..

Лайонак почувствовал, что обстановка изменилась и им никуда не уйти отсюда. Ворота раскрывать нельзя, так как пробиться не удастся.

– Слушайте, братья, – обратился он к своим воинам, – слезайте с коней – и все в дом! Будем обороняться внутри дома!

Он уже все обдумал. Его словно озарило. Взволнованный, преисполненный внутренним огнем, он подозвал юркого Астрагала и приказал ему:

– Проберись через город к Атамазу или к Савмаку, передай им, что я и Бунак окружены в доме Саклея. Проси помощи! Скажи им и всем рабам, кого встретишь, что ждать больше нечего, ибо – час настал!

– О! – выдохнул раб восторженно. – Час настал!

Астрагал скинул с себя рваный кафтан, бросил на землю оружие, оставив при себе лишь кинжал, отобранный у Аорса, и быстро вскарабкался по дереву на высоту каменного забора, увенчанного гребенкой острых кольев. Факелы давали мало света, трудно было рассмотреть, как он перебрался через страшные зубья и исчез за забором. Добрался ли он до рыбных ям, нашел ли Атамаза, – Лайонак так и не узнал.

Восстание рабов в порту и в рыбных сараях, как это стало известно позже, началось несколько ранее, само собою. Раскаленная лава человеческих страстей достигла кратера вулкана и хлынула по его склонам всесокрушающими потоками.

Раб Астрагал пропал в эту ночь – возможно, он погиб, как и сотни других таких же людей, славных своим геройством, но оставшихся неизвестными для истории.

7

На небосклоне взошла луна, озарила Пантикапей. Возле ворот Саклеева дома пылали факелы, воины рубили топорами ворота, таранили их крупами лошадей. Ворота трещали, но не поддавались. Лайонак, Бунак и люди Таная проникли в дом через ту дверь, которая вела в подвал. Войдя, задвинули железный засов. Как и предполагал Лайонак, там оказалась внутренняя лестница, ведущая наверх. По ней Аорс сумел так быстро добраться до слухового окна под самой крышей.

– Двое вперед, найти Аорса и сбросить его живого вниз. Это ему награда за предательство!

Проникнув во второй этаж, они тщательно завалили лестницу чем попало, а сами заняли позицию у окон, выходящих во двор. Торопливо хватали со стен развешенное оружие, ломали дорогую мебель, намеревались использовать ее обломки как метательные снаряды.

– Держаться будем до последнего человека! – наказывал своим спокойным голосом Танай, расставляя воинов против окон. – Нас выручат!

– Да, да, – подтверждал Лайонак, – к нам придут на помощь!.. Готовьтесь поджечь дом по моему сигналу!.. Только вот девушку следует найти и освободить!

Он кинулся было на чердак вслед за воинами, но Аорс все двери запер на крепкие замки. Хода наверх не оказалось.

Среди роскошного зала развели костер. Горящую мебель выбрасывали во двор, на головы хозяйской челяди. Саклей слышал треск огня и рвал свои седые волосы.

Бунак почувствовал себя бодрее. Он осматривался с изумлением, пораженный тем, что творилось. Никак не мог поверить, что человек с мягкой бородой, одетый богатым купцом, – друг его Лайонак.

Тот протянул ему полный фиал и сказал с улыбкой:

– Пей, Бунак, Саклеево вино, подкрепись!.. А за то, что вытерпел муку, не выдал никого, спасибо!.. Может, нам и не удастся выйти живыми из этого дома, но мы умрем не напрасно! За нас отомстят!

– О Лайонак, ты не смотри, что я изранен, я хочу драться! Я еще доберусь до печени Саклея! Хоть и трудно мне… соски на груди Саклей огнем выжег. А на спине – живого места нет. Ой!..

Он хлебнул вина и с перекошенным лицом, отражающим пережитые страдания и ненависть, стал бросать вниз египетские вазы, которые хозяин ценил дороже золота.

Рухнули ворота. Во двор ворвалась орава конных дандариев, пеших горожан и ночных стражей. Навстречу им полетели расписные амфоры, финикийское стекло, резные ларцы и камни из развороченного очага. Саклей кричал неистовым голосом и метался по двору как одержимый.

– Взламывайте двери! – приказывал он. – Олухи, трусы! Чего испугались? Я вас награжу, а того, кто струсит, волею царя на кол!..

Мимо пронесли на руках воина с обожженными лицом и грудью, рослый страж, зажимая рану на боку, бежал, забыв на земле меч. Сверху летели пылающие обломки, за ними стрелы сарматские, скифские и даже таврские длиною в рост человека. Все, что было найдено в доме-музее, осажденные использовали как оружие для отражения беспорядочной атаки дандариев. Лайонак, отличный лучник, стрелял без промаха. Нападающие с проклятиями отхлынули от дома, оттаскивая раненых. Убитые лежали в лужах крови, среди дымящихся кусков красного и черного дерева, привезенного из далекой Ливии за дорогую цену.

– О боги! О боги! – взывал Саклей в исступлении. Он забыл о смертельной опасности и подбежал к окнам, потрясая кулаками. Он хотел призвать на головы разбойников все силы аида, но не успел.

Дрожа от ярости, Бунак выхватил из рук Лайонака лук и стрелу, оттолкнул друга локтем и выставился из окна. Направив на врага своего острие стрелы, крикнул ему:

– Получи, проклятый старик, должок от раба твоего – Бунака!..

Стрела угодила старому вельможе прямо в рот, выбила передние зубы, рассекла язык и, пронизав горло, вышла из-под затылка. Он упал навзничь, взмахнув руками.

В этот момент Аорс спускался по потайной лесенке, держа за руку Гликерию. Оба они оказались свидетелями смерти их хозяина. Побледнев от волнения, девушка поняла, что совершилось нечто необыкновенное и страшное. Она не знала, кто засел в доме, но суматоха и трупы во дворе так поразили ее, что она желала теперь лишь одного – скорее покинуть этот ад.

Первый приступ был отбит. Осажденные пили по очереди из амфоры и вытирали рукавами потные лбы.

– Как, помощи еще нет? – спрашивали воины.

– Будет! – громко отвечал Лайонак, поглядывая на ворота и прислушиваясь.

Всюду двигались огни, кричали люди. Улицы превратились в подобие развороченного муравейника. Часть дома загорелась, в окна ударяли клубы белого дыма.

Двое панцирников оттащили тело Саклея. Теперь ему было все равно. Он глядел остекленевшими глазами во тьму далекого неба. Взгляд мертвеца казался осмысленным, еще не успел утратить выражения, которым горел в последний миг жизни.

Так неожиданно, отлучившись на короткое время с царского столованья, погиб старый лохаг Пантикапея Саклей, сын Сопея, один из последних радетелей Боспорской державы Спартокидов.

8

Скифский медок, привезенный из борисфенских стран купцом Халаидом, сделал свое дело. Царь, все его сановники и гости никогда ничего подобного не пили. Вначале развязались языки, потом речи стали невнятными и многие боспорцы и понтийцы, всегда с презрением отзывающиеся о «пьяницах-скифах», сами свалились под столы. Наиболее крепкими оказались Диофант и, как это ни странно, сам царь. Они продолжали беседовать, еле ворочая языками.

Олтак нес стражу и отвечал за безопасность пирующих, так же как и за порядок в городе. Когда он подошел к царю и сказал, что в городе шум и вспыхнули пожары, Перисад махнул костлявой рукой и одеревенелыми губами произнес с трудом: