Измена (СИ) - Макарова Анна

Меня никогда не смущала разница в нашем с ней возрасте. Меня лишь напрягал наш социальный статус, так как я ничего не мог ей дать. Я всегда привык жить одним днем, не заботясь ни о чем и ни о ком, кроме себя. Мне было нечего ей предложить, а жить за чужой счет никогда бы не позволило ни мое эго, ни гордость. Именно об этом я и думал в тот миг, когда она как нимфа снизошла до всех гостей, привлекая внимание каждого мужчины.

Тогда появилась эта проклятущая ревность. Понимал же, что ввязываюсь в жгучий котел, где мне светит прямая дорога в ад. Отчетливо представлял, какие последствия могут быть для нас обоих. Все было так запутанно. Ее муж. Семья. Статус. Моя свобода. Ребенок, который и послужил для меня точкой невозврата в чертовой мести.

Наша первая близость стала для меня чем-то запредельным. Эдакий запретный плод, ядом пропитавший все внутренности, что свел с ума и разрушил впоследствии нас обоих. Я все видел. Я чувствовал. Ощущал дикую потребность в ней в тот злосчастный день. И она ответила взаимностью. Бесспорно.

Все было слишком очевидно. Я не понимал ничего, потому что впервые столкнулся с подобным. Впервые в жизни. Я сам себе из раза в раз внушал, что это не навсегда. Ну, развлечемся и довольно. Но с каждой последующей встречей, я привязывался к ней все больше и больше. Из раза в раз чувствовал в груди, что меня в скором времени разорвет на миллиарды частиц, если я ее хотя бы не увижу, не прикоснусь к ней, не услышу голос.

Выдуманное ею имя «Фолегар», оброненное из таких желанных уст, стало для нас обоих чем-то личным, что знали только мы: я и она. Это так много значило и значит для меня до сих пор.

Но как назло после нашей близости блондинка стала игнорировать меня. Я как умалишенный названивал ей, прогоняя при этом лишние мысли о том, что она — мой шанс доказать самому себе, что женщина не имеет веса в мире, где она предает, так или иначе, собственного ребенка без каких-либо на то причин. Я знал, что рано или поздно она поступит точно так же, как моя мать. Она стала моим наваждением. Полной ассоциацией моей матери. И все же я смирился с утратой. Ровно до тех пор, пока она вновь не оказалась на пороге моего дома.

Ее слова о семье, муже, в частности, люто бесили меня. Хотелось кричать с полным надрывом в голосе о том, как же она неправа. Как же ошибается. И после… Каждый раз, когда она уходила от меня, возвращаясь домой к своему мужу и ребенку… Меня словно парализовало от злости, потому что я считал это предательством. Я ревновал ее и к Адаму Холду, именно поэтому старался всячески не допускать их встреч наедине. Взять хотя бы тот семейный ужин, на который я прорвался без спроса. Не имел права на все это, но по-другому не знал, как поступить.

Потому что видел, чувствовал и ощущал ее взаимное притяжение. Это было нечестно именно по отношению ко мне, хоть я и сам заварил всю эту «кашу». Противоречие с каждой новой встречей лишь усугублялось моим психическим расстройством, которое я прожигал в ночных клубах в попытке забыться либо травкой, либо алкоголем, либо же доступными цыпочками. Так все и было.

Но было и одно… но!

От таких людей, как я, бегут не оборачиваясь. Держатся как можно дальше. Почему же она, видя меня насквозь, не сделала этого? Ее попытки, будем честны друг перед другом хоть сейчас, были лишь видимостью. Но все же были. И это сильнее путало меня самого…

Мне так сильно нравилось проводить с моей блондинкой каждый миг, мгновение каждого последующего дня. Я понял, что она далеко не все… Она стала единственным в этом мире человеком… Не побоюсь таких громких слов, с кем мне было хорошо, с кем я впервые за долгие годы снимал маску легкомысленной сволочи и наблюдал в тишине ночной за ней, изучая как некий драгоценный экспонат. За бесящей блондинкой. Тогда еще моей целеустремленной, смышленой и безумно красивой девушкой.

Я искал во всем предлог. Абсолютно. Беспрестанный секс, например, во время нашей встречи в кафе, перед которой я нажрался как свинья у себя в квартире, случайные мимолетные столкновения. Все. Все это было не случайностью, а лишь моим предлогом увидеть ее. Полароид Дэвида Кэмпбелла, передаренный мне по ее же глупости, послужил неким поводом задуматься… Почему она так поступила? Действительно ли я могу что-то значить для нее, раз она так начала поступать с собственным мужем? Как далеко она сможет зайти в наших с ней непростых отношениях, завязанных на нездоровом, нереально жадном влечении друг к другу?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вопросы относительно моей матери сдвинулись назад, выдвигая в список актуальных поведение девушки, в поступках которой стало так же прослеживаться нездоровое влечение.

Стало интересно разгадать ее загадку, вызванную отношением к моей непростой персоне. Я словно в трансе выкрал свою цыпочку из ее же дома, только потом осознавая, что я сделал. Я. Похитил. Человека. Просто потому, что захотел. Потому что мог себе это позволить. Грубо говоря, конечно, но так оно и было, ибо по глазам девушки можно было считать испуг вперемешку с непониманием и долей любопытства.

Как только я поделился с ней самым сокровенным воспоминанием из детства, а после узнал о пропаже документов ее мужа… Я как ребенок обрадовался возможности проводить с ней еще больше времени, чтобы вновь ощущать это странное чувство умиротворения.

Но поток мыслей так сильно охватил меня… Сложно объяснить. Это происходило подобно полному помутнению рассудка. Я хотел, но не мог себя в такие минуты контролировать полностью. Мою голову словно разрывало от невозможности остановить адскую боль. Одна часть мозга полностью в считаные секунды затмевала другую, не отдавая отчета контролю за совершенные действия. И слова, оскорбительные слова, которые я обрушил на нее в тот вечер, не сознавая этого.

Все это в итоге переросло в манию о ней. Да, я начал полностью контролировать жизнь этой женщины. Следил. Убивался от ее кошмаров. Ненавидел за ее полное, как мне казалось, безразличие ко мне, вызванное тем, что она вновь игнорировала наши отношения. Хотя сейчас, сидя на этом стуле, я понимаю, что она просто была унижена мною. Морально подавлена. Ведь я высказал в порыве полного беспамятства то, что она наверняка из раза в раз и сама прокручивала в голове, убеждая себя, что все не так, как оно было в действительности. Но было поздно что-либо менять. Я тогда назвал ее впервые шлюхой…

Жалел ли я о сказанных обидных словах? Честно, да. Жалел. Не потому, что сглупил из-за болезни. Потому что чувствовал вину за собой. Ведь по факту это я соблазнял ее из раза в раз, на что она ответила впоследствии взаимностью, не удержавшись.

Но как только она начала отталкивать меня все больше, а затем и вовсе выставила за порог своего дома, я решил проучить ее, осуществив одну задумку. Я знал о футбольном матче ее сына.

Знал. И именно поэтому заманил девушку в бар, подкупив знакомого бармена, чтобы он позвонил ей и передал послание. Знал, что совесть ее заставит прийти и помочь мне. Так оно и случилось. Она пришла. Воспользовавшись случаем, хотел еще раз поговорить с ней, но из-за выпитого лишнего алкоголя, не удержался и вновь утонул в нашей страсти, распаляя и душу, и тело все больше и больше. Не удержался, одним словом. И она пропустила первый важный матч своего сына, полностью растворяясь в нашей совместной агонии. Вот и случилось то, чего я ожидал в самом начале. Она предала собственного ребенка, вот только я не был в итоге рад этому.

Но… после аварии и чудом спасшегося Джеймса, которого я прикрыл собственным телом, понял, что этот мальчишка не виноват в том, что один придурок однажды пострадал из-за своих же родителей. Чувство вины накрыло с головой, отрезвляя потихоньку разум жестокой правдой. Ведь, если бы с мальчишкой, и правда, что-то произошло… Я бы никогда не простил себе этого. Никогда в жизни!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Как оказалось, это не она предала сына, а я подстроил все так, как было выгодно мне же самому. Какая глупость…

Я думал, что мне нужно только ее тело. Она и сама, наверное, думала точно так же. Я уверен. Да все вокруг наверняка бы так и посчитали, узнай о нашей неадекватной связи. Но я всегда нуждался в ней, как в своем собственном кислороде, чтобы элементарно жить.