Сталинград - Андрей Иванович Еременко

замыслов. Для этой цели на самом дальнем, правом крыле Сталинградского фронта 21‑я и 63‑я армии в конце августа успешно провели операцию по захвату и расширению плацдарма на правом берегу реки Дон, в районе Рубежанский, Котовский, Беляевский, а также в районе Распопинская, Клетская; эти действия имели целью и оказание помощи сталинградцам. 1‑я гвардейская армия расширила плацдарм в малой излучине Дона, в районе Ново-Григорьевская, выйдя здесь на рубеж Мело-Меловский, М. Ярки, Шохин, Сиротинская.

В период с 25 сентября по 4 октября на юге также были проведены две важные операции.

Первая операция имела целью захватить межозерные дефиле, находившиеся в руках противника, чтобы тем самым создать выгодные условия для предстоящего наступления. Контрудар осуществляли 57‑я и 51‑я армии, хорошо выполнившие свои задачи. После проведения операции левый фланг 57‑й армии выдвинулся на рубеж Цаца, Семкин, обеспечив за собой выход из дефиле между озерами Сарпа (север.), Цаца, Барманцак.

Вторая операция, содержанием которой был удар на Садовое, проводилась 51‑й армией; о результатах ее говорилось выше.

Операции на юге дали нам прекрасный разведывательный материал: они показали большую чувствительность румын к нашим ударам, их слабую устойчивость. 57‑я армия в ходе операции разгромила 4‑ю пехотную румынскую дивизию, потерявшую несколько тысяч человек и всю артиллерию. Большие потери понесла также 1‑я пехотная румынская дивизия.

Таким образом, северо-западнее и южнее Сталинграда наши войска захватили и подготовили плацдармы, которые впоследствии и составили хорошие исходные районы для контрнаступления. Естественно, что суть и цели этих мероприятий держались в строжайшем секрете и были известны лишь нам с Никитой Сергеевичем.

Как-то в сентябре 1942 года, в конце одного из наших переговоров по ВЧ с И.В. Сталиным, я вернулся к вопросу, поднятому мной в Москве при моем назначении, – к вопросу о подготовке контрнаступления. Переговоры, хотя и по ВЧ, велись, конечно, с соответствующими предосторожностями.

– Товарищ Семенов, – обратился я к Верховному Главнокомандующему (это был псевдоним Сталина для разговоров по телефону; мой псевдоним был Иванов), – не пора ли начать подготовку для «переселения»? И на севере, и на юге условия для этого созревают.

– Хорошо, товарищ Иванов, – ответил И.В. Сталин, – подумаем над вопросом подготовки «переселения».

Из переговоров стало ясно, что и в Ставке также вынашивался план контрнаступления.

Вообще в ходе Сталинградской обороны, организуя различные контрмероприятия, контрудары, контратаки, проводившиеся войсками обоих фронтов, как непосредственно оборонявшими Сталинград, так и действовавшими на флангах вражеской группировки, мы с начальником штаба фронта не раз обсуждали вопросы, связанные с предстоящими наступательными боями. И так как вопрос о контрнаступлении для нас уже стал самым насущным и волнующим, то сейчас же завязывалась оживленная беседа. Мы пришли к единому выводу о том, что гитлеровские войска под Сталинградом находятся накануне серьезного кризиса.

Враг понес здесь жестокие, невосполнимые потери; все его потуги сколотить резервы безуспешны. Все планы захвата города и назначенные для этого сроки провалились. Продолжавшиеся бешеные наскоки наземных частей и бомбежки с воздуха являлись, несомненно, судорожными усилиями смертельно раненного чудовища.

Близилось время, когда предстояло, не прекращая сопротивления в городе, нанести удар врагу в самых уязвимых для него местах – на северном и южном флангах его сталинградской группировки.

Обсуждая вопросы, связанные с предстоящими наступательными боями, мы невольно возвращались к героическим дням обороны, к дням, когда враг был значительно сильнее нас. Мы вспоминали, как укреплялось и возрастало сопротивление наших войск. По долгу нашей службы мы с начальником штаба фронта ежедневно занимались организацией обороны, организацией всех контрмероприятий (контратак, контрударов), проводившихся обоими фронтами, руководя всеми войсками, как непосредственно оборонявшими Сталинград, так действовавшими на его флангах и игравшими не меньшую роль. Мы всегда были в курсе всех оперативных боевых дел, хорошо знали противника.

По данным разведки, а также и из непосредственного опыта боевых действий нам хорошо были известны немецкие военачальники, возглавлявшие вражеские войска под Сталинградом. Это прежде всего командующий 6‑й армией генерал-полковник Паулюс (звание генерал-фельдмаршала присвоено ему было позднее, за два дня до капитуляции) и его начальник штаба генерал Шмидт, которые, несомненно, были способными и опытными военачальниками; хотя перед ними и была поставлена неразрешимая задача, они проявили немало изворотливости в стремлении выполнить ее. Нельзя также отказать в опытности и напористости командующему 4‑й танковой армией генерал-полковнику Готу. Зверством и нацистским фанатизмом зарекомендовал себя командующий 4‑м воздушным флотом генерал-полковник фон Рихтгофен.

Знали мы, конечно, и командиров рангом ниже – командиров корпусов и дивизий. Среди них – командир 29‑й танковой дивизии Фромери, несмотря на свою молодость, достаточно опытный и решительный командир; командир 297‑й пехотной дивизии генерал-лейтенант Пфеффер, отличавшийся непомерным честолюбием, всегда стремившийся быть на виду у начальства; это был авантюрист, который, не считаясь с потерями, бросал дивизию в бой при любых обстоятельствах; подчиненные отзывались о нем с нескрываемой злобой и презрением. Имелись у нас данные обо всех более или менее крупных военачальниках.

Часто о боеспособности румынских войск в период минувшей войны отзываются неодобрительно. Битые немецкие генералы делают это в форме, оскорбительной для национального достоинства румынского народа. Нельзя не согласиться с тем, что боеспособность румынских соединений уступала боеспособности соответствующих немецких, но надо, конечно, правильно осмыслить причины этого. Во-первых, если большинство немецких солдат было действительно одурачено длительной нацистской пропагандой, то этого нельзя сказать о румынских крестьянах, насильно переодетых в солдатские шинели. Подавляющее большинство румын, не только солдат, но и офицеров, не понимало целей, за которые они вынуждены были проливать кровь, а зачастую и расставаться с жизнью. Кроме этой основной причины, было и много других, серьезно ослаблявших боеспособность румынских войск. Зачастую они были вооружены устаревшим оружием, ощущали нехватку в боеприпасах, плохо снабжались другими видами довольствия, о чем я говорил уже выше.

Хорошо представляя себе слабость флангов сталинградской группировки противника, на которых располагались как раз румынские войска, мы и планировали нанести решающие удары именно против этих флангов.

Но вернемся к нашей беседе с начальником штаба. На сей раз мы детально обсудили все существенные вопросы: о направлении ударов, районах сосредоточения и исходных районах для наступления, о частях врага, против которых нацеливался удар, его резервах, их дислокации и т. д. Так выкристаллизовывался наш план, родившийся в результате длительного, конкретного и всестороннего изучения оперативной обстановки; он основывался на знании своих войск, на их стремлении отсюда, из-под Сталинграда, начать освобождение родной земли; план учитывал силы и состояние противника, положение материального обеспечения. Придя к совершенно определенным выводам, мы решили сформулировать их письменно. В итоге 6 октября 1942 года в разгар оборонительных боев в городе командование Сталинградского фронта направило в Ставку по ее просьбе документ, излагающий