Бремя власти - Игорь Анейрин

— Отчего же? Ведь маги совершенно невиновны в том, что произошло. Даже наоборот: насколько мне известно, именно они первыми самоотверженно попытались спасти мир от опасности.

— Пытались?! — Епископ презрительно скривил губы. — Я тоже могу попытаться сдвинуть с места солнце. Боюсь только, что у меня ничего не получится. Но если при этом я буду громко кричать на весь мир о том, что я хочу это сделать, то подозреваю, что меня сочтут умалишённым. Пустые попытки недорого стоят, милорд.

— Пустые? — Эдмунд вскочил с места и взволнованно сделал несколько шагов к камину и обратно, остановившись перед Вопрошающим. — Как вы можете говорить это? Именно маги создали купол, который худо-бедно ли, но до сих пор оберегает наш мир от вторжения тёмных сил. И уж кто-кто, но совершенно не они виновны в том, что эта напасть свалилась на королевство…

— А вы уверены в этом, милорд? — тихо спросил Гровен, сразу прервав поток возмущённых слов, лившихся из уст Эда.

— Что вы имеете в виду!?

Епископ скрестил на груди руки.

— Послушайте внимательно, сын мой. Знаете ли вы это наверняка и готовы ли с чистой совестью, беспристрастно и со знанием дела поклясться в том, что ни один из магов не приложил руку к тому, что тонкая плёнка между мирами порвалась и полчища нечисти ринулись в наше королевство? Что миры соприкоснулись и перемешались без всякого влияния волшебной силы?

Эдмунд ошарашенно замолчал.

— То-то и оно. — Монах с суровым видом кивнул. — Любой из магов обладает удивительной и неподвластной человеческому разуму силой. Силой, которая непонятно откуда взялась и чем — или кем — питается. Каждый раз, воздействуя на ход событий, любой из магов оказывает на окружающий мир такое влияние, которое соизмеримо с совместными усилиями десятков, а то и сотен человек, а многие из магов обладают могуществом, которое и вовсе недоступно людскому пониманию и превосходит человеческие возможности так, как сила слона превосходит силу муравья. И каждый раз под влиянием этой силы весы в руках Аира испытывают сильнейшие колебания, грозя разрушить равновесие, являющееся основой нашей жизни. Что уж говорить о том, что произойдёт, если какой-нибудь из магов, или — да хранят нас все святые от этого — несколько из них сделают свой выбор и одновременно направят свои таланты в пользу Инэ или Телара. Всё, что произошло в те давние времена, с уверенностью подсказывает нам, что именно коллективные усилия нескольких могущественных колдунов — направленные усилия, приложенные с определённой целью — привели к разрушению этого равновесия, привели к тому, что грань между реальностями стёрлась и мы оказались лицо к лицу с теми существами, которым не место на нашей земле.

Епископ поднялся с кресла.

— При всем уважении к вам, милорд, и к тем чувствам, которые вы испытываете к мастеру Миртену и мастеру Ирмио — тем людям, которые спасли вас и дали вторую, а то и третью жизнь, должен заметить, что было бы лучше для всех нас, если бы маги никогда не существовали. Повторяю, что не имею никаких претензий лично к этим двоим — кажется, они на вашей стороне, что меня вполне устраивает. И, прежде чем продолжить разговор, я, с вашего позволения, попрошу принести вина — в горле совсем пересохло.

Эдмунд сидел в некоторой растерянности. Яго Гровен вроде бы прав, но… где-то в подсознании упрямо сидела мысль, что что-то здесь не так. Маги были разными людьми: хорошими, как Миртен или Ирмио, наверное, дурными, как тот чёрный помощник Рича Беркли, Сайрус — он, как подозревал юноша, тоже имел некоторое отношение ко всем этим делам, — но всё же не настолько плохими, чтобы бесповоротно перейти на сторону нечисти. Даже не разумных дхаргов или разных безмозглых зверей, вроде глорхов, а на сторону нежити — тварей, не принадлежащих миру людей и настроенных по отношению к этому миру однозначно враждебно. Мастер Ирмио, с которым Эдмунд довольно тесно общался во время своей болезни, несколько просветил его на этот счёт, так что у юноши сложилось вполне определённое представление об этих существах. Существах, обладавших иным, чем человеческий, разумом и воспринимавших людей почти всегда только как пищу. Представить себе, что кто-то из магов смог найти общий язык, например, с тенями — это просто не укладывалось в голове. Зачем? Ничего, даже отдалённо напоминавшего ответ на этот вопрос, Эдмунд придумать не мог. И, судя по всему, ответа не существовало вовсе, ибо по собственному почину впускать в свой дом тварей, которые видят в тебе только мясо на косточке, не просто неразумно, а катастрофически и необъяснимо глупо. Впускать в надежде, что ты сможешь поговорить с ними и их убедить. Чушь. Тени или, например, ходячие скелеты — говорят, бывают и такие — не слышат людей. У них нету ушей.

Или Гровен имел в виду другое — то, что маги разрушили барьер между мирами, сами того не желая? Для какой-то цели несколько магов соединили свои усилия, не предполагая того, что они нечаянно разрушат тонкую плёнку между реальностями и впустят в мир злобных потусторонних существ? Нет, это глупо и нелогично. Глупо потому, что трудновато себе представить с десяток высокоучёных магов, которые соединяют свои силы в невиданную мощь, но при этом даже не дают себе труда подумать о последствиях. А нелогично потому, что тогда вообще не имелось никаких оснований обвинять магов в чёрных замыслах, как это только что делал епископ. Третьего варианта решения у Эдмунда не было — только первый и второй, и в каждом их них сидел червь сомнения, подтачивавший стройную систему умозаключений, сделанных Яго Гровеном. Чёрт, подумал юноша раздосадованно. Чёрт, чёрт, чёрт… У меня так много книжных знаний, но так мало жизненного опыта… Что, в конце, концов, хочет от меня этот Светлейший доктор?

Эдмунд в задумчивости посмотрел на епископа. Что и говорить: еще с пару месяцев назад всё увиденное и услышанное произвело бы на него неизгладимое впечатление и, возможно, заставило бы пересмотреть некоторые устоявшиеся взгляды на окружающее. Он мысленно усмехнулся. Представить себе такое? — он и сейчас иногда воспринимал происходящее как некий сон. Вот он проснётся — и снова окажется на лежанке в каком-нибудь чулане возле кухни. А проснётся непременно от гневных воплей мастера Гербера. Интересно, кстати, как он там?

Как ни странно, он даже получал некое удовольствие от происходящего. Как будто очнувшись, снова вернулся в привычный ему мир. Мир знакомый, но крепко подзабытый, и у молодого человека было стойкое ощущение того, что он не познаёт его, а как бы вспоминает то, что когда-то уже знал. Можно подумать, в глубине его подсознания в течение всего детства и юношества постоянно подрёмывало некое ощущение того, что он случайно попал в это место и рано или поздно всё вернётся на круги своя.